Наталья Никольская - Гузи-гузи
– Иван Кузьмич, – Вершинина подумала, что пора, наверное, направить разговор в нужное русло, – вы ведь знаете Буторина?
Коломиец удивленно поднял брови.
– Знаю, конечно. Он что, замешан в каком-то кровавом убийстве?
– Он ни в чем не замешан, просто я хотела у вас узнать, как у человека, который в курсе кулуарных дел, происходящих в нашем правительстве… – тут она понимающе улыбнулась.
Иван Кузьмич заинтересованно посмотрел на ее, молчаливо предлагая продолжать.
– Я предполагаю, что там постоянно происходит какое-то движение. Я имею в виду, кто-то идет на повышение, кого-то перемещают вниз, все эти рокировки происходят по какому-то плану, ведь так?
– Вы очень догадливы, Валечка, – снисходительно улыбнулся Кузьмич.
– А вы в курсе предполагаемых перемещений?
– Ну, может быть, не всех, но…
– Понятно. Тогда ответьте мне, если это, конечно, не является государственной тайной, на чье место может претендовать Игорь Семенович?
– Ну, какие от вас могут быть тайны, – он прикоснулся к ее плечу, – он один из претендентов на место Воронина, третьего зама губернатора. Но так как Воронин крепко сидит на своем месте, по-видимому, Буторину еще долго быть министром.
– Вы сказали, один из претендентов. А кто же – другой.
– Вениамин Ильич Морозов, – генеральный директор ОАО «Турбина». Он крепкий хозяйственник, сумел поднять такой огромный завод. По мне, так он гораздо лучшая кандидатура, чем Буторин, но в списке он стоит под номером два.
– Значит, если по каким-либо причинам место Воронина освободится…
– …его тут же займет Буторин, – закончил за Вершинину Коломиец.
* * *По дороге в милицейское общежитие Толкушкин заглянул в продуктовый магазин. Он решил для пущей убедительности прихватить с собой пару бутылок водки и каталку колбасы. Деньги на эти необходимые покупки были выделены ему «сердобольным» Мамедовым. За месяц стажировки Толкушкин зарекомендовал себя как сообразительный и расторопный малый, готовый в любое время выполнить любое поручение.
Вершинина была довольна, что остановилась на его кандидатуре. Нынешнее задание давало широкий простор его воображению: он должен был проникнуть в милицейское общежитие, где под видом журналиста намеревался вступить в беседу со стражами закона, проживающими в нем.
Толкушкин был очень горд своей миссией, говорившей о несомненном доверии к нему со стороны Вершининой и позволявшей ему в полной мере проявить свое умение перевоплощаться, блеснуть красноречием и артистическим талантом. Он любил театр, принимал живое участие в школьной самодеятельности и к тому же прекрасно владел пером.
Выйдя из супермаркета, Валера сел на троллейбус и, проехав шесть остановок, оказался перед двумя блоками кирпичных девятиэтажек, где обитали как холостые, так и обремененные семейными узами блюстители порядка.
Наручные часы показывали без семи четыре. Если учесть, что Андронов всю ночь патрулировал спящий город, а потом был задействован в дачном происшествии, то он, по всей видимости, находился сейчас в своем «трехкоечном нумере».
Подслеповатая старушка, беспокойно шамкая вставными челюстями, шустро выбежала из-за своей конторки и преградила Толкушкину дорогу своим тщедушным тельцем.
– Куды прешься-то, соколик, – ласково поинтересовалась она у слегка оторопевшего Толкушкина, который едва успел переступить через порог.
От наблюдательного Толкушкина не могло укрыться то обстоятельство, что чем мельче человек по должности и по росту, тем агрессивнее он относится к простому обывателю. Валера расплылся в самой обаятельной улыбке, приберегаемой им для особо важных случаев и особо вредных старушек, каковой несомненно являлась данная особа.
Он достал из кармана припасенное специально для такого случая удостоверение в алом коленкоровом переплете и сунул ей под нос.
– Внештатный корреспондент газеты «Комсомольская правда», с особым заданием, – прошептал он ей в ухо. – Вы должны мне помочь.
Бабуля несколько отпрянула, уважительно и недоуменно воззрясь на Толкушкина.
– Как ты сказал, соколик? – старушка вся обратилась в слух и пока Валера повторял ей, с ее лица не сходило вдумчиво-сосредоточенное выражение.
Она уже готова была помочь, ей только нужно было время, чтобы «въехать». Наконец, оставив обычную стариковскую подозрительность и проникнувшись гражданским долгом, она спросила:
– Вам к кому?
– Господин Анненков порекомендовал мне поговорить со старшим сержантом Андроновым, – торжественно произнес он.
– Сейчас, соколик, я мигом, – она суетливо забежала за перегородку и, нацепив очки, ожесточенно начала листать журнал, – третий этаж, триста восьмая комната.
– Спасибо, бабуля, – Толкушкин было направился к лестнице, но старушенция снова тормознула его.
– Сынок, фамилию-то я твою не разобрала, положено записать.
– Толкушкин, бабуля. Валерий Толкушкин.
Он взбежал на третий этаж и прошел в конец коридора, чье тусклое пространство, как «ливневка» после дождя, наполнялась отзвуками голосов, включенных радиоприемников, телевизоров и передвигаемой посуды. С кухни тянуло запахом тушеной капусты.
Валера остановился перед обшарпанной деревянной дверью, когда-то выкрашенной светло-голубой краской и громко постучал.
– Кто там еще? – раздался недовольный заспанный голос.
Валера толкнул дверь, которая со скрипом открылась и заглянул внутрь.
– Мне бы Андронова увидеть, – улыбаясь, спросил он.
– Ну, я Андронов. Что дальше?
Почесывая всклокоченную голову, на кровати сидел крупный русоволосый парень в сатиновых «семейных» трусах в горошек и удивленно смотрел на Толкушкина.
«Нумер» был действительно трехкоечный, но две другие кровати, стоящие вдоль стен, были не заняты. Прямо у двери гудел поцарапанный холодильник, дверка шкафа висела на одной петле, возле стола, загроможденного горой немытой посуды, валялось два стула.
– Очень приятно, господин Андронов, – масляно улыбаясь, произнес Толкушкин, – я так вас и представлял. Прямо герой нашего времени!
– Че-го, че-го? – грубо, но уже не так уверенно протянул Андронов.
– Ох, простите я не представился, – затараторил Толкушкин, – внештатный корреспондент газеты «Комсомольская правда» Валерий Толкушкин, готовлю материал о молодых работниках правоохранительных органов. Встретиться с вами мне порекомендовал Григорий Иванович Анненков.
– Анненков? – тупо уставился на Толкушкина Андронов.
– Да, да, начальник городского отдела полковник Анненков, вы что не знаете его?
– Е-мое, – Андронов снова почесал голову, – я-то думал, ты про Темку говоришь.
Толкушкин объяснил себе его тотальную непонятливость тем, что Андронов еще не совсем проснулся.
– Про какого Тему вы говорите? – переспросил в свою очередь Толкушкин.
– Да про одноклассника моего, Артема Анненкова, – пояснил Андронов.
– Знаете что, Павел, – Толкушкин достал из пакета бутылку «столичной», – если у вас нет возражений, мы бы могли продолжить наше интервью за дружеским, так сказать, столом. Повторяю, если у вас нет возражений.
– Так бы сразу и сказал, – лицо Андронова начало расползаться в блаженной улыбке.
* * *Едва я успела дописать наш с Алискером разговор с Буториным (после сытного обеда с Коломийцем мысли на удивление быстро шевелились), раздался телефонный звонок.
– Вершинина слушает.
– Валентина Андреевна, сообщаю с места событий, – пародируя ультра серьезную манеру телекорреспондентов, приступил к докладу Антонов. – Буторин отъехал от здания администрации и направляется в сторону Волги, следую за ним. Какие будут распоряжения?
– Перестать дурачиться и продолжать наблюдение, – строго сказала я.
– Вас понял, – рапортовал Антонов-старший.
– Держи меня в курсе, Саша.
Я положила трубку и закурила. Через несколько минут в кабинет ввалился Мещеряков. Заметив коломийцевскую розу, он хитро сощурился.
– Ну, наконец-то, Валентина…
– Что наконец?
Он молча кивнул в сторону томящейся в бутылке из-под текилы розы и расплылся в улыбке.
– Тайный воздыхатель или явный? – Мещеряков беспокойно заморгал.
Он, надо сказать, постоянно изводил меня по-отечески нудными советами. Я тысячу раз цитировала ему иронические и едкие замечания Лароша по поводу глупой людской привычки советовать что-либо и советоваться о чем-либо, но Михал Анатолича с «завидным» постоянством не хотел лакомиться плодами изощренной французской мысли. Моя «неустроенная» личная жизнь не давала ему покоя.
– Это я сама себе подарок сделала, нравится? – попыталась вывернуться я.
