Нора Робертс - Искушение злом
Ведь не каждый день твой сын кончает школу.
Ее огорчало то, что Эрни не проявлял интереса к колледжу, Но она старалась не придавать этому большого значения. В конце концов, она и сама не училась в колледже, а все вот как хорошо обернулось. Уилл же уже видел Эрни с дипломом колледжа и был страшно разочарован. Но ведь он, собственно, так и не примирился и с тем, что Эрни отказался работать в пиццерии после школьных занятий.
«Оба они с Уиллом и подготовили это», — решила она. Они так усердно трудились, чтобы добиться успеха и ввести Эрни в процветающее дело. А он предпочел качать бензин.
Что ж, мальчику почти восемнадцать. В этом возрасте она-то уж. точно принесла родителям массу разочарований. Но ей все-таки хотелось… Джолин отложила в сторону ручку. Ей все-таки хотелось, чтобы ее сын почаще улыбался.
Она услышала, как он вошел в переднюю дверь и сразу же повеселела. Они уже так давно не садились поговорить на кухне. Как когда-то, когда он возвращался из школы и они ели что-нибудь вкусное, а затем вместе решали длинные примеры.
— Эрни. — Она слышала, как он остановился на лестнице. «Мальчик слишком много времени проводит у себя в комнате, — подумала она. — Слишком часто сидит один». — Эрни. Я на кухне. Иди сюда.
Он вошел в дверь, сунув руки в карманы джинсов. Ей показалось, что он был немного бледен, но она тут же вспомнила, что в воскресенье он плохо себя чувствовал. «Просто волнуется перед выпуском», — решила она и улыбнулась ему.
— Что ты здесь делаешь?
Это звучало как обвинение, но она сдержалась. — Я освободилась на несколько часов. Я никак не могу запомнить твое расписание. Ты работаешь сегодня?
— Только с пяти часов.
— Хорошо, значит у нас есть немного времени. — Она встала и сняла крышку с широкой керамической посудины для сладких блюд. Я приготовила шоколадный пудинг.
— Я не голоден.
— Ты почти не ешь вот уже два дня. Ты все еще плохое себя чувствуешь? — Она протянула руку, чтобы пощупать ему лоб, но он отдернулся.
— Не хочу никаких пудингов, слышишь?
— Хорошо. — Ей казалось, что она смотрит на незнакомца, у которого глаза были слишком темны, а кожа слишком бледна. Он то и дело вынимал и засовывал руки в карманы. — Удачный был день в школе?
— Мы там ничего не делаем, только тянем время.
— Ну… — Она почувствовала, как улыбка сходит с ее лица и снова заставила себя взбодриться. — Я знаю, как это бывает. Последняя неделя до выпуска это все равно, что последняя неделя до истечения кредита. Я прогладила твою выпускную мантию.
— Хорошо. У меня полно дел.
— Я хотела поговорить с тобой. — Она стала собирать списки. — Насчет приема гостей.
— Каких гостей?
— Ты знаешь, мы ведь обсуждали это. В воскресенье после окончания школы. Приедут бабушка и Поп, тетя Марси, а также Нана и Фрэнк из Кливленда. Я, правда, не знаю, где все они будут спать, но…
— Зачем им приезжать?
— Как зачем? Ради тебя. Я знаю, что ты получил только два билета на само торжество, так как школа небольшая, но это не значит, что мы не можем собраться все вместе и устроить вечеринку.
— Я же сказал, что не хочу никаких гостей.
— Нет, ты сказал, что тебе все равно. — Она положила списки на стол, изо всех сил стараясь сдержаться.
— Так вот, мне не все равно, и я не хочу никаких вечеринок. Я не хочу видеть никого из этих людей. Я вообще не хочу никого видеть.
— Боюсь, что тебе придется это сделать. — Она слышала интонацию собственного голоса, ровную, холодную, неуступчивую, и поняла, что она звучит точно так же, как у ее матери. «Круг замкнулся», — устало подумала она. — Эрни, уже все предусмотрено. Мать и отчим твоего отца приедут уже в субботу вечером вместе с несколькими твоими кузенами. Остальные приедут утром в воскресенье. — Она подняла руку, как бы отталкивая его несогласие, подобно дорожному полицейскому, отгоняющему назад машины. «Еще одна манера ее матери», — подумалось ей. — Что ж, ты можешь не хотеть их видеть, но они все хотят видеть тебя. Они гордятся тобой и хотят присутствовать при этом событии в твоей жизни.
— Я заканчиваю школу. Почему, черт побери, из-за этого такой шум?
— Не смей говорить со мной таким тоном! — Она приблизилась к нему. Он был намного ее выше, но на ее стороне была власть материнства. — Мне все равно, сколько тебе лет, семнадцать или сто семь, но никогда больше не смей говорить со мной подобным образом.
— Я не хочу, чтобы здесь болталась куча идиотских родственников. — Он начал заикаться и испугался, что не сможет это преодолеть. — Мне не нужно никакого торжества. Ведь это я кончаю школу, не так ли? Разве я не имею права выбора.
Ее сердце переполнилось нежностью к нему. Она помнила, что это такое, быть связанным родительскими ограничениями. Она тоже не понимала в свое время их смысла. — Прости, но боюсь, что этого права у тебя нет. Эрни, ведь это всего только пара дней из твоей жизни.
— Вот именно. Моей жизни. — Он поддел ногой стул. — Это моя жизнь. Когда мы переезжали сюда, ты тоже меня не спрашивала. Потому что это должно было быть «полезным» для меня.
— Мы с твоим отцом считали. Мы думали, что это будет хорошо для всех нас.
— Точно. Здорово получается. Увозите меня от всех моих друзей и засовываете в какое-то захолустье, где у всех ребят только и разговору, что об охоте на оленей и выращивании свиней. А мужики занимаются тем, что убивают женщин.
— О чем ты говоришь? — Она положила ему руку на плечо, но он резко отстранился. — Эрни, я знаю, что напали на женщину, и это ужасно. Но ее не убили. Такое здесь не случается.
— Ты ничего не знаешь. — Его лицо покрылось мертвенной бледностью, в озлобленных глазах стояли слезы. — Ты ничего не знаешь об этом городе. Ты ничего не знаешь обо мне.
— Я знаю, что люблю тебя и беспокоюсь. Может быть, я слишком много времени отдавала ресторану и слишком мало тебе, мы так редко просто разговаривали друг с другом. Присядь. Сядь рядом со мной и давай обсудим все это.
— Слишком поздно. — Он закрыл лицо руками и зарыдал так, как она давно не слышала.
— О, детка. Дорогой, иди сюда. Скажи мне, чем я могу помочь?
Но когда она обняла его, он вырвался. Глаза его стали уже не озлобленными, а дикими. — Слишком поздно. Я сделал свой выбор. Я его уже сделал, и дороги назад нет. Просто оставь меня в покое. Оставь меня в покое, это лучшее, что ты можешь сделать.
Спотыкаясь, он выскочил из дома и побежал. Чем громче она его звала, тем быстрее он мчался
ГЛАВА 24
Клер заканчивала скульптурный портрет Элис. Это будет первой работой для отдела в музее Бетадайн, посвященного творчеству женщин. В скульптуре были изящество, мысль, ум, сила и спокойная уверенность. Она не представляла себе лучших качеств в женщине.
Услышав визг колес грузовика Эрни, несущегося по улице, она резко подняла голову. Нахмурилась, услышав, как мать Эрни зовет его. Если бы Салли не рассказала ей о телескопе, у Клер могло бы возникнуть желание помчаться самой вслед за ним, попробовать его успокоить.
«Не вмешивайся», — сказала она себе, возвращаясь к своей скульптуре. Если бы она с самого начала не вмешивалась, то не чувствовала бы сейчас никакой неловкости и беспокойства, когда опускала жалюзи в спальне.
А кроме того, у нее хватало и своих собственных проблем. Контракты и заказы, отношения с мужчиной, вышедшие из-под контроля, и это чертово выступление на обеде. Сдув волосы с глаз, она посмотрела на часы. И ко всему прочему, она должна была сказать Кэму о той фразе, которую вспомнила Лайза.
Куда он, черт побери, подевался?
По дороге из больницы она прямиком отправилась в контору шерифа, но его там не было. Позвонила ему домой, но никто не ответил. «Наверное, ездит по городу и присматривает за порядком», — предположила она и улыбнулась. Через несколько часов они все равно увидятся, когда оба закончат свою работу.
Клер выключила свою лампу и отступила назад. «Неплохо», — подумала она, прищурившись. Волнение охватило ее, когда она подняла защитные очки. Нет, совсем неплохо. Возможно, это не совсем то, что представляла себе Элис, ведь форма женской скульптуры была удлиненной, преувеличенной, а черты лица неконкретны. Это была Женщина Вообще, именно так хотелось бы Клер назвать свою скульптуру. Наличие четырех рук может несколько озадачить Элис, но для Клер они символизировали способность женщины одновременно выполнять свои разнообразные обязанности, и при этом, одинаково уверенно.
— И что это должно означать? — раздался сзади голос Блейра, и Клер вздрогнула. — Тощий вариант богини Кали?
— Нет. У Кали, по-моему, было шесть рук. — Клер сняла защитные очки и шлем. — Это Элис.
Блейр приподнял брови. — Несомненно, это она. Я так сразу и понял.
