Маргарет Трумэн - Убийство на Потомаке
— Обожаю, когда ты говоришь эвфемизмами.
— Я дал ей понять, что между нами ничего не может быть.
— Надеюсь, ты сделал это мягко.
— Мягко, но решительно.
— Хорошо.
— Я ее поцеловал.
— Серьезно?
— Все произошло как-то неожиданно. Вообще, поцеловала она меня. Нет. Мы поцеловали друг друга. Вот так это было. Я подумал, что ты захочешь об этом узнать. Она предлагает быть моим другом.
— Близким родственником, готовым к поцелуям?
— Поцелуев больше не будет. Мне кажется, ты сможешь ее понять.
— Почему?
— Потому что вы обе — красивые женщины. Ты сама знаешь, как это бывает. Помню наш разговор на эту тему вскоре после нашего знакомства. Речь шла о том, что красивых женщин и слишком интересных внешне мужчин часто не принимают сразу всерьез. Должно пройти некоторое время, чтобы окружающие осознали, что за яркой внешностью таких людей стоит еще и ум. Незаурядный, если говорить о тебе.
— А как у Дарси?
— У нее тоже светлая голова.
— Я люблю тебя, Мак.
— Я тоже очень люблю тебя, Анабела.
— Ты больше не будешь ее целовать, даже как друг?
— Нет, не буду.
В середине ночи Мак проснулся.
— Что с тобой? — спросила Анабела.
— Кошмар. Я опять вспомнил, как тот ребенок упал в водопад. Но теперь во сне вместо него был я. Я падал, кричал, меня крутило в водовороте.
Она нежно обняла Мака и не отпускала, пока дрожь у него не унялась и дыхание не стало нормальным.
— Извини, что разбудил тебя, — сказал он.
— Спи, это был всего лишь сон, — начала она, но это не было сном. Он действительно видел тонущего ребенка, и Анабела желала сделать так, чтобы из его памяти стерлось это ужасное, неотвязно преследующее его видение. В этот момент она почувствовала, что любит мужа как никогда сильно.
36
На следующее утро, в субботу
Общество «Алый грех» явно имело знакомства в небесной канцелярии. Субботнее утро выдалось ясным и свежим, прекрасный фон для убийства в парке Лафайета.
Хорошая погода привлекла публику задолго до назначенного на середину дня спектакля. К нескольким вечным демонстрантам, называвшим парк своим домом, присоединились сотни гуляющих, а вскоре их число перевалило за тысячу. Это были театралы, просто любопытные и туристы всех возрастов. Многие принесли с собой складные стулья или одеяла и выбрали самые удачные места. Заняв таким образом территорию, они разбрелись по парку, раскинувшемуся на семи акрах. Некоторые останавливались у больших скульптур, возвышающихся над площадью, кого-то заинтересовали мемориальные доски, не было недостатка в желающих сфотографироваться.
Смотритель Национального парка Ллойд Майес с чувством гордости стоял рядом со статуей, воздвигнутой в честь француза, чье имя носил парк. Мари Жозеф Поль Ивес Роше Жильбер дю Мотьер маркиз де Лафайет, названый сын американского народа, стал героем в войне за независимость, друзья и коллеги-военные называли его Жильбер. У подножия памятника находилась скульптура юной цветущей девушки. На курсах по истории Майес узнал, что это олицетворение молодой американской нации. В поднятой руке девушка держала меч. Как объяснили Майесу на тех же курсах, она просила Лафайета о помощи. Однако для туристов, особенно если это была молодежь и их чувства не задевало другое объяснение, смотрители вкладывали в уста девушки другие слова. По их мнению, она говорила: «Давай договоримся: ты отдаешь мне одежду, а я возвращаю тебе меч».
Майес предпочел бы остаться на своем прежнем месте на острове Рузвельта, но после того как там было найдено тело Полин Юрис, его перевели на площадь Лафайета. Хотя в ту ночь не он оставил открытыми ворота на мост, но очень придирчивый начальник решил, что в этом была и его вина. Смена места дежурства явилась определенного рода наказанием.
Майес считал этот перевод несправедливым, но так сложилось, что в последнее время все и всё оказались против него. Марджи уложила вещи и уехала к своей матери в Цинциннати. И хотя с ее отъездом он обрел некоторое спокойствие, по крайней мере, не с кем было ссориться, но одновременно пришло и чувство одиночества. Единственное, что вызывало у него улыбку, так это то, что она уехала именно в Цинциннати, а не в Лос-Анджелес, Детройт или Майами. Слово «Цинциннати» казалось ему очень смешным, и город он тоже считал смешным — и Майес улыбался своим мыслям. Но это были редкие моменты. В остальном его жизнь теперь состояла из безрадостных дней и длинных ночей.
К тому моменту, когда приехали Анабела и Мак, собралась огромная толпа зрителей. Джаз-диксиленд занял свое место в центре парка у подножия памятника Эндрю Джэксону, имя которого первоначально носил парк, пока его не обошел стремительный Лафайет. Статуя Джэксона являлась доминирующей среди других, располагавшихся в центре и по углам парка. Она была единственной в парке статуей национального героя Америки — первого президента от демократической партии, Которая на собранные средства воздвигла в 1853 году как дань благодарности памятник из металла и мрамора.
Чета Смитов приблизилась к парку со стороны Шестнадцатой улицы и остановилась перед епископальной церковью святого Иоанна на углу Аш-стрит. Эту церковь называли «президентской», поскольку состав прихожан напоминал светский справочник. Анабеле и Маку удалось пробраться к группе людей, стоявших сбоку от сооруженной для спектакля временной сцены. За ней находился длинный дом-прицеп, в котором расположились актеры.
— Мать-природа благоволит к вам сегодня, — проговорил Мак Монти Джемисону, стоявшему в обществе Чипа Тирни, режиссера Сеймура Флетчера и нескольких других наиболее активных членов общества «Три С».
— Я того же мнения, — откликнулся Джемисон. Он пожал руку Смиту и поцеловал Анабелу в щеку. — Великолепный день, чтобы совершить убийство.
Они подняли головы и посмотрели на лазурную синь неба.
— Прошу меня извинить, — сказал Монти и направился к прицепу.
— Как дела? — обратился Смит к Чипу.
— Ужасно, — с сожалением покачал головой молодой человек. — Вы, конечно, слышали о Сунь Беньчонге?
— Конечно, — ответил Смит. — И мы, и все в Вашингтоне. Отец здесь?
— Нет, и вы представляете, как он расстроен, что приходится пропускать постановку. Он уединился в своем кабинете.
— А как Сунь?
— И он тоже, я думаю. Я его не видел. В тот вечер, когда его арестовали, я попытался с ним поговорить, но он не захотел. Не могу его в этом винить. Нашу семью потрясают скандал за скандалом. Очень хочу, чтобы все это кончилось.
Смит вспомнил, что Чип должен был участвовать в спектакле, и спросил будет ли он играть.
— Господи, конечно, нет, — ответил Чип. — Я сказал, что сделать это было бы выше моих сил, после всего, что случилось. Флетчер убедил вернуться прежнего исполнителя.
— Просто поразительно, сколько публики собирают эти постановки, — заметил подошедший к ним с женой Мари Сэм Танклоф, — ну прямо как на распродаже домашних пожитков, на которые любит бегать Мари. Народ выползает из всех щелей тучами за несколько часов до самого действия.
Мари рассмеялась и игриво ущипнула мужа за руку. Она часто это делала, выражая таким образом свое восхищение всем, что он говорил и совершал.
— Ты беседовал с Венделем? — спросил Сэм у Мака, когда Анабела с Мари отошли в сторону, чтобы поболтать о своих делах.
— После вчерашнего дня — нет.
— Меня он очень беспокоит, Мак. Ты же знаешь Венделя. Слово «депрессия» для него не существует. Я заскочил к нему сегодня утром. Сначала он не хотел со мной встречаться, а когда передумал и вышел ко мне, передо мной предстал совершенно подавленный и деморализованный человек. Эта история с Сунь Беньчонгом потрясла его до глубины души. Я был у него вчера днем, когда между ними произошло настоящее столкновение. Честно говоря, если бы я не знал, какой сильный характер у Венделя, я бы опасался, что он может покончить с собой.
— Это ужасно, — сказал Смит. — Ты считаешь, он способен на самоубийство?
— Кто может с уверенностью говорить о таких вещах, — пожал плечами Танклоф. — Одна из родственниц Мари несколько лет назад кончила жизнь самоубийством. Никто не мог предположить, что она способна на подобное. И тем не менее она это сделала.
— Есть какие-нибудь предложения? — спросил Смит.
— Нет, жаль, что Вендель сегодня не пришел. Думаю, это отвлекло бы его от тяжелых мыслей. Ты знаешь, как важен был для него этот клуб — общество «Три С».
— Как ты думаешь, он придет сегодня на званый вечер?
— Надеюсь. Я спросил его об этом сегодня утром, но он не дал прямого ответа. Может быть, твой звонок побудит его прийти.
— Я позвоню ему, как только вернусь домой.
В доме-прицепе царила лихорадочная деятельность. Си Флетчер, Монти Джемисон, актеры и технический персонал театра были заняты последними приготовлениями перед спектаклем. Сюзен Тирни появилась поздно, ей предстояло сыграть Терезу Багиоли Сиклс, опрометчивую жену конгрессмена Дэна Сиклса. Для Сюзен опоздания были характерны. Задержки других выводят из себя многих, но Флетчер, казалось, не очень обращал внимание на это. Так было до сегодняшнего дня. Ко всеобщему удивлению, он набросился на Сюзен, как только она пришла.
