Ростислав Самбук - Взрыв
— Хорошо, — согласился он, — я тебе свистну.
Шиллинг фамильярно подмигнул ему.
— Не пожалеете, — пообещал, — баба что нужно.
17
Утром Хаблаку доложили: вчера Бублик на своей машине выехал в городок Сосновку. Прибыл туда около пятнадцати часов. В гастрономе купил несколько бутылок водки, пива и поехал на дамбу, отгораживающую ныне речку Козинку от основного русла Днепра. Поставил «Волгу» возле первого спуска с дамбы на луг, поднялся на дамбу и дождался, когда поблизости причалила моторная лодка. Номер лодки заметить не удалось. Эта лодка отвезла Бублика на днепровский остров — приблизительно в трех километрах от дамбы. На острове стоит палатка. Там Бублик находился до семи вечера. Возвратившись в Киев, машину оставил на стоянке, из квартиры больше не выходил.
Сегодня утром поехал на работу в свое бюро организации зрителей.
Остров с палаткой заинтересовал Хаблака, и он поехал в Сосновку. Городок знал и имел там знакомых. Не без удовольствия вспоминал, что именно в Сосновке когда- то началось одно из самых удачных его дел — мошенники с трикотажной фабрики забыли там в кафе на столике тысячу рублей в сигаретной пачке. Сколько пришлось тогда повозиться, чтобы вывести их на чистую воду! С той поры больше трех лет минуло, они с Мариной жили еще на старой квартире, и Степана не было. Быстро летит время, все в хлопотах, в делах, расследованиях, и кажется, скоро уж он, вспоминая то или другое событие, не будет говорить, что это случилось, например, в семьдесят восьмом году, а скажет приблизительно так: в тот год я расследовал дело Чугаева…
И сразу же Хаблак устыдился таких мыслей. Хотя зеленые лейтенанты, еще только начинающие работу в уголовном розыске, смотрят на него как на аса, а какой там ас! Будто в одиночку распутывает дела. Вон сколько людей привлечено сейчас к расследованию взрыва в Бориспольском аэропорту! Да еще Коренчук и его коллеги, листающие сотни документов, накладных, банковских переводов, всяческих писем, чтоб докопаться, почему и как попал алюминиевый лист именно на тот маленький провинциальный завод…
А старший лейтенант Волошин и подполковник Басов из Одессы, капитан Стефурак из Ивано-Франковского розыска! Сколько будет еще?
Или ребята, которые ведут сейчас Бублика и засекли его поездку на днепровский остров…
Инженер Владимир Прохорович Ефимов уже ждал Хаблака возле милицейского дебаркадера. Половина жителей Сосновки, пожалуй, знала Ефимова. По-настоящему влюбленный в технику, искренний и доброжелательный человек, он никому не отказывал в помощи и сам, если нужно, регулировал неопытным автолюбителям карбюраторы, клапаны.
Ефимов был знаменит в Сосновке и тем, что имел уникальный и единственный на весь город катер с водометом — он скользил по днепровской глади как по маслу, мог соревноваться в скорости с «метеорами» и легко обставлял лодки даже с двумя моторами.
Ефимов растянулся на носу катера, подложив под себя старый матрас, дремал, подставив солнцу бронзовую спину. Хаблак окликнул его с дебаркадера. Ефимов лениво приподнялся, но улыбнулся приветливо, и отсюда, с берега, Хаблак увидел, какие у него синие и лучистые глаза.
— Знаю я тот остров, — сказал, когда Хаблак рассказал о цели поездки. — Позавчера проезжал, там польская палатка стоит двухцветная, синяя с желтым. Хорошая — не палатка, а дом из двух комнат, все лето можно прожить.
Хаблак знал: кто-кто, а Ефимов с удовольствием провел бы целое лето в палатке на берегу. Никогда не ездил по курортам, лишь однажды отправился машиной в Крым, но сезонное столпотворение не понравилось ему, с тех пор отдыхал только на Днепре, ставил палатку в тихом месте, ловил рыбу, купался, загорал до черноты и никогда не болел.
Мотор взревел, и катер понесся, оставляя позади пенный след и высоко задрав нос кверху. Казалось, они взлетели над водой, зависли в воздухе и только иногда касаются воды, вздымая фонтаны поблескивающих на солнце брызг.
До острова домчались за несколько минут. Ефимов погасил скорость, и теперь катер резал носом воду старательно и сердито, будто заботливый хозяин, заметивший непорядок в своем образцовом хозяйстве.
Палатка стояла неподалеку от берега, на воде покачивалась моторная лодка «Прогресс» с брезентовым тентом, а возле палатки стоял сбитый из досок стол, валялись какие-то вещи, на леске, натянутой между вбитыми в песок жердями, вялилась рыба.
Возле лодки сидел на маленькой табуретке человек в соломенной шляпе с большими полями — такие шляпы Хаблак видел только в старых фильмах, а эта — вероятно, ручной работы — весьма удобна, особенно для днепровского острова.
Человек сердито замахал руками, по-видимому предупреждая Ефимова, что у него поставлены закидушки, и тот объехал их, причалив в стороне от палатки и прибрежной зоны, занятой ее обитателями.
Человек в соломенной шляпе поднялся и следил за маневрами катера неприязненно, вторжение чужаков, по всему видно, не радовало его — да это и можно было понять: выбираешь на днепровском просторе уединенное местечко, желая тишины и покоя, а тут неизвестно кто нарушает твой размеренный и уже привычный образ жизни. К тому же в данном случае ты ничего не можешь предпринять — каждый имеет право причалить по соседству, поставить палатку, развести огонь, ловить рыбу, даже оглушить тебя транзистором; и единственное, что остается делать, — искать себе новый укромный уголок.
Но как жалко бросать старое место, облюбованное, обжитое, где даже днепровские лещи стали чуть ли не ручными!..
Человек стоял и смотрел, как выходят на берег незнакомцы. Был невысокого роста, пожилой, все его убранство — соломенная шляпа и выцветшие черные сатиновые трусы, длинные, чуть ли не до колен. Стоял и смотрел молча, не ответил на приветствие Хаблака и, не произнеся ни слова, отвернулся и направился к палатке.
Ефимов сел на носу катера, а Хаблак разделся, разбежался и бросился в воду с шумом, смеясь и выкрикивая что-то. Он плыл, широко загребая воду руками и болтая ногами так, что брызги бушевали вокруг.
Человек в шляпе выбежал из палатки и закричал визгливо:
— А ну тише! Рыбу разгонишь, чертова твоя душа! Я тебя сейчас!..
Будто в подтверждение его слов и для укрепления позиций этого щуплого, даже болезненного на вид человека из палатки вышел здоровяк — также в черных трусах, но без шляпы, в синей майке. Дедок доставал ему лишь до груди, а верзила, казалось, загородил собою весь выход из палатки — стоял, упершись ладонями в бедра, как олицетворение силы, могущества, будто угрожал каждому, кто посмеет вторгнуться в его владения.
Но Хаблак не обращал внимания на недвусмысленное предупреждение, брызгался и дурачился в воде, и тогда здоровила сделал несколько шагов к воде и крикнул сердито:
— Ты слышишь, кому говорят: рыбу отпугнешь!
Хаблак лег на спину, раскинул руки и спросил наивно:
— А ловится?
— Ловится не ловится, твое какое дело?
Он явно нарывался на скандал, однако Хаблаку любой ценой надо было избежать ссоры.
— Извини, — сказал мягко, — я не знал… — Он поплыл к берегу тихо, стараясь не поднимать брызг.
Здоровяк повернулся к нему в профиль, и Хаблак чуть не погрузился в воду от неожиданности.
Все точно так, как описывали наблюдательные мальчишки из приморского поселка: прямой и как будто перебитый нос, крутой подбородок, скуластое лицо — в самом деле похож на Энгибаряна, только у Энгибаряна (Хаблак вспомнил, как стоит он рядом с боксерами, только что закончившими поединок, улыбается приветливо, готовясь поднять руку победителя) выражение лица совсем другое, доброжелательное, а этот хмурый, даже свирепый, и глаза излучают злость и непримиримость.
Хаблак осторожно вылез из воды, приложил руку к сердцу, даже сделал попытку поклониться вежливо. Все — поза, голос, улыбка — должно было засвидетельствовать его искреннее раскаяние. Краем глаза увидел, что его унизительная поза поправилась здоровяку, черты лица у него смягчились, он как-то расслабился и опустил руки. Но все же пробурчал угрожающе:
— Покупался и валяй отсюда. Место занято!
— Занято так занято, — быстро согласился Хаблак. — Сами видим.
— А если видите…
Хаблак попрыгал на одной ноге, выливая воду из уха. Кивнул на костер, над которым висел закопченный котелок — что-то в нем булькало и пахло вкусно.
— Уху варите? — спросил.
— А тебе что?
— Вкусно пахнет.
— Не для вас.
— Не для нас так не для нас, — пожал плечами. — На всех не наберешься. А я думал: наша пол-литра, ваша ушица.
Сразу почувствовал: его предложение не осталось без внимания. Здоровила перевел взгляд на своего пожилого товарища, тот решительно подтянул свои длинные трусы. Может, это у них был какой-то условный знак, но верзила все же покачал головой и презрительно хмыкнул:
