Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь
А этот бык тупой, усатый герой-любовник Федосюк — чем она его держит, старая шлюха?! Выучила, выкормила, с дипломом гуляет, тоже, слышал, в медицинскую науку двигать намерен. У, мразь! Как только он позволил этой водевильной парочке облапошить себя?!
Хорошо, знакомый предупредил: прокуратура города им интересуется. Отбился бы, чего там! Но в кармане бы ветер сейчас гулял. Дудки, он и свое сберег, и старуху будет доить до последнего ее часа. Не станет милиция с ног сбиваться, киношную погоню устраивать. «Широка страна моя родная». Читал в Одессе, кого разыскивают: убийц, рецидивистов. А свобода, как сказал один умный американец, круглая пробка в дыре квадратной. Всяк понимает ее по-своему.
Решил потревожить Надежду Николаевну еще разок. Предчувствие — вещь реальная. Сознание просчитало варианты возможного отсутствия Черноусовой. Откуда же тревога? Подсознание дает сигналы? Опять гудки, гудки. Наконец, сняли трубку. Осторожничает профессорша?
— Алло! Отдыхаете, Надежда Николаевна?
Молчание.
— Алло! В чем дело? Не узнаете? Вячеслав!
— Здравствуйте. Я о вас слышала…
Незнакомый голос. Не в привычках Черноусовой принимать кого-то в такое время.
— Алло! Попрошу…
— Здесь милиция. Надежда Николаевна убита. Я — сестра ее.
Жукровский физически ощутил непередаваемое состояние — в будке не осталось кислорода. Ни глотка.
— С вами хотят говорить, — услышал тот же немолодой женский голос. Шорох — и произнесенное отчетливо:
— Не бросайте трубку. Это в ваших интересах!
Жукровский, конечно, оборвал разговор. Подумать, сейчас нужно крепко подумать. Ситуация изменилась слишком серьезно. Теперь, безусловно, милиция зашевелится. И, если только убийца не оставил в квартире Черноусовой визитной карточки, расследование пойдет простейшей схемой: дважды два — четыре. Жукровский скрылся — Жукровский виновен. Отвалила судьба презент, наказала профессоршу. Только, одним концом по барыне, другим — по мужику. Спокойно! Сейчас к Зине. Авось! Дальше — по обстоятельствам.
Сестра обрадовалась:
— Вячеслав! Сто лет не виделись! Ну, красавец-мужчина! А почему без телеграммы? Сейчас напою тебя кофе по-турецки, а пир позже закатим!
— Я, Зинок, на день-два.
— Отдохни, руки вымой, я — по-быстрому.
И Зина скрылась в спальне. Молодец сестричка. Мужчина в дом — женщина обязана выглядеть привлекательно. Огляделся. Не похоже, что в квартире живет мужик. Одна сестренка. Профессия, квартира, интеллигентная, главное, без комплексов баба — что за мужик пошел!
Благоухающая «Черной магией», стройная, улыбающаяся Зина поставила на журнальный столик кофейные чашки, сыр, печенье. Внесла кофейник, села.
— Рассказывай.
А сама уже подхватилась, вынула из серванта приземистый бутылец виньяка. «Да, одна-две рюмки в стрессовой ситуации — лучшая неотложная помощь», — подумал Жукровский, откупоривая бутылку.
— Хорошо живешь, Зинуля.
— Бывает хуже, да редко, — смуглое, топкое лицо сестры погрустнело. Ну, тюлень! На любимый мозоль наступил. Собраться! Быть таким, каким Зина привыкла видеть брата. Как советский классик писал? Самое дорогое у человека — это жизнь.
Посидели по-родственному, у Зины доброе сердце. Еще не вечер, теперь, когда опасность реальна, он уже не рассиропится, как в Одессе.
— Зинок, я одну глупость содеял…
— По-моему, ты уже в детском саду не мог допустить глупости.
— Увы! Мало тебе забот — я на голову…
— Ты брат, замечательно, что приехал. Так в чем дело?
— Дело простое, но… Понимаешь, мне должны выслать денежный перевод, довольно крупный. Я дал твой адрес. И на твое имя, разумеется. Я ведь из командировки в командировку, не заезжая домой.
— Всего-то? Когда сходим на почту, завтра?
— А сегодня не успеем? Завтра мне могут понадобиться деньги, да и тебе на службу.
— Хорошо подожди.
Жукровский был не совсем точен, ибо Зининого адреса Черноусовой он, разумеется, не давал. Но так как Зина жила в центре, перевод, отправленный на ее имя на главпочтамт, до востребования, с натяжкой можно было определить, как «на твой адрес». По дороге он, между анекдотами, мимоходом, проинструктировал сестру, что от нее требуется. Отреагировала Зина только на имя обратного адресата:
— Почему это некая женщина посылает тебе деньги? Ты расстался с Ириной?
— Бог с тобой! Это имя главбуха издательства, я после тебе все объясню.
Жукровский считал себя сильным человеком и таковым в эти минуты ощущал себя. Ничего от одесской неопределенности не осталось. Взвешенность. Осмотрительность. Хладнокровие. Отступать сейчас некуда. Прорвется. Были бы деньги. Должны быть. Хорошо, догадался сразу же получить переведенную в Одессу сумму. В районной Беляевской сберкассе, под боком Одессы-мамы, будут целее.
Незаметно для Зины проверил, нет ли хвоста. Не было. Он — в образе отрицательного героя детектива. Странно, но факт. Или все-таки в нем признаки «хорологической личности»? «Хора» — по-гречески — место. «Им овладело беспокойство — как там дальше? — охота или желание «к перемене мест».
Зина одна подошла к почтовому окошку. Жукровский расслышал ее вопрос:
— Посмотрите, пожалуйста, есть ли перевод на мое имя?
Что-то еще сказала. Что там за допрос? Успеет ли он уйти? Слава Богу, у Зины, в руках извещение, заполняет его. Вернулась к окошку. Вновь какая-то заминка. Наконец! Сколько же ей выдали пачек? Деньги в сумке. Терпение. Сияющая Зина подошла к нему:
— Богатый ты человек. Семь тысяч!
Пожадничала старуха, знала б, что для государства старается. С другой стороны, и эта сумма привлекла внимание почтовой девицы. «Заседание продолжается», — как выражался Ося Бендер.
— Домой?
— Купим по дороге хорошему человеку цветы, что-то на ужин. Зинуля, а мужики-то поглядывают.
— Балалаечник ты! Лучше расскажи, как там в институте студентки на тебя поглядывают. Помнишь, когда-то учил меня, как обаять вашего брата. А я все недоучка. В двадцать лет мужа нет — и не будет.
— Дуры-бабы, даже такие умницы, как моя сестра! Замужество для вас, при нашем-то быте, — рабство. На равных в эту игру не играют. Вам же, интеллектуалкам, подай только умного мужика, чтобы показать его не стыдно. Заимела такого паши! Один и тот же поэт написал и «Жди меня и я вернусь…» и — «Все романы обычно на свадьбах кончают недаром». Заметь, сочинил первое в войну, второе — в мирное время. Лучшая жена для мужика — та, что относится к нему по-матерински.
Удача с деньгами подействовала, как умеренный, бодрящий хмель, и Жукровский ощущал в себе пьянящую готовность к разумному риску.
Глава вторая
— Раиса Николаевна, вас же дважды предупредили: к телефону не подходить! Скворцов не смог скрыть раздражения.
— Извините, я как-то машинально, — оправдывалась сестра убитой.
— Вы его спугнули. Кто и откуда звонит, не сказал?
— Но, товарищ милиционер, я ничего такого ему не сказала…
— Вполне достаточно того, что вы сообщили человеку, которого теперь отказываетесь назвать.
— Но я его не знаю, я вообще мало знаю круг знакомых сестры. И я не соображаю, поверьте, что делаю, что говорю. Такое несчастье! Наденька!
Иванцив, сидя на корточках, перебирал газеты на полке журнального столика.
— Валентин, взгляни! Квитанция о переводе. Свежайшая! Получатель — в Киеве.
— Да, удача. Хотя что мы знаем о профессорской жизни? А может, за этими деньгами и охотился убийца? Обыск ведь показал, что в чулке Черноусова денег не держала, нашли всего-ничего, как в любом среднем доме. Вещи, судя по показаниям сестры и нашим выводам, не тронуты.
— Кто звонил?
— Бросил трубку. Нужно срочно взять телефон на контроль.
— Вот-вот, крепок наш брат задним умом.
— А квитанция, согласен, вдохновляет. Переводит старуха такую сумму — и никого это не интересует.
— У тебя превратное понимание свободы личности. Неприлично заглядывать в карман ближнего.
— Скажи, сколько у тебя осталось до получки? Двадцатка? У меня и того нет. Нормальное состояние служащего.
— Нормально иметь, а ненормально — не иметь. Но ты еще молод. Кстати, быть холостяком экономически невыгодно.
— А я ужинаю по методу Шаталиной, читали в «Науке и жизни»? Бутерброд из морковки, завернутой в капустный лист. Завтракать не успеваю.
— Значит, зря твой шеф считает тебя перспективным: дистрофики выживают в искусстве.
Без таких словесных отвлечений им было бы трудно часами работать, как сейчас, рядом с трупом. Рассудок стремится к самозащите. Судмедэксперт Максина диктовала:
— На трупе надеты: кофта шерстяная вязаная, синяя, юбка серая, шерстяная; голубая нейлоновая комбинация, белый пояс, голубые трикотажные рейтузы. На ногах черные комнатные тапочки, кожаные, с мехом. При наружном осмотре обнаружены повреждения в виде кровоподтеков, в затылочной области, посредине имеется рана с рваными краями, длиной четыре и две десятых сантиметра, шириной два с половиной. Спинка кресла обильно пропитана кровью.
