Майкл Коннелли - Пятый свидетель
— Это тоже представляется невозможным исходя из характера травм на коленях: глубокие ссадины и трещина левого подколенника, или, как его обычно называют, коленной чашечки.
— Значит, у вас нет никаких сомнений, что Митчелл Бондурант стоял, когда ему был нанесен смертельный удар?
— Никаких.
Вероятно, это был самый важный ответ из всех, полученных мной во время этого процесса, но я продолжил так, словно он был всего лишь проходным моментом:
— Благодарю вас, доктор. Теперь давайте ненадолго вернемся к черепу. Насколько прочна черепная кость в том месте, на которую пришелся смертельный удар?
— Это зависит от возраста человека. С годами череп у нас утолщается.
— Здесь речь идет о Митчелле Бондуранте, доктор. Какова была толщина его черепа. Вы ее измеряли?
— Измерял. В месте удара она составляла восемь десятых сантиметра. Около трети дюйма.
— А проводили ли вы какие-нибудь исследования, касающиеся того, какой силы в данном случае должен был быть удар, чтобы рана оказалась смертельной?
— Нет, не проводил.
— Известно ли вам что-нибудь о подобного рода исследованиях в принципе?
— Да, они производятся. Выводы колеблются в очень широком диапазоне. Я бы сказал, что каждый случай уникален. Никаких правил здесь не существует.
— Разве не широко известно, что минимальное давление, необходимое для образования вогнутого излома, составляет тысячу фунтов на квадратный дюйм?
Фриман встала и заявила протест: я, мол, задаю вопросы, не входящие в компетенцию доктора Гутьереса как свидетеля.
— Мистер Холлер сам выяснил в начале своего перекрестного допроса, что свидетель является специалистом в области болезней желудочно-кишечного тракта, а не эластичности костей и следов от вдавливания.
Ситуация была для нее неминуемо проигрышной, поэтому она выбрала меньшее из двух зол: спалить своего свидетеля, но не дать мне продолжить задавать ему вопросы, ответов на которые он не знал.
— Поддерживаю, — сказал судья. — Мистер Холлер, переходите к следующему вопросу.
— Да, ваша честь.
Я стал листать страницы в блокноте, делая вид, что читаю: мне нужно было несколько секунд, чтобы сообразить, куда двинуться дальше. Потом обернулся и взглянул на настенные часы. До ленча оставалось пятнадцать минут. Если я хотел, чтобы присяжные отправились на перерыв, имея над чем поразмыслить, нужно было действовать немедленно.
— Доктор, — сказал я, — вы измеряли рост жертвы?
Гутьерес справился в своих бумагах.
— Рост мистера Бондуранта в момент смерти составлял шесть футов один дюйм.
— Значит, верхушка его головы должна была возвышаться над полом на шесть футов один дюйм. Это так, доктор?
— Да, так.
— На самом деле, учитывая обувь, он был еще немного выше, правильно?
— Да, может быть, дюйма на полтора, с учетом каблуков.
— Хорошо. Итак, зная рост жертвы и тот факт, что удар пришелся сверху плоско на макушку, что можно сказать об угле атаки?
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под углом атаки.
— Вы уверены, доктор? Я говорю об угле, под которым молоток находился относительно места удара.
— Но это невозможно сказать, поскольку мы не знаем, в какой позе стоял мистер Бондурант, пытался ли он уклониться от удара, и вообще какова была ситуация, когда на него напали.
Произнеся все это, Гутьерес уверенно кивнул, словно был горд тем, как отразил мой удар.
— Но, доктор, разве вы не показали во время прямого допроса, что, по крайней мере с вашей точки зрения, на мистера Бондуранта напали неожиданно сзади?
— Показал.
— Не противоречит ли это тому, что вы сказали только что об уклонении от удара? Каким из ваших показаний следует верить, доктор?
Загнанный в угол, Гутьерес отреагировал тем способом, каким обычно реагируют загнанные в угол люди:
— Мои показания сводятся к тому, что мы точно не знаем, что произошло в том гараже, в какой позе стояла жертва и в каком положении находилась его голова в момент, когда по ней нанесли смертельный удар. Строить догадки по этому поводу глупо.
— Вы хотите сказать, что глупо пытаться понять, что произошло в гараже?
— Да нет! Я вовсе не хотел это сказать. Вы передергиваете мои слова.
Фриман была вынуждена что-то делать. Она встала и заявила протест, сказав, что я придираюсь к свидетелю. Ничего подобного я не делал, и судья это прекрасно понимал, но даже такой передышки оказалось достаточно, чтобы Гутьерес взял себя в руки, успокоился и принял самоуверенный вид. Я решил сворачивать допрос, поскольку уже достаточно подготовил «доктора Брюхо» на роль боксерской груши для своего собственного эксперта, которого собирался вызвать в качестве свидетеля на стадии защиты, и был уверен, что добился своего.
— Доктор, согласны ли вы, что если мы сможем определить позу жертвы и положение его черепа в момент первого, фатального удара, мы сможем понять, под каким углом убийца держал орудие преступления?
Гутьерес размышлял над ответом дольше, чем мне понадобилось времени, чтобы его задать, после чего неохотно кивнул:
— Да, в какой-то мере это можно будет понять. Но невозмож…
— Благодарю вас, доктор. Мой следующий вопрос: если мы будем знать все это — позу, положение головы, угол атаки, — сможем ли мы сделать какие-нибудь заключения относительно роста нападавшего?
— В этом нет никакого смысла. Мы это и так знаем.
Он возмущенно воздел руки кверху и обернулся к судье, словно бы взывая о помощи, которой, однако, не получил.
— Доктор, вы не отвечаете на вопрос. Позвольте повторить его. Если мы знаем все перечисленные факторы, можем ли мы сделать заключение относительно роста нападавшего?
Он обреченно уронил руки — сдаюсь, мол.
— Ну конечно, конечно. Но эти факторы нам неизвестны.
— Нам, доктор? Может быть, вы хотели сказать, что они неизвестны вам, поскольку вы ими не поинтересовались?
— Нет, я…
— Может быть, вы просто не хотите знать этих факторов, потому что они доказывают, что для обвиняемой было физически невозможно при росте пять футов три дюйма совершить…
— Протестую!
— …это преступление против мужчины, который был на десять дюймов выше ее?
Слава Богу, что в калифорнийских судах судьи больше не пользуются судейскими молотками, иначе Перри точно бы разнес свой о стол.
— Протест принят! Принят! Принят!
Я взял свой блокнот и перелистнул обратно все ранее перевернутые страницы, демонстрируя разочарование и невозможность продолжать дальше.
— Мне не о чем больше спрашивать этого…
— Мистер Холлер, — рявкнул судья, — я неоднократно предупреждал вас, чтобы вы не устраивали представлений перед присяжными. Считайте, что это мое последнее предупреждение. Еще раз — и вам не миновать последствий.
— Я это учту, ваша честь. Благодарю вас.
— Присяжные не должны принимать во внимание последний обмен репликами между защитником и свидетелем. Вычеркнуть его из протокола!
Я сел, не смея посмотреть в сторону ложи жюри, но и без того ясно ощущал царившее там напряжение. Все глаза были устремлены на меня. Сейчас присяжные мчались в одной упряжке со мной.
Не все, но достаточное количество.
38Время, отведенное для ленча, я потратил, натаскивая Лайзу Треммел относительно того, чего ей следует ожидать от заседания во второй половине дня. Герба Дэла в зале не было — я послал его по неким выдуманным делам, чтобы остаться наедине со своей клиенткой. Насколько мог, я старался объяснить ей, какие подводные камни ждут нас, когда обвинительная стадия процесса закончится и начнется этап защиты. Она была напугана, но доверяла мне, а это, пожалуй, главное, чего следует требовать от клиента. Не веры, но доверия.
Когда заседание возобновилось, Фриман вызвала свидетельницу доктора Генриетту Стенли. Та представилась как старший криминалист-биолог Лос-Анджелесской региональной криминалистической лаборатории штата Калифорния. По моим соображениям, она была последней свидетельницей обвинения, и ее показания должны были состоять из двух чрезвычайно важных частей. От нее требовалось подтвердить, что ДНК крови, найденной на молотке, полностью совпадает с ДНК Митчелла Бондуранта и что кровь, обнаруженная на садовой туфле Лайзы Треммел, принадлежит жертве.
Таким образом, выступления ученых-экспертов скрепят круг свидетелей обвинения кровью. Моим главным намерением было сорвать обвинению этот замысел.
— Доктор Стенли, — начала Фриман, — насколько нам известно, вы либо сами проводили, либо курировали проведение всех анализов ДНК, связанных с делом об убийстве Митчелла Бондуранта?
— Я курировала и перепроверяла результат одного из двух анализов, выполненного независимой организацией, и лично проводила второй. Но должна добавить, что у меня было два ассистента, помогавших мне, они выполняли большую часть работы под моим руководством.
