Джей Брэндон - Волк среди овец
- Они часто тебя наказывали? - спросил Элиот.
- Нет, - ответил Томми, затем судорожно добавил: - Но я прежде не делал ничего плохого.
- Но в этом не было твоей вины, правда?
Язык достаточно гибок. Я не был уверен, что Томми уловил тайный смысл заданного вопроса. Мальчик мог решить, что Элиот ведет речь о более позднем времени, когда его могли принять за добровольного партнера Остина. И он переложит вину на себя. Он соблазнил взрослого мужчину.
- Нет, - протянул Томми, но ответ был, к ненастью, очень неполным.
Я удержался от желания вмешаться. Я чувствовал, как Элиот подбирался к Томми, так он загонял в угол сотни свидетелей. "Выдержка, - приказал я себе, - выдержка". Я должен дать Элиоту сделать свое дело. Но у меня в голове не укладывалось одно: как можно мучить ребенка, когда в свое время позволил сотворить то же самое с человеком, сидящим рядом?
- Тогда почему ты не рассказал родителям? - настаивал Элиот.
Томми молчал. Элиот не подгонял его. Казалось, что мальчик не мог найти ответа, но Томми наконец сказал:
- Я не хотел, чтобы они плохо обо мне думали. Элиот спокойно загонял Томми в угол. Представитель старшего поколения, он знал, как это делается. Он не хотел слишком сильно давить. Элиот заговорил, казалось, совсем о другом.
- Кому первому ты рассказал о случившемся?
- Маме и папе, - сказал Томми.
Элиот выглядел сбитым с толку. Он даже громко хмыкнул. Затем спросил:
- Ты больше никому не говорил?
- Нет. Сначала нет.
- Никому из друзей?
- Нет.
- А те дети, которые вертелись у дома Остина, ты их не предупредил, не намекнул на то, что с тобой случилось?
- Нет.
- Я говорю вот о чем, может, ты просто намекнул: "Мне не понравилось, как он до меня дотрагивался", или "Мне неловко с ним", или просто "Я не хочу больше ходить туда"?
- Нет, - настаивал Томми.
- На самом деле ты продолжал ходить туда, так?
- Да.
- Когда ты рассказал родителям? - спросил Элиот.
- Этим летом.
- Этим летом? Два месяца назад, три?
- Да.
- Сколько времени прошло с тех пор, как это случилось, Томми?
- Два года.
- Более двух лет, да, с мая девяностого года по август нынешнего года?
Томми пожал плечами.
- Что тебя заставило открыться? - Не успел Томми ответить, как Элиот добавил: - Они спрашивали тебя, случилось ли с тобой что-то в этом роде?
- Нет, - сказал Томми.
- Ты как-то не так себя вел? Твои мама и папа беспокоились за тебя?
- Протестую, - сказал я, наконец найдя причину. - Он не может свидетельствовать о том, что было у кого-то на уме.
Элиот также вскочил.
- Он наверняка знал, беспокоились ли его родители о нем, ваша честь.
- Поставьте вопрос соответствующим образом, - бесстрастно отозвался судья.
- Томми. - Элиот начал наступление. В его голосе появилась строгость. Он нахмурился и подался в сторону Томми, пытаясь сосредоточиться на вопросе. - Когда ты рассказал родителям, что случилось, они забеспокоились? Они казались взволнованными тем, как ты себя вел?
Томми опустил глаза, припоминая, когда родители в последний раз проявляли о нем заботу.
- Нет, - ответил он.
- Что произошло, какое событие заставило тебя рассказать им? Они говорили с тобой?
- Нет. Мы смотрели телевизор.
- Телевизор. А что вы смотрели?
"Делай ход. Скажи, Томми". Элиот читал письменное заявление Томми, он знал, что мальчик узнал Остина во время показа вечерних новостей. Я надеялся, что Элиот спросит его об этом, потому что ему это было на руку. Элиот должен был уцепиться за это. И если бы он сделал это, Томми мог рассказать о том, чего не было в его письменном свидетельстве.
- Новости, - сказал Томми. - Я увидел его, увидел Остина по телевизору. Там говорили, что были похищены другие дети. Я понял, что он и с другими обошелся так же, - заключил Томми.
"Молодец парень". Я не мог представить доказательства других преступлений Остина, но если Элиот случайно сам выдал эту информацию, что ж, это уже нельзя было исправить, правда?
Когда я повернулся к нему, Элиот смотрел на Томми, не показывая, что допустил промах.
- Но Остина не обвиняли во всех этих преступлениях, правда, Томми? Он представлял интересы обвиняемого. Так ведь сказали по телевизору?
- Наверное. Я не знал, что именно он сделал это с другими детьми, сказал Томми не сбиваясь с курса.
Я заволновался, потому что Томми внутренне изменился. Он перестал казаться маленьким испуганным мальчиком, он вновь походил на мужчину в миниатюре. Он даже бросил на Остина взгляд, когда упомянули о других детях, который говорил об очень взрослом чувстве ревности и обиды за измену. Возможно, эмоции детей и взрослых не слишком разнятся. Кто может определить силу переживаний ребенка. Важно, что Томми больше не выглядел малолетним. Элиот молчал какое-то время, дав присяжным заметить выражение лица Томми, прежде чем задать следующий вопрос.
- То, что ты сказал родителям - поправь меня, если я произнесу неправильно, - звучало так: "Меня тоже. Он изнасиловал и меня". Ты так сказал, Томми?
- Да. - Томми не видел в этом ничего особенного.
- И что сделали твои родители? - спросил Элиот. - Они вызвали полицию, отвели тебя к врачу?
- Нет. Не...
- Нет? - Элиот уставился на него. - Они на следующий день отвезли тебя к окружному прокурору?
- Нет, - пытался объяснить Томми. - Не сразу.
- И что же они сделали?
- Поговорили со мной, - сказал Томми.
- Как же тебе удалось увидеться с врачом, полицией и прокурором?
- Я рассказал об этом школьному учителю.
- Учителю. В августе, - сказал Элиот.
- И медсестре, - добавил Томми, кивая.
- Медсестре. Ты с ней часто разговаривал?
- Думаю, мы виделись в третьем классе, - сказал Томми, - когда у меня болел живот и меня отправили домой.
Элиот кивнул в знак одобрения. Я точно видел, куда он хотел его завлечь. Думаю, все остальные тоже догадались.
- У меня нет больше вопросов, - сказал Элиот.
Это меня поразило. Я ожидал, что Элиот поставит под сомнение опознание Остина, что бы заставило меня расширить круг вопросов и показать присяжным, как долго Томми и Остин были знакомы друг с другом, установить, что Томми твердо уверен в личности обвиняемого. Элиот не дал мне такой возможности. Я даже не был уверен в том, что мне удастся раскрыть дальнейшие сексуальные контакты Остина и Томми. Их расценят как не относящиеся к делу, не пересекающиеся с тем эпизодом, который разбирался на этом процессе.
Я чувствовал интерес Элиота, когда свидетель опять перешел в мои руки.
- Томми, - неторопливо произнес я, - почему ты рассказал родителям о том, что этот мужчина изнасиловал тебя?
- Потому что я узнал, что он делал это и с другими детьми, - убежденно ответил Томми. - И я подумал...
- Протестую, - сказал Элиот, тут же встав. - Это заурядная спекуляция в пользу свидетеля, ни на чем не основанная. Таким образом, акцентируется наличие других преступлений, что предубеждает судей против подзащитного и полностью недоказуемо.
- Ваша честь, защита сама спрашивала о мотиве свидетеля для его признания. Отсюда вопрос...
- Мотив? - переспросил Элиот, вытянув руку. - Все, что я хотел узнать, когда было сделано признание. Какое это имеет...
- Протестую, - вмешался я. - Вопросы сейчас задает обвинение.
- Оставьте пререкания, - отрезал судья Хернандес. - Протест принят. Леди и джентльмены, - добавил он в адрес присяжных, - не принимайте во внимание последний ответ. Как сказал адвокат, для этого нет оснований. В этом деле предъявлено только одно обвинение.
Я покачал головой и сел, менее расстроенный, чем хотел казаться. Я надеялся, присяжные понимали: если у них были вопросы насчет мотива Томми, они не могли получить ответа не по моей вине. Это адвокат старался пресечь любое упоминание о других жертвах. Присяжные не смогут этого забыть.
- Томми, - продолжил я. - Это была последняя ветрена с Остином Пейли, когда он отвез тебя в дом с бассейном?
Томми покачал головой.
- Он вернулся в пустой дом?
- Да, - тихо сказал Томми. Он стушевался из-за перепалки, которую мы с Элиотом затеяли по поводу его показаний. Мне был на руку этот эффект. Он снова выглядел маленьким и испуганным. Я не хотел упускать момент.
- Обвиняемый вернулся, чтобы встретиться с тобой? Элиот был начеку. Я чувствовал, как он насторожился. Я старался вопросами поддерживать Элиота в этом состоянии, готового вскочить на ноги, но не находящего оснований для протеста.
- Да, - сказал Томми.
- Несколько раз?
Он кивнул.
- Пожалуйста, отвечай вслух, Томми. Он приезжал несколько раз после того дня, когда вы проводили время в бассейне?
- Да.
- Дважды, трижды?
- Больше, - сказал Томми. - Гораздо больше.
- Назови цифру, Томми. С того дня у бассейна и до того дня, когда ты увидел Остина по телевизору и сказал: "Это он", сколько раз ты встречался с ним? Ты виделся с ним несколько минут?
- Мы проводили вместе много часов, - ответил Томми.
