Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
Сообщение Голубкина о женитьбе прозвучало для меня как гром среди ясного неба, и я испугалась. Ни о чем и никогда я не была так уверена, как в его непоколебимой преданности. Мне казалось, он будет любить меня вечно. Вечно, верно и только меня. И неважно, что я его не любила. Он был тем дружеским плечом, на помощь которого всегда можно было рассчитывать. Каменной стеной, надежно прикрывающей и дающей ощущение безопасности. Теперь все! Нет больше плеча. И стены тоже больше нет! И это, похоже, только начало. Бог знает, какие еще потери и какие неприятности ждут меня впереди…
Сжав руль до ломоты в суставах, я невнятно выматерилась сквозь зубы. Все в этой истории с самого первого момента было не так, но из-за своей алчности я легкомысленно закрывала на это глаза. Я прекрасно помнила, как моя интуиция благоразумно шептала мне: «Не ввязывайся! Здесь что-то нечисто! Зачем тебе это? В деньгах ты не нуждаешься, можешь спокойно ждать, пока подвернется стоящее дельце, пропусти этот случай. Не рискуй!» Мне бы прислушаться к голосу собственного разума, но моя проклятая жадность взяла верх, и я влезла в это дело по самую макушку.
От обиды мне захотелось завыть в голос, что я и сделала, благо в машине находилась одна, и стесняться мне было некого. Истерика длилась недолго и принесла свои положительные результаты. Выплеснув эмоции, я успокоилась и смогла принять единственное правильное решение. Я должна избавиться от этой картины. Раз и навсегда.
Глава 24
Я стояла рядом с больничной койкой и с любопытством разглядывала Герасима. За те несколько дней, что мы не виделись, он здорово изменился. Ушла пугающая синюшная бледность, и даже лицо немного округлилось. Совсем чуть-чуть, едва заметно глазу, но сознавать это было приятно. В общем, выглядел Гера совсем неплохо, но особенно радовал тот факт, что после перемещения из реанимации в интенсивную терапию состояние моего друга характеризовалось как стабильное. Все врачи в один голос утверждали, что он медленно, но верно идет на поправку.
— Где пропадала столько дней?
Улыбался Герасим пока еще робко, будто не веря, что имеет на это право, но все же он улыбался, и это было здорово.
— По делам ездила. Есть тут маленький городишко на юге Тульской области, туда и моталась.
— Удачно?
Простенький вопрос, а настроение разом испортилось. Пришло время приступить к тому, ради чего я сюда явилась.
— Об этом я и хочу с тобой поговорить, — пробормотала я, отводя глаза в сторону.
— У тебя неприятности? — Герасим беспокойно дернулся и сделал попытку привстать.
— Похоже на то, — согласилась я, аккуратно водружая на тумбочку футляр с картиной.
Щелкнул один запор, потом другой, и вот уже «Христос» у меня в руках.
Развернув полотно в его сторону, чтобы Гере было хорошо видно, я, с трудом выталкивая из себя слова, сказала:
— Посмотри внимательно. Это картина Веласкеса «Христос в терновом венце». Мне поручили ее найти, и я нашла.
На лице Герасима не дрогнул ни один мускул, только глаза широко распахнулись. Целую минуту, показавшуюся мне вечностью, он молча смотрел на меня, потом медленно, словно нехотя, перевел взгляд на картину. Гера разглядывал ее долго и пристально, будто хотел увидеть или понять нечто, очень для себя важное. Когда молчать уже не стало сил, я тихо спросила:
— Нравится?
Гера еще некоторое время смотрел на картину, потом так же тихо ответил:
— Нет.
— Что так? Ведь это шедевр. Мировой уровень.
— Я не искусствовед, я компьютерщик и в живописи ничего не понимаю. Может, это и классно, но мне не нравится.
— Жаль. Я столько сил потратила, добывая ее, а она тебе не приглянулась, — пробормотала я.
— Я тут при чем? — окрысился он.
Рассуждая на тему, кто тут при чем, а кто нет, желания не было. Слишком скользкой она была и слишком далеко могла нас завести. Поэтому я пропустила вопрос мимо ушей и без лишних слов протянула ему полотно. Гера этого не ожидал и в испуге вжался в подушки.
— Забирай. Ты хотел получить эту картину, я ее для тебя раздобыла. А нравится она тебе или не нравится — вопрос второй. Потом разберешься… — Твердо сказала я.
— С ума сошла? — прошептал он побелевшими губами.
Я через силу усмехнулась:
— Не надейся. Нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Забирай картину, и мы в расчете. Те десять тысяч, что я уже получила, вполне покрывают все расходы.
Герасим рывком поднялся с подушек и, подавшись вперед, прошипел мне прямо в лицо:
— Что ты несешь? Какие десять тысяч? Какая, к черту, картина? На фига она мне?
— Понятия не имею, зачем она тебе понадобилась. Но ты ее заказал, значит, теперь забирай. Я ее у себя держать не хочу.
— Анна, что ты городишь? Какой заказ? Вспомни, я об этой картине от тебя узнал.
— Я тоже так думала. До тех пор, пока не влезла в твой компьютер и не прочитала переписку. Ты забыл выйти из Интернета, убегая на ту встречу. Сейчас, конечно, ты этого не вспомнишь, слишком много событий произошло, но ты просто поверь мне на слово.
Герасим сжал кулаки так, что побелели костяшки, и, мерно колотя по одеялу в такт словам, он заговорил:
— Я тебе не верю. На слово. Мой комп действительно был включен. Ты действительно читала письма. Там действительно было что читать. У меня огромное число друзей и клиентов, и со всеми я переписываюсь. Ты действительно что-то там откопала и, будучи непроходимой дурой, из невинных фактов сделала далеко идущие выводы.
— Невинные факты? Выходит, текст «Поручаю найти картину Веласкеса «Христос в терновом венце», незаконно изъятую в 1924 г. у княгини Екатерины Павловны Щербацкой. В расходах не лимитирую, в случае успеха гарантирую очень щедрое вознаграждение», который я обнаружила в твоем компьютере, ничего не означает? А может, скажешь, его там вообще не было?
— Конечно, был! Ты же сама принесла мне дискету. Забыла?
— Отчего же? Помню. Только я принесла тебе дискету, а этот текст был набран тобой! Сечешь разницу? Но если тебе этого мало, там были и другие сообщения. Как тебе понравится вот такое? «Поторопите исполнителя с выполнением заказа. Сроки поджимают, времени становится совсем мало». На это что скажешь?
Герасим только выразительно покрутил пальцем у виска.
— Тебя и это не впечатляет? Отлично! Вот тебе еще одно: «В свете нашей предварительной договоренности прошу ускорить поиск подходящего специалиста. Напоминаю, задача очень и очень непростая, поэтому тот, кто будет ею заниматься, должен быть профессионалом высокого класса. На оплате не экономьте, деньги в данном случае роли не играют».
— Тут есть прямое указание на тебя и эту чертову картину? — спросил Герасим.
— По отдельности каждое выглядит невинно, но взятые вместе…
— До этого могла додуматься только ты! И знаешь почему? Потому, что ты законченная эгоистка! Ты повернула на самой себе. Тебе кажется, что весь мир вращается исключительно вокруг твой персоны. А тебе не приходило в голову, что в этих записках речь может идти о моей собственной работе? У меня есть ведь фирма, пусть и небольшая, но с хорошей репутацией и солидными клиентами. Мои ребята — классные специалисты, и очень часто мы выполняем сложные и даже щекотливые задания. Не подумала об этом? Нет? Я так и знал! Тебе ведь ни до кого нет дела, кроме себя.
Все, что он сейчас с такой яростью бросал мне в лицо, было неправдой и оттого задевало особенно больно. В какой-то момент я уже не смогла себя сдерживать и, забыв, где нахожусь, закричала во весь голос:
— Ты порешь чушь! Дело не в моем эгоизме, а в твоем предательстве! И не смотри на меня так! Все так и есть! Мы с тобой дружили, а ты меня предал. Помимо моей воли ты втянул меня в темную историю, а теперь не хочешь в этом сознаться. Ты трусишь и потому отпираешься. Ну и черт с тобой! Пусть это будет на твоей совести. Картину я тебе нашла, деньги отработала, и мы в расчете. Веласкеса оставляю тебе.
В запале я бы наговорила еще много чего, но тут за моей спиной открылась дверь и начальственный голос требовательно спросил:
— Что здесь происходит?
— Скажите ей, чтобы ушла, — простонал Герасим, без сил откидываясь на подушки.
— Немедленно покиньте палату, — приказал доктор и строго указал пальцем на дверь.
— Не нервничайте. Уже ухожу, — огрызнулась я и, осторожно прислонив картину к тумбочке, пошла к выходу.
— Ненормальная! Забирай эту мазню с собой! Оставишь — изрежу на лоскуты! — донеслось с кровати.
Этого я допустить не могла. Веласкес был гением, и, каково бы ни было мое собственное отношение к картине, допустить, чтобы зарвавшийся лгун изрезал его шедевр, я не могла. Не глядя по сторонам, я быстро вернулась и забрала «Христа в терновом венце».
— Ты в своем уме? Потратила столько времени и сил, нашла картину, а теперь несешь невесть что. Ты, часом, не заболела? — сердито гудела Даша, нависая надо мной, подобно могучему утесу.
