Антон Чиж - Смерть мужьям!
Подобрав шаль, Арина послушной девочкой пристроилась на краешке стула.
– Кандалы сразу наденете? – спросила печально.
– Еще не время.
– От вас милости не приму, так и знайте.
– И не подумал бы. Вы же не убивали Грановскую.
– Кто это докажет?
– Моя логика! – победно провозгласил Родион, и чуть смутился. – Чтобы отравить Аврору, вы должны были соврать о времени визита. Допустим, так и было. Что получается? На лестнице вас должен был увидеть Паша Хомяков. У него на пальце уроборос – значит, ваш адепт, ему нет нужды выяснять, кто приходил к Грановской. Он бы радостно бросился к вам на шею, и на этом коварному плану пришел конец. Но Паша стал следить за убийцей. Что из этого следует? Он видел не вас, а кого-то, кого встречал, быть может, раз, но не был лично знаком. К тому же, я отказываюсь верить, что такая барышня, как Жгутова, способна хладнокровно убить человека по вашему приказанию. Не красавица, мягко говоря, но мухи не обидит.
Отчего-то в жаркой комнате стало зябко, Арина плотнее закуталась:
– Может, и Анну я не убивала?
– Конечно, нет.
– Как хорошо у вас выходит.
– Не совсем. Логика выручила, и вас же и обвиняет: вы готовите покушение.
Арина не реагировала, словно погрузившись в транс. Зрачки остановились, она дышала еле слышно.
– Тогда позвольте историю, – сказал Ванзаров, внимательно следя за мимикой ее лица. – В институте благородных девиц учились вместе славные барышни из богатых семей...
– Богатыми они стали, когда вышли замуж.
– Вот как? Это любопытно... Но вернемся к нашей истории. Одну из барышень звали «Лисичка», другую «Белка», третью «Ночка». Вас бы я назвал «Огонек»...
– «Искра»... – подсказала Арина.
– Благодарю... Насколько мне известно, три барышни удачно вышли замуж, одна стала знаменитой гадалкой. А что стало с пятой подружкой, «Куничкой»? Думаю, она хорошо устроена в жизни, заботливая жена и трепетная мать, посещает салон мадам Живанши, заказывает себе платья. И наслаждается полнотой жизни. Но есть одно маленькое «но»... Понимаете, о чем я?
Ручеек прорвался внезапно. На щеке вдруг блеснула полоска, крупная капля упала с подбородка. Та, кто общалась с астральными силами, возбуждала и запечатывала сексуальную энергию, жульничала и платила процент за новых клиентов, дала пример самообладания. Ни одна жилка не дрогнула, ни оха, ни стона. Только слезки бегут.
Нельзя проявлять жалость. Родион собрался и сказал:
– Время милых шуток, возбуждающих тонус жизни, прошло. Листок с розой, который в вашей юности наверняка означал «Sub rosa dictum», то есть, «должно сохраняться в секрете», уже не шалость для подруги, которая обнаружит их в конфетах. Конфеты действительно отравлены. На зубах крысы – мышьяк, в шляпной коробке – гадюка. Розы убивают, и стрелочки направлены на вас... Боюсь подумать, какой сюрприз приготовили вы...
– Не смогла, – еле слышно проговорил Арина, не замечая слез.
– Почему?
– Ванзаров... Вы такой умный, добрый и такой... слепой.
– Так помогите! Чью фамилию я не вижу в списке вашего курса?
Он выставил бумагу вперед. Гадалка не взглянула.
– Хоть детей пожалейте, они остались круглыми сиротами.
Отчаянная попытка пробиться к чувствам, оказалась бесполезной. Арина смахнула слезный поток и сказала:
– Предать любимого человека только ради вашей справедливости... Я расплачусь сама... Делайте, что хотите, мне безразлично.
Дальше – только раскаленные щипцы и плеть. Порою жаль, что из арсенала чиновника полиции забрали столь эффективные, в средние века, способы добыть истину.
Официальным тоном Ванзаров сообщил, что ближе к вечеру за ней будет прислан городовой, чтобы доставить в участок для дачи показаний. А до этого – никому не отрывать. Только барышне Жгутовой. Все приемы отменить. С этого момента дом находится под неусыпным надзором филеров. Если попытается скрыться, будет немедленно арестована и в наручниках доставлена в участок. Страшную тираду мадам Гильотон выслушала исключительно равнодушно. Но за чиновником полиции замок повернула на все обороты и цепочку набросила. Родион специально подслушал.
Литейный проспект обдал жарком дня и грохотом подвод.
Пора было заглянуть в «Смерть мужьям». И далее действовать по плану, но вот плана-то у Ванзарова и не было. Построив верную логическую сеть, уловить преступников не смог. Задумавшись глубже, чем позволяет улица, Родион пропустил чувствительный толчок. Обернувшись, он приметил высокую спину ковылявшей девицы. Крайне нелепой во всех отношениях.
– Госпожа Жгутова! Нехорошо толкаться...
Барышня, отнести которую к женскому роду можно лишь с натяжкой, одарила чиновника полиции шаловливой улыбкой:
– А вы не зазнавайтесь!
И тут Родион прозрел. Оказывается, не только ему разбивают сердце. Теперь виновен он. Это неуклюжее существо таяло при виде полноватого юноши. Какое несчастье! Бедняжку держали вместо кривого зеркала, чтобы прелести мадам Гильотон были куда заметнее. И суждено ей маяться в компаньонках до седых волос. Которые уже, кстати, пробиваются у виска.
Соорудив улыбку, в которой не нашлось и намека на вольности, только вежливое почтение, Родион спросил:
– Что это несете?
Та еще загадка: что может помещаться в цилиндрическом коробе, обтянутом атласом в бело-голубую полоску. Но разговор-то надо как-то завязать с... барышней (извиняюсь, за выражение).
– Замучила меня наша мадам... – пожаловалась она. – То неси в салон. Ладно, так и быть. Живанши посмотрела и говорит: мне этого не надо, куда дену готовую вещь, неси обратно. Вот и бегаю зайцем. Даже на извозчика не дали.
– Эту от Хомяковой доставили? – заинтересовался Родион.
– Эту самую... – сказала барышня Жгутова и так посмотрела, словно была бы ее воля, летал короб под колеса ближайшей телеги.
– А кто приносил?
– Горничная, Анютка. Совсем придурочная девица, говорит, всю ночь не спала, платье для бала готовила. Чтоб я так надрывалась? Да никогда.
– Не возражаете, если посмотрю?
Разве Лиза возразит такому счастью? Она решительно заявила, что такое дело для улицы неприлично, надо подняться к ним. И, подхватив юношу, потащила сама.
– Мадам-то наша спит, наверное, – сказал она, отпирая дверь и впуская дорогого гостя. – Вы не бойтесь, шумите.
Отогнав холодок смутной тревоги, Родион вскрыл коробку, и нашел всю ту же шляпку, с которой знакомился у Хомяковой. Ничего опасного, с виду, не появилось. Но стоило перевернуть предмет женского туалета кверху дном, как внутри показались цыганская игла. Какой нелепый способ убийства: прическа наверняка защитит, и по законам физики иголку вытолкнет обратно, она еле держится в соломе. Опять глупое дилетантство. Если кончик игры не смазан сильным ядом. И все-таки заветная розочка со стрелками нашлась, как и полагалось: в самом низу под ворохом оберточной бумаги.
– Да что с тобой! – закричала из дальней комнаты Жгутова.
Выронив шляпку, Родион кинулся с прытью барса.
Держа хозяйку на руках, компаньонка трясла ее, что есть мочи. Тело в ночной рубашке казалось невесомым и податливым, как игрушка.
– Очнись же, припадочная! – последовал крепкий шлепок по щеке.
Есть надежда, что с Гильотон случился глубокий обморок: перенервничала и сдали нервы. Родион искренно в это верил. Пока не заметил у левой груди шарик желтоватого металла с полосками, вроде римской тройки. Шарик держался прочно, не оторвешь.
– Где черный ход?
Испуганный взгляд метнулся в глубь квартиры.
– Вызывай полицию! – на ходу крикнул Ванзаров.
Жгутова удивилась, какой ловкостью обладает неуклюжий с виду юноша. А он уже выскочил на черную лестницу: дверь распахнута, на лестнице пусто. Только нотка аромата страннознакомого витает.
Через две, а то и три ступеньки одолев спуск, Родион выскочил к подворотне, которая смотрела на другую улицу: двор был проходным. Молясь о чуде, Ванзаров кинулся вперед. Надеждинская грелась под июньским солнцем и пылила редкими пролетками. Быть может, он и заметил спину убийцы, только не знал, что это спина именно убийцы.
Отчаяние, несравнимое с болью, что задушил сегодня утром, пожрало Родиона Георгиевича. Он знал наверняка, почему гадалка открыла дверь убийце, и не сомневался, что опередил его, успев из Дворянского собрания. Только сейчас все это бесполезно. Оказался не готов к холодному расчету и стремительному исполнению. Не просчитал, как будет действовать убийца. Не задал себе простых вопрос.
Что же это торопится злодей, будто хочет успеть к чему-то?
Дождавшись Лебедева и получив подтверждение, что на игле в шляпке – синильная кислота, Родион сразу ушел, захватив атласный короб. Конечно, надо соблюдать служебный этикет и не влезать в труды чиновников 2-го Литейного участка, пусть работают, дело заводят. Но причина бегства таилась в ином.
Он – такой умный и проницательный, вся логика, и даже сам Сократ, не могли теперь помочь барышне Жгутовой. Ужасная с виду компаньонка надрывалась безутешным воем, оплакивая, словно деревенская баба, самое близкое и дорогое существо. Каждый стон Лизаветы пронзал бессловесной жалобой: что не вернуть той жизни, когда и понукали ею, и мучили, и тиранили, и шутили зло, но вот мертва мучительница – и самой ей жить уж незачем. Нет, совсем не так оплакивали свои потери господа адвокат и дипломат. Не было в них искреннего горя.
