Вильям Козлов - Ради безопасности страны
— Знаете, за что вы меня не любите? За то, что я старый. А это, дорогой коллега, философия волка.
Михаил вдруг представил на своем месте Андрея Багрова. Что бы тот сделал? Посмеялся бы вместе с шефом? Сказал бы что-нибудь остроумное и разящее? Плюнул бы в эту квадратную лысину?
— И еще, коллега, — вроде бы спохватился шеф, — вы отъявленный карьерист.
— Карьеристы движут науку.
— Э, нет. Честолюбцы — возможно. Но ни один истинный ученый не променяет творческую работу на должность. И уж не пойдет просить ее сам.
— На карьеру взгляд давно изменился.
Аркадий Семенович не ответил, но посмотрел на его джинсы с неожиданным любопытством. Михаил снял ногу с ноги и спрятал мокасины под кресло. Казалось, шефу только этого и хотелось — он встал с дивана и прошел к окну вроде бы по тропке, проложенной в кактусах.
— Коллега, какая стоит тихая осень...
Я поддел его головой снизу, в подбородок, а голова у меня крепкая, не беспокойтесь. У этого недоделка что-то хрустнуло, и он повалился, как пустая кишка. Чтобы голова его держалась прямо, я ткнул недоделка большим пальцем в ноздри — тоже, скажу, ощущение зверское. Но он так и не поднялся. Я подумал, что теперь он долго не будет пить свое виски. О’кэй.
Разговор с шефом Михаил постарался забыть, как бесполезный. Но хохочущий старикашка вспоминался неожиданно и не к месту — вспоминался живо, как-то высвечено, вместе с диваном, кактусами и квадратной лысиной. Возможно, психоаналитик объяснил бы эту навязчивость памяти... Но Михаил предпочел свой, проверенный способ, подмеченный в пословице «Клин клином вышибают», — одно навязчивое событие затмить другим, более сильным. И приятным.
Он позвонил Андрею Багрову, который тоже работал по свободному расписанию. Они сговорились встретиться на проспекте. Михаил еще ничего не ел и хотел было проглотить бутерброд с чаем, но решил пообедать там, на проспекте. Может быть, в том баре, где они ели рыбу, розовую и нежную, как заря...
Когда он встретил Андрея, то вчерашний разговор с шефом, сам старикашка, его африканские кактусы чудесным образом переместились из реальной жизни в вымышленную, словно виделось все это в веселом мультфильме. Андрей пожал руку крепко и спокойно, как бы переливая часть своей силы в руку Михаила. Возвращенный детектив взял небрежно, опустил в свою наплечную сумку и вытащил другой, еще толще первого. Ричард Дрэвер... «Его последнее виски».
— Кто это... Ричард Дрэвер?
— О, Дик Дрэвер... Человек-успех.
— Впервые слышу. Известный писатель?
— Непризнанный критикой, хотя о нем знает каждый любитель чтения.
— Тогда почему непризнанный? — удивился Михаил.
— Пишет легковесные детективы, миллионные тиражи.
Они брели по проспекту медленным шагом деловых людей, вышедших погулять. Даже тут осень старалась не шуметь, скрадывая легким туманом шорох колес и топот ног. Этот туман, заметный лишь вдали, сторожил осень уже третий день.
— Знаешь, как живет этот Дик Дрэвер? — вдохновился на рассказ Андрей. — Встает в полдень. Час делает гимнастику, массаж и плавает в своем бассейне...
— В своем? — переспросил Михаил.
— У него загородный дом, вот вроде этого трехэтажного. Потом завтракает полчаса — бифштекс с кровью и цейлонский чай. Ровно в тринадцать тридцать он появляется в круглом кабинете — на нем халат, вязанный из белой шерсти, и в руке бутылка сока. Его уже ждут шесть помощников...
— У Гете тоже было шесть секретарей, — вставил Михаил.
— У Дрэвера не секретари, а поденщики.
— Какие поденщики?
— Работают на него. Являются каждый день в одно время и докладывают, что сделали за сутки. Замыслы, сюжеты, образы, идеи, просто написанные куски... Две секретарши подают всем шестерым виски и записывают все сказанное на магнитофон, а потом переводят в машинописные тексты. Дик пьет только сок...
Михаил намеревался поговорить о прочитанном детективе; намеревался узнать, какими социологическими проблемами занимается Андрей; в конце концов, хотел пригласить его пообедать. Но странная жизнь этого Дика застелила все желания и влила в грудь неожиданную радость.
— В шестнадцать часов Дрэвер принимает поверенного по издательским делам. В семнадцать Дик обедает — куриная ножка, салат, стакан белого вина. В восемнадцать он берется за материалы своих работников. Вернее, он ходит, а две секретарши фиксируют. К двадцати двум часам детективная повесть скомпонована. Дик купается в бассейне, переодевается и едет по ресторанам и ночным клубам. Ест, пьет и забавляется с девочками до пяти-шести утра. На следующий день Ричард Дрэвер встает ровно в двенадцать. Как?
— Он же миллионер.
— Да, но все его миллионы нажиты собственным горбом. Сперва написал один бестселлер, потом второй...
— У нас это невозможно, — сказал Михаил, которому хотелось еще послушать о жизни легендарного Дика.
— Да, у нас это невозможно, — подтвердил Андрей и попытался носком ботинка отлепить от асфальта кленовый листок, бог весть откуда залетевший на проспект.
А туман, опущенный на город осенью, продолжал сторожить тишину. Его вроде бы стало больше: укоротился проспект, опустилось небо, и автомобили зажгли фары. Далекий золотой шпиль, легендарно украшавший город, вдруг оказался без венчального кораблика, словно тот расплавился.
— И все-таки жить хочется красиво! — с вызовом и громко бросил Андрей куда-то вверх, может быть золотому шпилю.
— А как жить красиво, как? — вырвалось у Михаила.
Андрей повернул к нему лицо и заговорил чеканно, почти резко, будто спорил с кем-то невидимым. Но и в этой резкости не пропала его неопределенная улыбка. Чеканные слова — тому, невидимому; неопределенная улыбка — ему, Михаилу.
— Я не хочу, чтобы деньги мешали моей жизни! Чтобы я думал, что мне пить — плодоягодное или коньяк. В столовой обедать или в ресторане. В трамвае ездить или на такси. В деревне отдыхать или в Сочи. Шикарную девочку завести или закройщицу с обувной фабрики. Заниматься, чем я хочу, или вкалывать от звонка до звонка...
Рядом противно заскрипело, обдав их горячим воздухом. Они инстинктивно подались вправо и лишь потом повернули головы к проезжей части...
Легковой автомобиль притерся к поребрику влажными колесами. Иностранная марка, вроде бы «седан», белый кузов, черная виниловая крыша, две дверцы...
Одна, передняя, легко распахнулась, и на асфальт выпрыгнула маленькая женщина в желтеньком меховом жакете. Она, отбросила черные распущенные волосы на спину и улыбнулась крупным ртом:
— О! Мистер... э... товарищ!
Они подошли ближе, синхронно улыбнувшись.
— Как ехать... Магазин ти-ви... радио, электроника?..
— Do you speak English? — спросил Андрей.
— Нет-нет. Французский, русский...
— Вам, вероятно, нужен магазин-салон «Электроника»? — догадался Михаил.
— Да-да, «Электроника», — закивала иностранка.
— Поедете прямо, — начал объяснять Андрей, — потом направо, потом будет мостик, потом пересечете проспект, а потом... Не найдете.
— Не найду, — весело согласилась женщина.
— Что же делать? — спросил Андрей уже у Михаила.
— Покажем? — предложил тот.
— Покажем, — подтвердила иностранка и распахнула вторую дверцу машины.
Они сели на задние сиденья. Андрей подмигнул и нарочито развалился: мол, гляди, куда, нас занесло. А Михаилу казалось, что он прошел сквозь волшебную стену и очутился в загадочном мире...
Машину томно покачивало. Теплый воздух разморил непокрытую голову. Мило пахло незнакомыми духами. Стереомузыка — классическая, Вивальди, — звучала тихо, отовсюду, и казалось, что напевают стены. Длинные блестящие волосы иностранки лежали на спинке сиденья, падали вниз, чуть не доставая колен Михаила.
— Откуда прекрасная иностранка? — спросил Андрей.
— Париж, да-да.
— Туризм?
— Нет-нет. Учусь на курсах русского языка, объ-еди-нение «Спутник». Приехала на своем автомобиле. Так интересней, да?
— А зачем вам русский язык?
— О, я есть преподаватель русского языка в частной школе.
Машину она вела небрежно: тормозила грубо, трогалась с места, рывками, оборачивалась и размахивала руками, будто сидела не за рулем, а дирижировала оркестром.
— Приехали, — сказал Михаил, которому тоже хотелось с ней заговорить.
Француженка подкатила к панели опять с такой силой, что колеса скрипнули о поребрик. Они вышли.
— Мадам, чем еще можем быть полезны? — весело спросил Андрей.
— О, можете-можете, — засмеялась она.
— Чем, мадам?
— Знаете... радиотехнику, да?
— Я гуманитарий, — почти огорчился Андрей.
— Смотря в каком объеме? — спросил ее Михаил.
— О, совсем в маленьком. Я хочу купить мини-телевизор. Как это... Крохотулька!
Она растопырила пальцы, показывая размеры телевизора. Все рассмеялись и пошли покупать эту «крохотульку».
Фирменный магазин «Электроника» занимал полквартала. Живая француженка водила их от отдела к отделу, разглядывая приборы, ощупывала радиодетали, включала аппаратуру, торговалась с продавцами... Она купила переносной цветной телевизор, который выбрал ей Михаил. Потом ей понравился транзистор — самый маленький в магазине. Затем она приобрела мощный фонарь. Купила какое-то приспособление для автомашины, какой-то аппарат для массажа...
