Карина Тихонова - Дневник его любовницы, или Дети лета
— Хорошо! — ответила я так же громко.
Я вышел из тюрьмы, сопровождаемый любопытными взглядами всего персонала… или как они там называются.
Прошел двадцать шагов, ощутил привычное учащенное сердцебиение и задохнулся от привычной одышки.
Поискал взглядом скамейку, но вокруг тюрьмы сидячие места не были предусмотрены.
Я присел на бордюр тротуара и сидел там очень долго. До тех пор, пока ко мне не подошел какой-то человек в форме. Он тронул меня за плечо и сказал извиняющимся голосом:
— Здесь запрещено.
Я задрал голову и посмотрел на него.
— Что запрещено? — спросил я, глядя снизу вверх на моего собеседника.
— Все запрещено, — ответил он рассудительно и добавил:
— Идите сидеть в другое место.
Я тихо рассмеялся. Интересно, что еще можно делать в тюрьме, как не сидеть?
Но вступать в пререкания не стал. Тяжело поднялся и побрел восвояси.
Дошел до дороги, вытянул руку и поймал такси. Уселся в салон на заднее сиденье, продолжая вспоминать свидание с Сашкой.
— Куда? — спросил водитель, оборачиваясь.
Я вышел из ступора, назвал адрес и снова ушел в свои невеселые мысли. Через десять минут машина остановилась.
— Приехали, — сказал водитель, глядя на меня в зеркальце заднего вида. Его глаза были подозрительными.
Я выглянул в окно и увидел дом, в котором находилась моя городская квартира.
— Куда вы меня привезли? — спросил я.
— Куда сказали, туда и привез, — неприязненно ответил водитель. И добавил уже совсем грубо:
— Платить будем, или как?
«Привычка — великая вещь», — думал я, расплачиваясь с шофером. Я собирался произнести название гостиницы, а вместо этого назвал свой бывший городской адрес.
Привычка!
Я вышел из машины и немного постоял перед домом, задрав голову. Интересно, Ольга на работе или дома? Балкон открыт — значит, дома. Почему? Сегодня рабочий день! Может, заболела?..
А может, с ней случилось что-то похуже?
Я испугался этой мысли и двинулся к подъезду.
— Здрасти, Антон Николаевич, — испуганно шепнула консьержка. Ее глаза рассматривали меня с жадным любопытством, на столе лежала развернутая газета, которую она торопливо прикрыла локтями при моем появлении.
— Добрый день, — ответил я сухо.
Консьержка не обиделась на мой тон и сделала попытку завязать беседу:
— Давно вас не было видно…
Я промолчал. Подошел к лифту, нажал кнопку вызова.
— А Ольга Ивановна дома! — крикнула вслед консьержка, но я снова ничего ей не ответил.
Поднялся на седьмой этаж, вышел из кабины и подошел к двери своей квартиры.
Несколько минут постоял перед ней. Достал из кармана ключи, поколебался и сунул их обратно. Поднял руку и нажал на кнопку звонка. Почему-то мне казалось, что открывать эту дверь своими ключами я больше не имею права.
Дверь распахнулась. На пороге стояла Оля.
Минуту она смотрела не меня, сохраняя невозмутимое выражение лица. Потом отступила назад и коротко бросила:
— Входи…
Я ступил в коридор, который пахнул знакомым мне запахом апельсинов и хороших духов. Осмотрелся кругом.
Все как прежде. За исключением хозяев.
Я пошел следом за Ольгой. Она сидела за кухонным столом и обедала.
— Присоединяйся, — пригласила Ольга, указывая на стул.
— Спасибо, — ответил я и сел. — Воздержусь.
— Почему? — удивилась жена. — У тебя всегда был прекрасный аппетит!
Она внимательно осмотрела меня взглядом заботливой жены после долгой разлуки.
— Ты сильно растолстел.
Я промолчал. Я не мог есть потому, что без горсти таблеток желудок отказывался переваривать пищу. А получил я этот подарок исключительно благодаря Ольге и Сашке.
Но упрекать жену не стал.
— Зачем пришел? — спросила Ольга, бесшумно поглощая суп.
Я пожал плечами:
— Сам не знаю.
Она аккуратно положила ложку на стол и посмотрела на меня.
Поразительно, но Ольга выглядела так же блистательно, как и Сашка. Они обе были удивительно… не знаю, как сказать…
Они вдруг стали удивительно свободными.
— И я не знаю, что тебе сказать, — произнесла Ольга.
— А зачем ты все это затеяла, тоже не знаешь?
Она улыбнулась. Я содрогнулся, столько откровенной ненависти было в этой улыбке.
— Отчего же? Прекрасно знаю. Ты перечеркнул всю мою жизнь.
Я был готов к такому объяснению, поэтому сильно не удивился.
— Я устала от бесконечного одиночества, — продолжала Ольга. — Это был какой-то замкнутый круг без начала и без конца… Ты постоянно шлялся по каким-то бабам, они звонили сюда днем и ночью, а тебя не смущало даже мое присутствие!
— Я никогда не позволял себе личных разговоров при тебе! — перебил я жену. — Я говорил только о деле!
— Да ты мог говорить о чем угодно, хоть о квантовой механике, — ответила Ольга. — Я-то все равно знала, что ты разговариваешь с любовницей!
Мне стало стыдно.
— Прости меня, — сказал я почти смиренно. — Не знаю, поверишь ли ты, но любовные интрижки для меня почти ничего не значили. Это все моя слабохарактерность…
— А для тебя все вокруг ничего не значило! — перебила Ольга. Она встала со стула и подошла к окну. Остановилась спиной ко мне, скрестила руки на груди, пристально глядя в пустой двор.
— У тебя же только один девиз в жизни: «Что б было удобно».
Она повернулась и насмешливо спросила:
— Так?
Я молчал.
— Ты даже отсутствию детей был рад, — продолжала Ольга безжалостно. Я съежился. — Рад, рад, не отрицай! А почему ты никогда не хотел знать, кто из нас бесплоден?
Я молчал.
— Бесплодным из нас двоих был ты!
Я не выдержал и спросил:
— Если ты меня так ненавидела, почему просто не разошлась со мной? Ушла бы, и дело с концом!
— А почему я должна отсюда уходить? — удивилась Ольга. — Это мой дом! Мой!
Она обвела рукой огромную кухню.
— Я здесь каждый сантиметр вылизала! Почему я должна отсюда уйти?!
— Ну, ушел бы я…
— Да, конечно, — насмешливо согласилась Ольга. Она вернулась за стол и принялась с аппетитом доедать суп. — И что бы я делала с этими хоромами? Всей моей зарплаты еле хватит на оплату коммунальных услуг!
Я сделал досадливый жест:
— Господи! Разве я оставил бы тебя без гроша? Я бы…
— Ты бы платил мне алименты, которые не обязан платить, потому что у нас нет детей, — договорила Ольга. — Детей нет по твоей вине, но кто об этом знает, кроме меня? Ты был бы благородным джентльменом в глазах всех общих знакомых, а я продолжала бы зависеть от тебя, от твоего настроения, от твоих денег, как зависела всю свою жизнь!
Она неожиданно схватила тарелку и грохнула ее об пол. Осколки разлетелись в разные стороны.
Я сидел и молча смотрел на нее.
Как же страшно узнать, что на самом деле думает о тебе женщина! И особенно страшно потому, что она имеет право так о тебе думать!
— Сделаем по-другому, — сказал я через минуту.
Ольга подняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза ярко сверкали, и вся она была такая живая, настоящая, неподдельная… Я бы сказал, неотразимая.
— Сделаем по-другому, — повторил я. — Я разделю все свои деньги между тобой, мной и Сашкой. Эта квартира останется тебе, дача…
Я споткнулся. После того, что со мной произошло, я не смогу жить в том доме. Впрочем, это не Ольгина проблема.
— Дача останется мне. Не возражаешь?
Она язвительно усмехнулась.
— Я должна тебя поблагодарить? — осведомилась Ольга.
— Нет, — ответил я. — Конечно, нет. Я очень виноват перед вами обеими. Если сможешь меня простить, буду рад.
— Тогда верни мне мою жизнь, — сказала Ольга. Ее глаза снова сверкнули яростным блеском. — Верни мне все, что я потеряла: надежду на счастье, привлекательность, возможность родить ребенка… Верни, я все прощу.
— Ты же знаешь, что это невозможно, — сказал я устало. — Что прошло, то прошло.
— Тогда и ты не проси о невозможном, — отрезала она.
Я вздохнул и встал со стула.
— Сашка в тюрьме, — сказал я. — Знаешь?
— Знаю, — отрывисто ответила Ольга. — Она приходила посоветоваться перед тем, как явиться с повинной… Насколько я понимаю, ей был нужен хороший пиар.
— Она его получила, — сказал я. — Издатель заключил с ней договор.
Ольгино лицо смягчилось.
— Да ты что!
— Да! — подтвердил я почти радостно. — Он согласен издать ее роман! Говорит, на этом можно прилично заработать.
Ольга немного подумала и сказала:
— Что ж, выходит, каждый получил то, что хотел.
— Нет, — возразил я. — Каждый получил то, что заслужил.
Я пошел к двери. Остановился, оглянулся назад и спросил:
— Ты меня никогда не любила?
— Любила, — ответила Ольга, не опуская глаз и не раздумывая. — Я тебя очень любила. В самом начале. Только скрывала это.
