Антон Чиж - Смерть мужьям!
Далее, собравшись с духом, что требовалось непременно, Родион покрутил ручку телефонного аппарата и попросил барышню соединить с канцелярией Министерства иностранных дел. Дождавшись, пока ходили за коллежским советником, и приятный голос вежливо и сдержанно сообщил «у аппарата», он сказал в черный рожок:
– Я знаю, ты всегда будешь припоминать, но мне нужна твоя помощь... Последний раз... От вашего ведомства ответ идет неделю, а мне надо срочно...
Борис Георгиевич обещал выручить к завтрашнему утру. Сейчас Родион Георгиевич и думать не хотел, чем придется за это расплачиваться. Не до мелочей.
Соорудив липовый ордер на обыск и прихватив Семенова, он прибыл на квартиру Хомяковой. Анютка подтвердила, что каждый день хозяйка писала в какой-то книжечке, но найти ее не удалось. Перерыв все, Родион вынужден был признать: пропали дневники.
На остатке надежды он вернулся в квартиру Гильотон. Барышня Жгутова постарев лет на десять, слабо понимала, что от нее хотят, но позволила делать, что угодно. Обыск дал шкатулку, полную колечек с кусающимися змейками, запасы папирос, записки о людях, которым предстояло угадывать их прошлое и особенно будущее, учетную книгу доходов и выплат Живанши, разнообразные средства, стимулирующие мужскую силу и прочую дребедень настоящей сомнамбулистки. Но дневника не было.
К вечеру, когда и старший городовой притомился, Родион не мог найти ответ только на один крохотный вопрос. За которым скрывался убийца. Завтрашнее утро должно решить его участь.
Возвращаться домой и сидеть у окна? Хуже не придумаешь. Выход нашелся по пословице: чем хуже, тем лучше. Раз вчера не спустил сбережения на ту, что была достойна всех сокровищ мира, значит, сегодня эти деньги улетят весело. Чем больше грязи, тем легче душе. Родион отправился на Лиговку в заветный дом.
Мадам Квашневская была женщиной не только мудрой, иначе как удержишь публичное заведение, но и тонко понимавшей запросы клиентов. Вмиг оценив душевное состояние юноши, влетевшего около одиннадцати в рагорячении чувств, она предложила лучшую гостиную в красном плюше. А как иначе: друг ее лучшего клиента – ее клиент.
Гость потребовал шампанского, устриц и фруктов. Что еще нужно для грехопадения? Он полагал, что этого будет достаточно.
А вот мадам поступила куда умнее: вызвав Нинель, еще не испорченную вконец девицу, такая романтическому юноше приглянется, объяснила, какая высокая честь ее ожидает, быть может, главная для любой женщины. А потому одеться подобающе и показать все, на что способна.
Никогда Нинель с таким трепетом не готовилась к клиенту. Вот ведь, опять пришел! В тот раз нарочно не замечал, делал вид, что она ему безразлична, а на самом деле – приглянулась, только скромный, боится чувства показать. Ой, какой славненький! Нет, это не случайно. Теперь только к ней ходить будет. А вдруг, что-то у них начнется... А вдруг признается в любви... А вдруг замуж возьмет... Всякое ведь бывает...
Закон бытия гласит: нет такой женщины, которая не примется строить планы на приглянувшегося кавалера. В каждом встречном негодяе женскому сердечку хочется видеть принца на белом коне. Обманываются, но верят. И молоденькая куртизанка не исключение. Иллюзия – лучше правды, она помогает жить.
Родион слабо представлял, как правильно и логично закатить омерзительный кутеж. Для начала скинул пиджак, расстегнул жилетку, подумал и стал развязывать ботинки. Но тут внесли пир на серебряном подносе, он застеснялся. Следом за половым, исчезнувшим тихо и незаметно, вошла раскрашенная девица в нечто прозрачном и блестящем, чего и описать невозможно за полным отсутствием. Родион напрягся и вежливо поздоровался, решив, что явилась избранница. Барышня, одарив улыбкой, похотливой – прямо, скажем, завела ручку полифон-автомата и нехотя удалилась.
Сундук с органчиком изверг ужасно лирическое. Скорее ужасное, чем лирическое, но Родион не слушал. Занавес распахнулся, явив хрупкую барышню, утопающую в шелковых чулках, и затянутую таким узким лифом, что содержимое в любой миг готово было выпорхнуть наружу.
Нинель приняла соблазнительную позу, на какую была способна от всей души, и принялась нежно вращать бедрами под хрипящую мелодию.
Не найдя возбуждения в себе, Родион нашел одну только растерянность.
Нинель не сдавалась. Заведя руку за голову, ловким движением распустила волосы. Пали белокурые пряди.
– Вы что сделали? – восстав с ложа разврата, строго спросил Ванзаров.
Девушка растерялась. Неужели ошиблась? Разве обидела чем? Так старалась...
– Я говорю, что в волосах было?
Нинель совсем расстроилась: зачем миленок всякие глупости спрашивает, когда она вся для него. Что хочешь, сделает, ублажит, как родного...
– Что это?! – уже прикрикнул миленок.
– Булавка для волос... – только и вымолвила Нинель.
Швырнув на поднос кучку червонцев и подхватив жилетку с пиджаком, Ванзаров выскочил из плюшевой гостиной, как... Впрочем, в таком месте остережемся от сравнений.
Свалилась Нинель на затоптанный ковер и горько зарыдала, оплакивая пропавшие мечты. Нет, все-таки все мужчины – бессердечные негодяи. Даже самые милые из них.
Спурт
«Продолжительная езда на велосипеде может вызвать страдание седалищного нерва и ограничение впечатлительности или как бы временный паралич рук и ног, скоро, впрочем, проходящий при приостановке езды».
Там же.1
Городовой Ендрыкин изрядно нервничал. На вверенной ему территории творилось что-то странное. Около салона модного платья собралась изрядная толпа и так прекрасно одетых дам, все как одна – под кружевными зонтиками. Но вместо мирной прогулки или осмотра достопримечательностей, да хоть коней Клодта, барышни все громче выражали возмущение. Причина их гнева красовалась за стеклом. Грозная табличка «Закрыто по распоряжению полиции», вызвала множество замечаний, все более склонявшихся к откровенной брани. Городовой отчетливо разобрал: «безобразие», «возмутительно», «совсем озверели», «что за порядки», «какая наглость», «произвол», и «как посмели». Послышалось и вовсе угрожающее: «буду жаловаться градоначальнику». Следовало немедленно предпринять меры и приказать разойтись, но Ендрыкин не мог решиться. Стая разгневанных барышень казалась куда страшнее вора-душегуба.
Начинавшийся бунт пресек юный чиновник полиции, так вовремя оказавшийся поблизости. Смело пойдя на дам, он заявил, что салон будет открыт не позже завтрашнего утра, полиция приносит свои извинения, а пока – не задерживает. Поклонницы моды выразили недовольство, но потихоньку разбрелись.
Эту сцену Матильда наблюдала из своего окна на третьем этаже, слов не разобрала, но поняла: мукам ее конца не будет. Мальчишка-чиновник сумел обуздать клиенток. А такой подвиг даже ей не всегда по силам. Живанши помолилась как могла, и приготовилась «испить чашу страданий». Но все же не забыла оправить прическу и туалет. Мало ли что...
Гувернантка Катюша, наслышанная о подвигах внезапного гостя, проводила его в гостиную, скромно потупив глазки, пулей скрылась на кухне, где цапнула пирожки, и на цыпочках вернулась обратно. Страшно хотелось подсмотреть хоть одним глазком, как капризную и бранчливую хозяйку будет чихвостить симпатичный кавалер в помятом костюмчике. Вот уж отольются Матильдихе Катюшины слезки! Будет, что девчатам рассказать во дворе. Тот-то ждет потеха. В ожидании зрелища, барышня с аппетитом надкусила выпечку с яблоком и припала к замочной скважине.
Матильда встретила свою погибель, как и подобает воспитанной даме, а вовсе не базарной купчихе: парадно выпрямив спину, благостно скрестив руки ниже талии, и соорудив такую улыбку всепрощающей мученицы, что иной, более чувствительной натуре, чем мы, уже бы захотелось подмочить платок. Изогнутый контур губ и печальная поволока глаз как бы говорили: «Я в вашей власти, но гордость мою не сломить». Ну, или что там придумывает женщина, когда хочет изобразить себя беспомощной, но симпатичной.
Гость не стал грозить расстрелом, заточением в каземат, и даже не сломал пустякового стула. В общем, повел себя не совсем так, как нафантазировала мадам. Наоборот: мило поклонился, спросил о самочувствии и очаровательно улыбнулся. Матильда разгадала коварный план: конечно, хочет усыпить ее бдительность и нанести беспощадный удар. Что ж, она готова... Позвольте, да ведь он завел усы! Чтобы это значит для ее судьбы? А впрочем – ему пойдут... Да, надо же вернуться к страданиям...
– Пришли сообщить, господин коллежский секретарь, что меня высылают из столицы, а все имущество будет продано с молотка? – с грустной обреченностью спросила она. Сложная и наполненная внутренним смыслом интонация Матильде удалась исключительно.
Родион почесал намечающийся ус, который беспокоил с утра, и заверил, что страшных последствий можно избежать. При некоторой помощи следствию.
