Карина Тихонова - Дневник его любовницы, или Дети лета
— Снотворное, успокоительное, транквилизаторы, барбитураты…
— Ничего не принимаю! — перебил я его с раздражением. — Не пью я никаких лекарств!
Врач широко зевнул, прикрыв ладонь рот.
— Голова болит? — спросил он.
— Болит, — признался я.
— Резь в глазах?..
— Да.
— Отсутствие аппетита, интенсивное потоотделение, слабая лихорадка, частичная потеря координации, — продолжал перечислять врач тем же монотонным голосом.
— Да, — подтвердил я упавшим голосом.
— Ясно, — подытожил врач.
Еще раз вздохнул и поднялся с кресла.
— Нужно везти его в больницу, — сказал он Егору. — Придется заниматься всерьез.
— Нет! — закричал я и заметался в постели. — Нет!
— В чем дело? — удивился врач.
Я резко сел на кровати и уставился на Егора. Врач испуганно шарахнулся от меня в сторону.
— Егор, ты же обещал! — напомнил я прерывающимся голосом. Меня била крупная лихорадочная дрожь.
— Антон! — начал Егор, но я, не слушая его, замолотил кулаками по кровати и закричал:
— Не хочу в психушку! Не поеду! Ни за что!
— А при чем тут психушка? — удивился врач, опасливо выглядывая из-за плеча Егора.
Я моментально заткнулся.
— А… куда вы меня собираетесь везти? — спросил я недоверчиво.
— В наркологический диспансер! — ответил врач, высоко поднимая брови, словно говорил о само-собой разумеющийся вещи. — Ломка у вас, уважаемый! Обыкновенная наркотическая ломка!
— Что?..
Я так растерялся, что не мог ничего сказать. Только сидел и смотрел то на врача, то на Егора.
Егор в отличие от меня удивленным не выглядел. Он вообще не обращал никакого внимания на происходящее. Стоял, мрачно нахмурившись, и о чем-то напряженно раздумывал. Врач вышел из-за его спины, сделал робкий шажок в сторону моей кровати и тихо спросил:
— Так что вы принимаете? Все равно ведь узнаю…
— Клянусь вам, — начал я так убедительно, как только мог, но меня перебил Егор:
— Я подозреваю, что наркотики ему давали незаметно.
Врач резко повернулся к Егору.
— Вот как! — протянул он задумчиво. Взглянул на меня еще раз, погладил длинными худыми пальцами свой подбородок.
— Это какая-то ошибка, — сказал я неуверенно. — Я живу один…
— Это серьезно? — спросил Егор у врача, не обратив внимания на мои слова.
Врач пожал плечами.
— Трудно сказать. Давали, скорее всего, какой-то галлюциноген. Какой — анализы покажут, на глаз не скажу. Зависимость не сильная, видимо, давали небольшие дозы. Зато налицо побочный эффект: сильное истощение. Галлюциногены вызывают отвращение к еде. Больных, которым приписывают такие средства, обычно кормят внутривенно… К тому же галлюциногены часто провоцируют обезвоживание. А вообще…
Врач еще раз посмотрел на меня и бодро добавил:
— Жить будет. И не таких вытаскивали.
Я снова упал на подушку.
Врач еще о чем-то вполголоса говорил с Егором, а я лежал неподвижно, смотрел в потолок, и думал только об одном: о своей наркотической ломке.
Это невозможно. Этого просто не может быть.
Бред какой-то…
●●●
Бред, не бред, но в больнице я пролежал три недели. Через три недели я взбунтовался и потребовал выписки.
Выписывать меня не хотели, пришлось нажать на Егора, который навещал меня почти ежедневно.
Егор сходил к врачу, провел разъяснительную работу и вернулся в палату с моими вещами.
Я уже говорил, что Егор умеет быть очень убедительным.
— Одевайся, — сказал он и кинул на постель спортивный костюм. — Ты свободен.
— Слава богу! — сказал я кисло.
Вылез из кровати, взял спортивные штаны и неуклюже запрыгал на одной ноге, втискиваясь в них.
— Ты сильно поправился, — констатировал Егор.
Я почувствовал злость. А то я и сам этого не знаю!
— У меня нарушение обмена веществ, — хмуро объяснил я. — Из-за наркотика.
— И что с этим делать?
Я влез в штаны и с трудом натянул на себя майку, которая стала мне тесной.
— Лекарства принимать.
— А без лекарств никак нельзя? — не отставал Егор.
Я с раздражением посмотрел на него. Я вообще стал очень легко раздражаться. Буквально с пол-оборота.
— Я теперь без лекарств и дня не протяну, — сказал я.
— Ну, это мы еще посмотрим, — пообещал Егор.
Я посмотрел на него. Лицо приятеля было непроницаемым.
Мы вышли из больницы, получив от моего лечащего врача толстую пачку рецептов.
— Это все твое? — спросил Егор.
— Мое, — угрюмо подтвердил я.
— Круто, — пробормотал Егор.
Я снова обиделся.
— А как ты хотел? — спросил я с напором. — Сердечная мышца ни к черту! Врач так поражался тому, что она не отказала, что мне хотелось перед ним извиниться! По всем медицинским законам я должен был сдохнуть через десять дней после приема препарата! Не ел же ничего!
— Не заводись, — сказал Егор ровным голосом.
Я споткнулся на полуслове.
— Извини, — сказал я через минуту. — Нервы тоже ни к черту. Врач меня предупредил, что будет тяжело адаптироваться…
Я замолчал, глядя в окно машины.
Мы ехали по трассе, ведущей к дачному поселку. Слева от меня простиралась ровная голубая полоса, и ее вид радовал мою душу.
Море.
— Я этим летом на море ни разу не был, — сказал я, не отрывая взгляда от синей ленты с белыми барашками, бегущими по ней.
— Лето еще не кончилось, — напомнил Егор.
Мы снова замолчали.
— На дачу едем? — осмелился спросить я, наконец.
— На дачу, — подтвердил Егор. — Ты же хочешь узнать, что с тобой произошло?
— Нет, — ответил я очень быстро и поежился. — Я ничего не хочу знать. Ничего!
Егор повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
— Брось, — сказал он. — Нужно смотреть жизни в лицо. Даже если оно уродливое.
Я почувствовал, как сердце быстро заколотилось в груди. Достал из внутреннего кармана упаковку таблеток, выдавил одну и бросил ее под язык. Закрыл глаза, откинулся на спинку сиденья.
Егор проводил таблетку неодобрительным взглядом, но промолчал.
Я не хотел ничего знать, потому что догадывался. И догадка выглядела довольно страшненько. Я бы предпочел оставить все, как есть.
А впрочем…
Наверное, Егор прав. Невозможно прожить всю жизнь с нарывом в сердце. Когда-то он должен созреть и лопнуть.
Мы подъехали к моим воротам. Шофер надавил на клаксон, машина деликатно и коротко рявкнула.
Через минуту ворота широко распахнулись.
— Ты меня извини, — сказал Егор. — Мне пришлось у тебя немного похозяйничать.
Я промолчал.
Машина вползла во двор и остановилась. Шофер выскочил наружу, распахнул перед нами дверь.
Мы с Егором выбрались из салона.
Я окинул взглядом пышно цветущий сад. Но его вид больше не радовал мою душу. С этим домом для меня теперь навсегда будут связаны грустные и неприятные воспоминания.
— Куда? — спросил я Егора, словно я был гостем, а он хозяином.
— В кабинет, — ответил мой приятель.
И мы двинулись в дом.
В кабинете нас ждал молодой человек такой субтильной комплекции, что я поначалу даже принял его за мальчишку. Но когда подошел ближе, то увидел, что на щуплом костлявом теле сидит широколобая голова умного взрослого человека. Мне даже показалось, что голова развита диспропорционально хилому невзрачному туловищу. Почему-то вспомнился рисунок в журнале, изображающего человека будущего: уродливый рахитичный головастик с короткими ногами и вытянутым назад черепом. Под таким черепом может поместиться мозг, способный дать фору любому компьютеру.
По-моему, просто кошмарное зрелище.
— Здравствуйте, — сказал молодой человек. Я молча протянул ему руку, он подошел ближе, с готовностью подал мне свою. Я увидел умные, спокойные глаза хорошо образованного человека и перестал замечать рахитичное костлявое тело.
Все же удивительно, до чего обаятельны бываю умные люди. Если у уродливого головастика из будущего будут такие глаза, то я готов примириться со всем остальным.
— Вадим, — представился молодой человек.
— Это мой лучший программист, — отрекомендовал Егор молодого человека. Тот не стал смущаться и кокетливо отмахиваться от рекомендации, как от незаслуженного комплимента. Сразу взял быка за рога и заявил:
— Ну, у вас тут и оборудование! Дэвид Копперфильд на частном сеансе!
— То есть? — не понял я и оглянулся на Егора.
Егор промолчал.
— Идите сюда, — позвал молодой человек, отходя к большим напольным часам.
Я двинулся следом.
Вадим открыл дверцу, показал мне небольшое металлическое устройство, вмонтированное в деревянную перекладину.
— Видите?
Я присел на корточки, коснулся серебристой холодной поверхности.
