Леонид Марягин - Экран наизнанку
Буфетчица, сидя спиной к стеклянной витрине буфета, энергично двигала костяшками счетов, а когда обернулась, сразу признала Леньку и потом, не скрывая своего интереса, наблюдала за ним.
И если бы парень огляделся, он узнал бы в буфетчице мать Риты.
- Ты не бойся меня! - снисходительно улыбнулась Руфка парню. - Раз попробуешь - потом сам не отстанешь.
- Что ты ко мне привязалась? - Ленька скорее просил ее уйти, чем спрашивал.
Но Руфка пригнулась к его лицу, нахально заглянула в глаза и заявила:
- А такого интеллигентика у меня еще не было!
Георгий Матвеевич Звонилкин расхаживал вдоль полупустых рядов класса, где шло занятие литературного кружка, и вещал:
- Вы должны знать, что классик марксизма говорит: история повторяется дважды: один раз как трагедия, другой раз - как фарс.
Ребята слушали с постными лицами.
- Мы видели, какой всенародной трагедией была кончина товарища Сталина, теперь мы видим, каким фарсом у нас в школе обернулся арест врага народа Берии. Вы были свидетелями истории с его портретом, в которой участвовал наш кружковец. И я предлагаю...
Ленька заглянул в дверь класса, где шло занятие кружка.
Ребята, увидев его, засмеялись.
Он не понял причины смеха и, оглядев себя, на всякий случай пригладил волосы.
- Заходи, Леня, заходи, - позвал Звонилкин, - как раз ты-то нам и нужен.
Леня прошел к задней парте и сел.
- Я предлагаю, - продолжал Звонилкин, - каждому написать юмористический рассказ "Портрет Берии сгорел". И обнаружить свою точку зрения.
- А я напишу рассказ "Берия сгорел", - сказал Харламов, и ребят это развеселило.
- Не советую, - предостерег руководитель, - на это у вас нет материала.
- Не нашего ума дело? Так? - не унимался Харламов.
- Так, - раздраженно согласился Звонилкин. - Писатель может хорошо написать только о том, что видел и знает.
- Но про амнистию уголовников, которых выпустил Берия, мы здесь, на сто первом километре, знаем очень хорошо, - вдруг включилась в разговор девушка-очкарик.
- Хорошо, но не все! - подхватил Витек.
- Верно, Харламов, не все, - учитель оценил поддержку. - Поэтому...
Но Харламов и не собирался поддерживать Звонилкина. Его занимало другое:
- А вы объясните, Георгий Матвеевич, почему уголовники не имеют права раздевать и воровать в Москве, а за сто километров от столицы мира пожалуйста? Прописывайтесь, грабьте! Здесь можно, здесь уже сто первый километр!
Ленька, не поворачиваясь, повел глазами в сторону приятеля: неужели сейчас он расскажет о костюме?
Звонилкин остановил Витькины рассуждения:
- Не нужно обобщать. У тебя нет для этого данных.
- Есть, - не унимался Харламов.
- Я сказал - нет, - напрягшись и с раздражением пресек его руководитель и улыбчиво продолжил: - Вернемся к юмору. Я особенно рассчитываю на юмористический рассказ Лени как участника поджога портрета.
- У меня сейчас с юмором плохо, - сказал Ленька и хлюпнул носом.
Борька Куликов стоял на крыше сарая у голубиного лотка с сеткой и смотрел в небо через бинокль. За пазухой, под рубашкой, у него топорщились и покурлыкивали чиграши.
- Кулик! - позвал Ленька снизу.
Кулик опустил бинокль, увидел Леньку и присел на корточки.
- Щас!
Он мигом спрыгнул с крыши, очутился внизу рядом с Ленькой и сообщил:
- К Косте сегодня утром эти двое приходили, которые на тебя прут: Котыша и второй. Похоже, за пазухой у Котыши что-то было. Зашли к нему в сарай и тут же вышли.
- Уже пустые? - уточнил Ленька.
- Вроде того. У Котыши рубашка была выпущена.
Сообщение не предвещало ничего хорошего.
- А где сейчас Костя?
- У себя в сарае.
Ленька шагнул в сторону Костиной "берлоги", но Кулик остановил:
- Не ходи сейчас - он там с Руфкой.
Ленька понимающе кивнул и ушел.
Борька, прищурясь, поглядел в яркое небо, приложил к глазам бинокль и, выхватив затем из-за пазухи чиграша, кинул вверх.
Чиграш пошел кругами.
Костина компания разместилась на опушке леса. Сквозь стволы сосен просматривался неопрятный цементный забор завода-холодильника. Сам Костя сидел под сосной на травке, по-турецки поджав ноги, перед газетой, на которой круг ливерной колбасы, лук, хлеб, стаканы и две бутылки "белой головки" образовали заметную горку. Рядом с ним в такой же позитуре выкладывал из авоськи банку с огурцами Булка. Третий - широкоскулый - стоял на коленях перед патефоном и накручивал ручку. Патефон издавал членораздельные звуки.
Костя жестом приказал Леньке сесть рядом.
- Выпьешь?
Ленька отказался.
- За тех, кто там, - поднял граненый стакан Костя.
Выпили. Зажевали луком.
Море шумит,
Звезда за кормой.
Чайка летит
Рядом со мной...
вещал с пластинки Утесов.
Широкоскулый налил еще и предложил:
- За тех, кого нет.
Булка протянул стакан, чтобы чокнуться. Широкоскулый остановил:
- За покойников не чокаются.
- Чокаются, - возразил Костя. - Если мы о них помним - они здесь.
С Костей не спорили - чокнулись и выпили.
Костя протянул Леньке кус ливерной колбасы, и тот не посмел отказаться, - давясь, ел.
Мальчик в поход
Ушел с кораблем.
Завтра придет
Лихим моряком,
шипела пластинка.
Широкоскулый поднял голову, за его взглядом повернулись все.
На опушку вышли и остановились в двух шагах от компании Котыша с перебинтованной головой и его постоянный кореш Сидор.
- Ну, рассказывай, - скомандовал Костя, не предложив пришедшим сесть.
Широкоскулый снял патефонную головку с пластинки.
- Мы сработали сельмаг на семнадцатом торфоучастке. Ночью заныкали, что взяли, здесь, рядом, у старицы... - Котыша мотнул забинтованной головой в сторону, показывая, где они прятали ворованное. - А утром приходим ничего нет. Пусто.
- Значит, у вас увели под утро? - уточнил Костя блекло, без выражения.
- Значит, - согласился Котыша.
- Ага, - поддакнул Сидор.
- Он говорил, - Котыша показал заскорузлым пальцем на Леньку, - что у него деньги бывают в воскресенье, а во вторник не бывают... А вчера был вторник, и он был при фанере.
- Все?
- Все.
- Теперь ты растолкуй, - предложил Костя, не глядя на парня.
- В субботу "красилка" выходная. Мы берем оттуда товар. В воскресенье от молдаван с рынка за товар приходят деньги, - с большими паузами, преодолевая внутреннюю дрожь, говорил Ленька, пытаясь формулировать четко и ясно, чтобы не поняли как-нибудь иначе. - Вчера действительно был вторник, у меня оставалось рублей двенадцать, и я сел с ними в карты...
- А ты где был под утро? - Костя повернул голову к Леньке.
- Дома. Спал.
- Мамка с папкой видели? - усмехнулся Костя и продолжил сам, растягивая слова, как это делают, когда убаюкивают ребенка. - Ну, у них мы спрашивать не будем... А кто еще может подтвердить? Думай! - Это прозвучало уже угрожающе.
Ленька оцепенел. Внезапно ему стало жарко. Пока он искал ответ, и Костя, и Булка, и тот, другой с ними внимательно и жестко смотрели на Леньку.
- Могут подтвердить, - вспомнил Ленька, - и даже двое. Я утром, только рассвело, пошел поссать. А возле уборной очередь... Валька Шалавая Вовкина сестра. Он как раз с ними в деле был. А перед ней Семен, сосед. Дверь к двери...
Булка и широкоскулый развернулись к Коновалову.
- Ты его сукой назвал? - Тяжелый взор Кости уперся в Котышу.
- Назвал, - сухими губами пролепетал Котыша. - А что такого! - Он вдруг вскинулся и тут же заглох.
- Пори, - коротко бросил Костя, и Булка протянул Леньке свинокол острый кинжал, смастыренный из ромбического напильника.
Ленька оцепенело глядел на блестящие ребра кинжала и водил головой из стороны в сторону. Не лучше чувствовали себя и Котыша с Сидором.
- Я не могу, - наконец выдавил Ленька.
Булка и широкоскулый вопросительно посмотрели на Костю.
- Снимай тапочки, - приказал тот.
Ленька, понимая, что сейчас произойдет что-то отвратительное, снял черные чешки.
- Целуйте... Ноги ему целуйте, - первый раз повысил голос Костя и встал.
Котыша и Сидор опустились на колени к потным Ленькиным ногам.
Костя стал позади них.
Они чмокали пальцы Ленькиных ног, он поджимал их и подтягивал колени к груди.
Костя смотрел на это действо, презрительно ухмыляясь
- Ну хватит! - Он резко ударил Котышу ногой в зад, отчего тот ткнулся лицом в Ленькину голень. - Линяйте, и чтобы я вас не видел!
Котыша с Сидором исчезли, а Ленька сидел, поджав пальцы.
- Выпей!
Ленька выдул стакан и тут же опьянел.
- Я пойду? - попросил он.
- Иди, - согласился Костя.
- Ты нам машину покажи, которой их напугал, - добавил Булка.
Ленька вяло кивнул и пошел к забору холодильника.
В спину ему зазвучал голос Лещенко:
На Кавказе есть гора
Самая большая,
А под ней течет Кура,
Мутная такая.
- Лень! - остановил его оклик Кости. - Тапочки забыл!
Ленька вернулся, пошатываясь, поднял тапочки и снова двинулся.
