Леонид Марягин - Экран наизнанку
Перронный репродуктор щелкнул и захрипел.
Ленька задрал голову на эти звуки.
- Поезд "Горький-Москва" прибывает через три минуты, - сообщила дикторша.
- Уезжаешь? - Перед ним в замызганном распахнутом халате стояла мать Риты.
- Да, - он торопился в объяснениях, как вор, пойманный с поличным, - я Рите письмо написал. Наверное, сегодня получит...
- А времени дойти до нее не было? - Мать спрашивала резко и зло.
- Так... Не получилось...
Она поглядела на объемистый фибровый чемодан.
- Куда едешь?
- Отдыхать. На юг, - опять соврал Ленька. - Я скоро вернусь....
- Вернешься? Ой ли! - криво усмехнулась мать Риты.
Он не смел поднять глаз.
- Говорила я Ритке, - мать погрозила ему пальцем, - не связывайся с этим... козлом, ничего у тебя с ним путного не будет - бросит он тебя... И плаксиво передразнила: - А она: люблю, люблю...
Мать подошла на шаг ближе и дохнула ему в лицо запахом стойкого перегара:
- Катись ты к ядрене фене! Кому ты нужен!
Плюнула Леньке под ноги и ушла.
Загудел подходивший дизель. Ленька, глядя вслед Ритиной матери, не сразу нащупал ручку чемодана, чтобы взять его на изготовку.
- Скорый поезд на Москву отправляется, - звучало из репродуктора, а Ленька еще стоял на перроне.
Но вот двинулись шпалы, исчезая под колесами дизеля. Мелькнул на обочине километровый столб с табличкой "101". И полетела навстречу дорога, бесконечная дорога.
Здравствуй, cтолица!
(Кинодрама)
Здравствуй, столица,
Здравствуй, Москва,
Здравствуй, московское небо!
В сердце у каждого эти слова,
Как далеко бы он ни был...
Слова бодрой, зажигательной песни звучат в темноте и исчезают в предрассветной мгле подмосковного пейзажа.
По узким мосткам через речку - такие зовут лавами, их сооружают на лето, после того как сойдет лед, чтобы удобнее было обывателям перемещаться из городских районов в дачные места, - по узким лавам идет парень в кепочке-восьмиклинке, ведя рядом шуршащий приспущенными шинами велосипед.
Из прибрежных кустов за велосипедистом наблюдают четыре глаза.
- За нашим пошел, сучара! - шепчет из-за кустов Булка.
- Булка, заткнись, - обрывает Вова Новый.
Мостки опустели - велосипедист скрылся в зарослях противоположного берега. Только качнулись ветки орешника - и был таков.
- Сейчас он похиляет обратно, и я его запорю, - шепчет Булка в своем укрытии.
- Перебьешся. - Вова Новый, останавливая напарника, приподнимает пятерню. - Без мокрухи. Он просто - потонет.
- Как? Он же плавать умеет...
- Тут не поплывешь - тут по пояс всего.
- А как же? - не унимается Булка.
- Покнокаешь... - Вова Новый пошевелил ветку - с нее ссыпался град капель.
И тотчас на противоположном берегу так же зашевелилась ветка.
- Чего теперь? - спросил Булка.
- Там верзила. Он знает чего. - Вова Новый, не отрываясь, наблюдал за мостками.
- Зря ты наших никого на это дело не позвал. Мы бы этому сучаре устроили. Это надо же - у своих ворованное красть, - не переставал причитать Булка.
- Булка, последний раз говорю: умолкни, - прохрипел Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо его стало брезгливым.
На мостках у противоположного берега появился парень в восьмиклинке, ведя теперь уже навьюченный велосипед: два внушительных мешка на раме и один на багажнике.
Вова Новый, передернув затвор "вальтера", вышел из-за кустов навстречу и стал у начала мостков, держа перед собой "машину".
Одновременно с ним у противоположного берега на мостки вошел верзила, держа руки за спиной.
Велосипедист замер на полушаге.
Обернулся и, увидев верзилу, снова замер.
- Кто тебя, сучья рожа, на товар навел? - спросил Вова Новый.
- А отпустите? - выдавил велосипедист.
- Скажешь - своими ногами уйдешь по воде, - заверил Вова Новый.
Велосипедист торопливо застрекотал:
- Булка говорил, на двоих удобнее товар делить, чем на троих
Булка дернулся и исчез в прибрежных кустах - только качались ветки и стучали по листьям потревоженные капли.
- А меня кто заложил? - теперь велосипедист говорил медленно и еле слышно.
Вова Новый криво усмехнулся:
- Тоже Булка. При любом раскладе хотел в порядке быть, падла! Ну его-то мы достанем, с ним отдельно потолкуем... А ты - иди. - И он показал стволом, куда следует идти велосипедисту.
Велосипедист отпустил руль, навьюченный велосипед, глухо звякнув, свалился на доски мостков.
Велосипедист прыгнул в речку.
И в этот момент верзила, выхватив рогатину из-за спины, с мостков пригнул ею к воде шею велосипедиста.
А затем вдавил голову и все тело под воду.
Он напрягаясь держал рогатину, пока поверхность речки не успокоилась.
- Сам оступился и утонул, на корягу напоролся, - проронил Вова Новый.
- Товар заберем? - спросил верзила.
- А товар оставим здесь, - Вова Новый был категоричен.
- Меня жлоба давит, - слабо возразил верзила и перешагнул лежащий под грузом велосипед.
- А идти по мокрому - не давит? - Вова Новый прятал пистолет под пиджак.
Верзила согласно кивнул и зашвырнул рогатину подальше в воду.
- Ну-ка, покаж. - Вова Новый сам поднялся с корточек и взял листочки из рук Севы.
Он стоял у сарая и перебирал страницы, а Сева с тревогой наблюдал за выражением лица Нового.
- Молоток, - одобрил Вова Новый, вывернув губы, отчего лицо приняло брезгливое выражение, - молоток, что кликухи заменил, а иначе - стук... все по правде. В Москву поедешь? Фарт ловить?
- Поеду, - сказал Сева, как о давно решенном.
- Только учти: в столице мира правды не любят, ни на бумаге, ни в толковище, - предупредил Вова Новый.
Сева передернул плечами.
- Я - не салага. Соображаю...
- Но все равно, ты - молоток, - поддержал Севу Бадай, вмешавшись в разговор, - вырастешь - кувалдой станешь!
Бадай поднял с земли гитару и под парочку блатных аккордов запел:
Заболеешь, братишки, цингою
И осыпятся зубки твои,
И в больницу тебя не положат,
Потому что больницы полны.
Там же, братцы, конвой заключенных,
Там и сын охраняет отца,
Он ведь тоже свободы лишенный,
По приказу убьет беглеца!
Рецензент держал картонную папку в одной руке и, похлопывая другой по обложке, растолковывал Севе, сидевшему рядом на скамейке в сквере Литинститута:
- О ком ты написал? О знакомых урках? И ничего хорошего в жизни не нашел. Не нужно нам этого... у нас Литературный институт, а не библиотека блатных воспоминаний.
Мимо скамейки проходили веселые удачливые абитуриенты, оживленно бросали на ходу:
- Он думал, я Олешу не знаю! А я с ним лично знаком!
- А меня мучил метафорами!
- Ну, главное - все завершилось.
Рецензент глянул на Севу, заметил его почти скорбное выражение лица и успокоил:
- Но ты не расстраивайся! Научиться быть писателем в институте нельзя... - рецензент поднялся, - сам пиши и читай хороших писателей.
- Что ж вы сами в институте преподаете? - поднялся следом Сева.
- Я? Я... Кормиться семье надо.
Консультант протянул Севе его "творения" и ушел, влившись в Бульварное кольцо.
Он сидел за столиком, уткнувшись взглядом в чашечку остывшего кофе. Разлившаяся невзначай кофейная жижа накрыла часть надписи на блюдце и можно было прочесть "фе "Националь".
Напротив него на пустующее место плюхнулся кто-то солидный - он видел только рыхлый живот, прикрытый широким пестрым галстуком. Поднял взор и обнаружил пятидесятилетнего мощного мужика в темно-синем габардиновом пиджаке с привинченным к отвороту орденом Ленина, которым награждали до войны - штучно.
Рядом с мужиком уже стояли официантка с метрдотелем. Мужик диктовал:
- Банку крабов с майонезом...
- Нужно узнать, есть ли...
- Узнайте, - тоном, не терпящим возражений, перебил посетитель и продолжил: - И два раза пожарские котлеты с макаронами в одну тарелку.
Он узнал посетителя.
Обслуга ушла, и посетитель обратил свое незанятое внимание на него: тельняшка, суконка - непривычный наряд для этого заведения.
- Ты знаешь, кто я? - спросил посетитель.
- Вы кинорежиссер.
- И народный артист, - похоже угрожающе добавил режиссер, - а откуда меня знаешь?
- Ваши портреты висят в кинотеатрах.
- Какие фильмы я поставил?
Сева приготовился было отвечать, но подошел метрдотель и угодливо поставил перед режиссером банку с крабами:
- Нашли последнюю...
Режиссер с упоением занялся принесенным, а Сева, чтобы не мешать мэтру, на блокнотном листке перечислил все творческое наследие режиссера и протянул реестр...
Режиссер облачился в золотые очки явно забугорного изготовления и глянул в листок.
- Правильно! Ты что - моряк?
- Недавно демобилизовался
- Где служил? - допрашивал народный артист, глядя поверх золотых очков.
- На Балтике.
- Точнее!
- Рижская военно-морская база...
- О! - оживился режиссер, - я поднимал в Риге национальное кино. Там тогда командовал адмирал Головко-младший...