Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
Советник тяжело вздохнул, не встречая понимания.
– Но какой ценой… – Алена чувствовала горечь от всего, что случилось.
– Ценой?! – Штурмин взметнул брови вверх, – о какой цене ты говоришь, Алена? Я не мыслю категориями обывателей. Я должен смотреть глобально. Запомни: в делах государственных цель почти всегда оправдывает средства. Интересы государства редко совпадают с интересами отдельных представителей народа.
Глядя глаза-в-глаза, они не понимали друг друга. Да и хотел ли кто-то из них понять?
Штурмин находился под впечатлением от собственного величия, Соболева же фактически была раздавлена последними открытиями.
– И я тоже всего лишь винтик в твоей машине? – осознавать собственную никчемность в глазах любимого мужчины больно, очень больно понимать, что тебя использовали, а затем просто выкинут, как старую куклу.
Не сводя взора с направленного на него пистолета, советник не торопился с ответом.
– Опусти ствол, – сухо произнес он.
Как бы ей хотелось, отбросив оружие в сторону, заключить Бориса в объятия, прижав его голову к своей груди объяснить, как бестолковому мальчишке, что он не прав, что заблуждается в суждениях и обижает ее своими поступками. Но гнев, засевший глубоко внутри, не позволял сделать шаг навстречу, нервно пульсировал в мозгу, контролируя любое слово или жест. Тело, словно робот, безропотно подчинялось гневным импульсам, а не зову сердца или разуму.
Борис так и не смог объяснить, как посмел допустить надругательства над чувствами, как мог безнравственно наблюдать со стороны, когда Алена места себе не находила после кражи и извращений, случившихся квартире. А все, на что он оказался способен, так это развести руками:
– Ребята переборщили. Им надо было тебя припугнуть немного, чтобы ты пыл поубавила…
Хорошо, что не избили и не изнасиловали. Спасибо!
Как Штурмин не старался, не изворачивался, а избежать скользкой и неприятной темы – тесного общения с женским полом – не смог при всем желании. Глядя в жерло пистолетного ствола, очень тяжело лгать. Даже если позади боевое прошлое. Можно стоять до конца, когда за тобой дело правое, а если похоть и бесстыдство…
– Женщины всегда стелились передо мной… – в его словах не было хвастовства, но не слышалось и толики уважения к женскому полу. Скупая констатация факта. – Я всегда мог выбирать и брал только лучших…
Чем дольше советник говорил, тем хуже Алене становилась. Она физически ощутила всю тяжесть его откровений, с каждой фразой точно кирпич к кирпичику добавлялся на хрупкие плечи, и тело начинало дрожать от напряжения. Чем больше было сказано, тем больше мерзости выливалось ей в душу, тем труднее становилось дышать, тем сложнее было держать его на мушке и смотреть в некогда любимые глаза.
Воистину, от любви до ненависти – один шаг!
Войдя совсем недавно в кабинет, она еще любила Бориса до беспамятства, несмотря на все вершимые под его началом преступления. Теперь же Алена его ненавидела. Всем своим естеством ненавидела за то, что стала игрушкой в его руках, за то, что растоптал мечту. Поверив в настоящее светлое чувство, она поддалась искушению: отдалась сама, не дожидаясь взаимности, хотела быть с ним и жить только ради него. Каждая девочка желает рано или поздно встретить своего принца. Как же она заблуждалась…
А Борис продолжал. Каждый новый эпизод его сексуальных похождений плетью бил по израненному женскому сердцу. И похождениям, казалось, не счесть числа. Люда/ Таня/
Света/ Катя. Женя/ Ира и Наташа. Их было несметное множество. Секретари свои и чужие, PR – менеджеры, журналистки и теледивы, бухгалтеры и модели – ни одной юбки с длинными ногами советник не пропустил мимо. Все молодые и амбициозные.
Отношения на одну ночь или неделю. Ни с кем из них не было романа столь длительного и затратного с материальной точки зрения, как с Аленой.
Должно ли было упоминание о затраченных деньгах польстить ей? Подарки от лучших ювелирных домов, одежда от кутюр, квартира в элитном жилом комплексе в центре Южноморска и прочая, прочая, прочая – все это, несомненно, стоило недешево. И Алена почувствовала себя даже не любовницей, а элитной проституткой, секс с которой стоит очень дорого. Безумно дорого. И Штурмин за него расплачивался с лихвой.
Но она не такая и никогда такой не была. Нет! Даря себя безвозмездно, искренне любила, не задумываясь о последствиях. А он – про деньги?!
Алене было плохо…
Понимая, что каждым словом причиняет нестерпимую боль, советник шел на осознанный риск. Смотрел, минуя руку с пистолетом, в глаза и рассказывал, как все было на самом деле. Дожимал, ждал, когда Соболева дрогнет, впадет в истерику, опустит оружие, сдастся. Красочно описывал, с кем и при каких обстоятельствах познакомился, как проводил время. Череда скоротечно сменяющихся кадров заполнила разум. Алена видела сплетенные тела, сотрясающий их оргазм, блаженные улыбки и ухмылки лиц, бесстыдно смеющихся над ней.
Боль. Боль от осознания измены пронзила ее тело. Точно раскаленную докрасна иглу воткнули в мозг, нанизали на нее пульсирующее сердце. Она вдруг отчетливо поняла, что Борис не чувствовал за собой никакой вины. Все позывы к его совести оказались абсолютно бесполезны. В его голове царило иное восприятие жизни, ставящее во главу угла собственную избранность. Другое, извращенное и глумливое. Общественная мораль – ничто. Моралисты – неудачники и слабаки. В жизни, как в джунглях, побеждает сильнейший. И этот сильнейший – Борис Андреевич Штурмин.
В последний момент Алена поняла, что больше не способна контролировать себя: нервно вытянутое струной тело, наполненную обидой душу. Она продолжала видеть события со стороны: советника с могучей фигурой в расстегнутой у ворота сорочке, обнажившей мощную шею, и хрупкую молодую женщину в ситцевом голубом платье напротив, зажавшую в руке пистолет. Давид и голиаф. Он – строг и сосредоточен, она – на грани нервного срыва.
«Как же я тебя ненавижу!!!»
Приняв решение, Штурмин поднялся из-за стола. Он хотел примирения:
– Я никогда ничего не обещал и всегда был с тобой предельно честен… Здесь не было никакого кидалова…
Указательный палец правой руки дернулся в непроизвольном импульсе.
Алена видела дрогнувший пистолет, отскочивший назад затвор, желтую дымящуюся гильзу, выплюнутую в сторону. Видела изумленные глаза Бориса, враз побелевшее лицо, видела, как только что сильное тело, потеряв опору, мешком с костями рухнуло вниз. Она увидела смерть! Не придуманный литераторами образ старухи с косой, а смерть настоящую, жестокую и безжалостную, безликую и бесплотную, но от того не менее страшную.
Она увидела… нет, скорее ощутила у себя в мозгу ее леденящий кровь взгляд.
Холодный и прямой, острый, точно длинные вязальные спицы. И в этот миг жизнь для нее закончилась. Голова очистилась от мыслей, в душе образовалась бескрайняя пустота, тело обрело небывалую легкость, а будущее превратилось в белый лист. Заснеженная степь до горизонта, сливающаяся с небом. Будущего нет!
Пребывая в шоковом состоянии, Алена Соболева вышла в коридор, не оглядываясь на бездыханное тело любимого мужчины. Тем же обходным путем вернулась в редакцию и, привычно усевшись на рабочее место, включила компьютер. Хладнокровно отстучала по клавишам свое последнее «прости» – дембельский аккорд, давно обещанную Андрею Владиленовичу статью о запредельной коррупции в Южноморске. Теперь, когда все стало очевидным, и все фигуранты выявлены, она могла с чистой совестью отчитаться в проделанной работе, назвать всех поименно, указать цифры и факты. И это, несомненно, был венец ее журналистской карьеры. Самый сильный и правдивый репортаж.
Из дневника Алены Соболевой:
«Вот и все… Все закончилось… Закончилось для него, закончилось для меня. Я совершила страшный поступок, которому нет оправдания, и теперь уже ничего нельзя повернуть вспять. Время течет только в одном направлении.
Странно, как все легко и просто. Странно, что вот так можно взять и перечеркнуть все, что было и все, чего уже никогда не будет. Словно нажав на клавишу выключателя и погасив свет.
Странно, но я абсолютно спокойна. Меня не трясет и не бросает в холодный пот.
Теперь все уже позади, и ты не достанешься никому.
Может, мое спокойствие – это шок? Шок от случившегося?
«Никому» – какое страшное и холодное слово. Синоним «вечности»…
Прости…
