Наталья Кременчук - Смерть на фуршете
— Если сейчас задержусь, от тебя до меня по пробкам три часа тащиться буду. А сейчас пролечу как валькирия.
— Я тебя провожу!
— Это тебя, а не меня сопровождать надо. Сиди, а лучше ляг. Надо было и «скорую» вызвать. Вдруг все же у тебя сотрясение мозга.
— Голова не болит. Давай-ка хоть с тобой спущусь.
На воздухе уже рассвело.
— Пройдусь до твоей машины, — решила Ксения. — Кто на меня сейчас нападет? После того, как полиция приезжала…
Остановились у «Лады-Надежды».
— Все-таки, — сказала Ксения, — мы что-то делаем неправильно. Отдай Трешневу этот роман, чтоб он отнес его новому следователю. Ты — мать, я — мать, чего это мы должны чужую работу делать?! И с Борькой я поговорю, когда вернется.
Инесса молчала. Потом вздохнула:
— Ты пока что в поликлинику сходи. К терапевту для начала. Прием с восьми, знаешь. С головой не шутят. А еще лучше — врача на дом вызови.
— А как же грядущие фуршеты? — улыбнулась Ксения.
— Сегодня же попрошу президента эксклюзивно для тебя вынести что-нибудь деликатесно-диетическое и навестить пострадавшую в рамках послефуршетной заботы о людях.
«Трешнева попроси!» — взглядом сказала Ксения.
«Трешнев на посту!» — взглядом ответила Инесса.
Но продолжиться дуэли было не суждено.
Явный дворник, среднеазиатской наружности, в оранжевой жилетке, стоял перед ними.
— Доброе утро, госпожи, — довольно чисто по-русски сказал он. — Это не ваша? — обратился к Ксении.
В руках у него были ее дорожная сумка и раскрытый Ксенин загранпаспорт.
— Ее, конечно! — Инесса вцепилась в сумку. — Где вы ее взяли?
Дворник протянул Ксении паспорт.
— Ваш. Я так и увидел. Я ничего не брал. Только документы смотрел. Там лежала, — показал на кусты. — Меня диспетчер предупредила, что нападали.
Ксения уже рылась в сумке. Маленькая сумочка, которую она еще в аэропорту сунула в большую, была на месте. И кошелек в ней на месте, и полторы тыщи сторублевками, и двести гривен по пятьдесят. Подавно мелочь. И гостинцы не сперли. Но мобильника не было. Хороший, отец на новый год подарил…
— А телефон? — спросила она у дворника. — Телефона там не было?
— Ничего не брал, честное слово. Только в полицию не звоните.
— Чем ей звонить? — усмехнулась Инесса. — Наверное, мы тебе верим. Но в сумку ты полез совершенно зря. Надо было диспетчеру сдать.
— Знаю, — махнул рукой дворник. — Было бы еще хуже…
Но этот тезис развивать не стал.
Помолчал.
— Хотите, вместе пойдем, скажете, что я при вас нашел!
— Аллах с тобой, никуда мы уже не пойдем. Мне вообще ехать надо… Вполне прилично говорит по-русски, — обратилась она к Ксении. — Не то что наш… Только жестами изъясняется.
— Я по-русски хорошо говорю, — вдруг гордо сказал дворник. — И пишу тоже. Я школу с золотой медалью окончил. И с красным дипломом Киргизский государственный университет имени пятидесятилетия СССР, между прочим. В аспирантуру поступил…
Инесса и Ксения всмотрелись в бедного хвастуна:
— Надо же! А сколько же тебе лет?
— Сорок четырех лет скоро.
— Считай, одно поколение. Хорошо выглядишь. Но числительные склоняешь плохо.
— Забываю. Практики мало. И в Москве по-русски мало говорю.
— Понятно. А зовут тебя…
— Шабданбай. У вас Данилой называют.
— Скажи, пожалуйста, Шабданбай, ты какой факультет окончил?
— Исторический.
— А киргизский язык знаешь?
Шабданбай-Данила усмехнулся:
— И узбекский знаю, и татарский, и туркменский. Английский тоже знал хорошо. Я этнографией занимался.
Инесса открыла дверь своей «Надежды», достала из салона пакет с «Кизиловым утесом»:
— А это прочитать и перевести сможешь?
Дворник-историк всмотрелся в страницы, полистал:
— Это не смогу. Это, думаю, по-турецки.
— Правильно. Красный диплом подтверждается.
— А турок знакомых у вас нет? — оживилась Ксения.
— С турками мы не работаем. Но тут сейчас бригада асфальт кладет… там гагауз есть. Самосвал водит. Он, наверное, точно знает. В Кишиневе когда-то в их академии наук старшим научным сотрудником был… Он, правда, не этнограф, но ему понятнее будет…
Инесса посмотрела на часы и присвистнула.
— Пробки наворачиваются… Слушай… э-э… Данила. Сейчас я поеду, а ты проводи Ксению до ее подъезда. А когда твой гагауз приедет, дай ему мой телефон, пожалуйста. — Написала на листочке. — Только пусть позвонит обязательно. Сегодня он будет?
— Каждый день работают.
— Вот и передай! Надеюсь, все будет в порядке.
— И мне свой телефон запиши. Я ведь без связи осталась. И Андрея, пожалуйста.
Оба телефона Инесса написала по памяти, молча. Протянула бумажку.
— До свидания.
Дворник заглянул в листок.
— До свидания, Инесса Владиславовна, — не без усилий проговорил он.
Добравшись до квартиры, Ксения приняла душ. Все одно — после всех переживаний даже сонливости не было. И голова болеть перестала после таблетки парацетамола.
Выпила кофе и поплелась в поликлинику.
Но что поликлиника?
Ссадину на ее ноге Инесса замазала зеленкой так, что пришлось надеть летние брюки. А остальное у врачей особых эмоций не вызвало, хотя покачали головами, выслушав ее рассказ, даже сводили к главврачу; но сотрясение мозга не устанавливается, давление нормальное… Все же выдали больничный на три дня и — если что, вызывайте «скорую».
Да, впрочем, разве ей нужны какие-то последствия, осложнения?
Выпутаться бы из этого литературно-фуршетного лабиринта…
У дома ее поджидал ученый дворник.
— Ай, хорошо, что вас вижу. Не отвечает ваша Инесса… Владиславовна что-то. Никак не отвечает. А гагауз приехал. Сейчас асфальт вывалит и подойдет. Миша его зовут.
В ожидании Ксения, отыскавшая старую мобилку с симкой, которой пользовался Сашка, когда приезжал в Москву, стала звонить Инессе. Действительно, не отвечает. Позвонила Трешневу.
Негодяй, судя по голосу, еще спал. В десятом часу утра!
Как ни в чем не бывало проглотил сбивчиво бурлящий поток ее рассказа и то, что Инесса не отвечает на звонки.
— У меня с ней встреча в редакции. Это на Маросейке. Хочешь, приходи. И на вечер есть программа. В Музее Марины Цветаевой.
— Ты мне скажи, что с гагаузом делать, если он понадобится?
— Что делать?.. Он же вечером свободен, наверное. Пусть на фуршет приходит.
Гагауз оказался загорелым коренастым мужиком лет шестидесяти.
На вопрос, знает ли он турецкий язык, сказал, что знает также румынский и болгарский. И роман готов посмотреть, хотя у него почти нет времени. Работа, сплошная работа.
— Договоримся, — уверила Ксения. — Вы можете сегодня вечером прийти в музей Марины Цветаевой?
— Где это?
Ксения стала объяснять, как пройти к Борисоглебскому переулку, но гагауз Миша ее прервал:
— Знаю. Мы как-то плитку туда возили. Это там, где ваши знаменитый вяз спилили, под которым еще Наполеон сидел. Зимой, разве не помните?!
Ксения не помнила, но что-то про спиленный вяз слышала; впрочем, такие скандалы в Москве — на один день.
Расставшись с Мишей-гагаузом, позвонила Трешневу доложиться.
Вот и Трешнев не отвечает.
Хотя, скорее всего, после ее звонка снова прикорнул, а телефон мог и отключить.
Поехала на работу.
Шефессе она о своей киевской поездке не говорила. Отпрашивалась будто бы для того, чтобы дочку на дачу вывезти.
Дел накопилось порядком, да еще и эти самые дела премиальные. Старший научный сотрудник называется!
Потом позвонил Трешнев. И сразу зашумел:
— Ты хоть видела, что привезла?!
— А что я привезла?! — изумилась Ксения, но и обрадовалась: значит, с Инессой все в порядке. — Ксерокопию романа «Kiził Kaya» в турецком оригинале тыща девятьсот двадцать седьмого года издания. Стебликивский даже титульный лист отксерокопировал.
Трешнев засмеялся.
— Всеволод Тарасович еще и украинский перевод присовокупил. А ты, получается, даже не заглянула!
— Если ты думаешь, что гонял меня как банального курьера, думка твоя неправильная. Я к мужу ездила, а пакет этот просто по-дружески прихватила.
Трешнев молчал довольно долго.
— Что за украинский перевод? Откуда? Как он успел?
— Был очарован пленительной москалюхой настолько, что сидел ночь напролет, и к утру все было готово…
Теперь пришел черед молчать Ксении. «Вновь удобный случай, чтобы отключиться от этой фуршетиады навсегда», — думала она.
— Ладно тебе. — В голосе Трешнева хотелось услышать покаянные нотки, но он уже несся вперед. — Оказывается, семь лет назад в Киеве выпустили роман на украинском. «Кiзiлова скеля» он у них называется. А ты украинский знаешь. Так что сегодня же сличим.
