Хеннинг Манкелль - Человек, который улыбался
– Откуда мне знать?
– Они не сказали, почему им вдруг понадобился новый конюх?
– Эта, которая Карлен, сказала, что кто-то там заболел.
– Но ты никого не видела?
– Нет.
– А что ты видела?
– Как это – что я видела?
– Ты же должна была видеть людей, машины, которые приезжают и уезжают…
– Конюшня стоит на отшибе. Оттуда парадный вход не видать. Только торец здания. А загон еще дальше. К тому же мне запрещено ходить в замок.
– Кто запретил?
– Анита Карлен. Там так – если я сделаю что-то не так, меня тут же вышибут. Даже если я уезжаю куда-то, должна просить разрешения.
– Где ты взяла такси?
– За воротами.
– Можешь рассказать что-то еще, что могло бы мне пригодиться?
– Откуда я знаю, что вам может пригодиться?
Вдруг у него появилось чувство, что она что-то знает, но сомневается, стоит ли рассказывать. Он помолчал немного, потом продолжил, очень осторожно, словно бы нащупывая дорогу в темноте.
– Давай вернемся назад, – сказал он. – Этот тип, который приходил в конюшню… он больше ничего не говорил?
– Нет.
– Ни слова насчет того, что они собираются переезжать за границу?
– Нет.
«Она не врет, – подумал он. – Говорит все как есть. И, скорее всего, ничего не забыла. Тут что-то другое».
– Расскажи про лошадей, – попросил он.
– Лошади – красавицы. Одна, Афродита, гнедая. Ей девять лет. Вторая, Юпитесс, черная, семилетка. Видно, что давно не езженные.
– Как это может быть видно? – поинтересовался Валландер. – Я ничего не понимаю в лошадях.
– Уж это-то я поняла.
Валландер улыбнулся ее ироничному замечанию, но ничего не сказал – ждал продолжения.
– Они чуть не взбесились от радости, когда я подошла с седлами. Для настоящего скакуна жизнь без скачек – не жизнь.
– И ты их выезжала?
– Да.
– Наверное, по всему парку?
– Ничего подобного. Мне сообщили, где я могу ездить, а где – нет.
Что-то дрогнуло в ее голосе, в нем появилась несвойственная ей озабоченность. Валландер насторожился. Вот-вот она расскажет то, что собиралась утаить… или, может быть, даже не собиралась утаить, а сомневалась, стоит рассказывать или нет.
– Итак, ты начала выездку.
– Первой была Афродита. А Юпитесс сама по себе носилась в загоне.
– И как долго ты занималась Афродитой?
– Полчаса. Там огромный парк.
– А потом вернулась?
– Я расседлала ее и занялась Юпитесс. Еще примерно полчаса.
У Валландера не было сомнений, что в эти полчаса, пока она выезжала вторую лошадь, что-то произошло. Она ответила слишком быстро, словно желая с разбега перескочить опасное препятствие. Единственное, что ему оставалось сделать – открыть свои карты.
– Все, что ты мне рассказала, несомненно правда, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более дружелюбно.
– Мне нечего больше сказать. Я должна ехать. Если опоздаю, меня уволят.
– Сейчас поедешь. У меня только пара вопросов. Давай вернемся к тому человеку, который заходил в конюшню. Мне кажется, ты передала мне не все его слова. Так или не так? Ведь он наверняка сказал, чтобы ты не смела появляться на определенных участках парка?
– Это Анита Карлен мне сказала.
– Может быть, и она тоже. Но он сказал это так, что ты испугалась. Я прав?
Она медленно кивнула и опустила голову.
– Но когда ты прогуливала Юпитесс, ты заехала не туда. Или заблудилась, или из любопытства. Я не мог не заметить, что ты девочка довольно своенравная…
– Я заблудилась.
Она говорила так тихо, что Валландер был вынужден перегнуться через стол, чтобы расслышать ее слова.
– Я тебе верю. Рассказывай, что произошло.
– Юпитесс вдруг испугалась и сбросила меня на землю. Я не ушиблась, дело привычное, поднялась и стала смотреть, что же ее испугало. Сначала мне показалось, что это мертвец лежит на тропинке. Я подошла поближе и увидела, что это кукла. Кукла в человеческий рост.
Валландер видел, что ей все еще страшно. Он вспомнил, что Густав Торстенссон говорил фру Дюнер, что у Хардерберга странное чувство юмора.
– Итак, ты испугалась. Я бы тоже испугался. Но бояться нечего. С тобой ничего не случится. Только регулярно держи со мной связь.
– Лошади мне нравятся, – сказала она. – А все остальные – нет.
– Вот и занимайся лошадьми. И остерегайся запрещенных троп.
Оттого, что она рассказала ему все без утайки, ей явно полегчало.
– Езжай назад, – сказал он. – Ты права – тебе нельзя опаздывать. А я еще посижу.
Она вышла. Валландер выждал полминуты и тоже пошел к выходу. Она наверняка пошла к гавани, к стоянке такси. Валландер прибавил шагу. Когда он ее увидел, она уже садилась в машину. Таксист завел мотор и уехал. Он подождал немного, чтобы удостовериться, что за ней никто не следит, и только тогда пошел к своей машине и уехал в Истад. По дороге он постарался обдумать все, что услышал от Софии. Ничего конкретного относительно ближайших планов Альфреда Хардерберга ему так и не удалось узнать.
«Пилоты и полетная документация, – вспомнил он. – Мы должны быть готовы к тому, что он надумает исчезнуть из страны».
И тут же он решил, что настало время еще раз посетить Фарнхольм и встретиться с Альфредом Хардербергом.
Без четверти восемь Валландер вернулся в управление. В коридоре он столкнулся с Анн Бритт Хёглунд. Она сухо кивнула и поспешила скрыться в своем кабинете. Он остановился, совершенно обескураженный. Что это с ней? Он повернулся, подошел к ее двери и постучал.
– Мы здесь обычно здороваемся друг с другом, – сказал он, открывая дверь.
Она даже не подняла глаз от бумаг.
– Что с тобой?
Она посмотрела на него со злостью:
– И это ты меня спрашиваешь?
Валландер вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.
– Я ничего не понимаю, – сказал он. – Что я сделал не так?
– Я-то думала, ты другой, – сказала она. – А ты такой же, как все.
– Все равно не понимаю, – сказал Валландер. – Объясни!
– Мне нечего тебе сказать. Лучше уйди.
Валландер никак не мог определить, взорвется она сейчас или заплачет.
– Я думал, мы постепенно становимся друзьями, – сказал он. – Не только сотрудниками.
– Я тоже так считала раньше.
– Тогда объясни, в чем дело!
– Хорошо. Я скажу совершенно прямо, в отличие от тебя. Я думала, что тебе можно верить, а теперь поняла, что нельзя. И к этому мне надо привыкнуть.
Валландер беспомощно развел руками:
– Опять не понял.
– Ханссон вернулся, – сказала она. – Ты должен об этом знать, потому что он сказал, что вы с ним разговаривали.
– И что он сказал?
– Что ты рад, что он вышел на работу.
– Я действительно рад. Нам сейчас очень нужны люди.
– В первую очередь потому, что ты мной очень недоволен.
Валландер вытаращил глаза:
– Он так сказал? Что я тобой недоволен? Что я говорил ему, что я тобой недоволен?
– Ты имел на это полное право. Но я предпочла бы, чтобы ты сказал мне это в лицо, а не за спиной.
– Это вранье, все точно наоборот! Я сказал ему, что ты не только подаешь большие надежды, но что ты уже прекрасный полицейский!
– Он говорил очень убедительно.
Валландер рассвирепел:
– Мерзавец! – заорал он. – Я сейчас же позову его сюда. Неужели ты не сообразила, что он попросту врет?
– Зачем ему врать?
– Потому что он тебя боится.
– Боится?!
– А как ты думаешь, зачем он постоянно ездит повышать квалификацию? Потому что боится, что ты его обойдешь. Он не может примириться с мыслью, что ты толковее его.
Она, похоже, начала ему верить.
– Это правда, – сказал он. – Завтра же поговорим с Ханссоном, ты и я. И уверяю тебя, ему этот разговор будет не особенно приятен.
Она сидела молча. Потом подняла на него глаза:
– Я должна извиниться перед тобой.
– Ничего ты не должна. Это он должен извиняться, а не ты.
На следующий день, 26 ноября, ночью подморозило. На деревьях лежал мохнатый серебристый иней. Анн Бритт подошла к Валландеру и попросила его оставить Ханссона в покое. Она сказала, что всю ночь думала об их разговоре, и решила, что лучше ей самой поговорить с Ханссоном, и не сейчас, а попозже, когда она немного остынет. Поскольку Валландер уже не сомневался, что Анн Бритт ему поверила, он согласился. Они собрались на оперативку. Все были простужены, чихали и кашляли, кроме Пера Окесона, который поправился и был бодр, как никогда. Валландер рассказал о своей встрече с Софией в Симрисхамне, но, похоже, впечатления не произвел. Сведберг, словно бы только дожидался подходящего случая, выложил на стол подробную карту земельных угодий Фарнхольма. Карта была очень большая. Сведберг, видимо, хорошо подготовился: он рассказал о гигантском парке, заложенном в конце девятнадцатого века, когда замком владел человек с отнюдь не дворянской фамилией Мортенссон. Этот Мортенссон сколотил огромное состояние на строительстве домов в Стокгольме, а потом, по-видимому, воплотил свою старинную честолюбивую мечту – купил замок. Его одержимость мечтой о собственном замке граничила с манией величия. Когда Сведберг закончил свой доклад, все стали дружно черкать в блокнотах, избавляясь от подробностей, оказавшихся либо не важными, либо второстепенными. Анн Бритт наконец выбрала время поговорить с Ким Сунг Ли, уборщицей в адвокатском бюро. Как и ожидалось, разговор этот ничего не дал. Проверка показала, что у Ким Сунг Ли все бумаги в порядке, она живет в Швеции вполне легально. По собственной инициативе Анн Бритт поговорила и с Соней Лундин, делопроизводителем в адвокатской конторе. Валландер покосился на Ханссона – тот с трудом скрывал, как его раздражает ее «собственная инициатива». Впрочем, и Соня Лундин ничего существенного не сообщила. Можно было продолжать вычеркивать. Постепенно в комнате воцарились уныние и апатия. Чтобы немного поднять настроение, Валландер напомнил, как важно уточнить план полетов «Гольфстрима», и попросил Ханссона без лишнего шума навести справки о двух пилотах Хардерберга. Но рассеять туман равнодушия ему не удалось, и это почему-то очень его обеспокоило. В глубине души он и сам понимал, что им остается только надеяться на помощь экспертов-экономистов – может быть, тем удастся что-то нарыть в компьютерах. Они обещали сообщить результаты проверки финансовой империи Хардерберга уже сегодня, но попросили дать им время до понедельника, 29 ноября.
