Елена Михалкова - Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
«Вот ведь вылезает всякое в людях, когда не ждешь, – подумала она. – Мне бы и в голову не пришло, что псу старому и впрямь лучше в своем доме. А Гришке пришло».
– Прикинь, – продолжал Григорий, отыскав в закромах свежий батон и жадно откусывая от края, – если б сперва старуха померла в твоем доме, а потом пудель! Ха-ха! Весело бы получилось, правда?
Растроганность Нины как рукой сняло.
– А ну положь батон! – прикрикнула она. – Лоботряс!
– Шуточки у тебя, Гриша, – осудил Петруша. – Разве можно шутить над смертью?
Гриша комически вздернул брови.
– А над чем же еще шутить, Петь? Жизнь – она и так смешная, без наших шуток.
– Только насмешничать у тебя и получается. – Нина смела крошки, оставшиеся от изувеченного батона.
– Не только!
Григорий, шельма, лукаво подмигнул сестре и уже собирался развить свою мысль, но тут в дверь громко постучали.
Петруша пошел открыть и вернулся в компании двоих: приятеля Галки Макара Илюшина и неизвестного стриженого здоровяка.
– Это Сергей Бабкин, – сообщил Макар, указывая на него. – Мой друг.
– Приятно познакомиться, – низким голосом сказал друг.
Нина присмотрелась к обоим и поняла, что дурные предчувствия вот-вот начнут оправдываться. Злые они были, как собаки, особенно этот шустрый Илюшин, который прежде-то все больше болтал не по делу и вопросы дурацкие задавал, а теперь вот явился зачем-то с приятелем.
Первой реакцией Нины Борисовны на любое существо мужского пола было «накормить». Но тут она интуитивно поняла, что предлагать супчику не стоит. Не затем эти двое явились к ним на ночь глядя.
Ей вспомнилась прочитанная когда-то буддистская пословица: «Лают только мелкие шавки. Большим собакам достаточно улыбнуться».
Друг Макара был из очень больших собак.
Супруг Нины, тонкостью и пониманием не отличавшийся, засуетился, включил чайник, полез за конфетами в шкаф, уронил две коробки и только после этого поинтересовался, не желают ли чайку.
– Спасибо, не желаю, – сказал Макар, пристально глядя на него. – А желаю, чтобы вы мне объяснили, зачем услали свою супругу из кухни – это раз, и кого вы видели ночью в саду – это два. Если скажете, что Риту – а вы скажете, я не сомневаюсь, – то я выиграл у этого типа пять тысяч.
Он указал на своего молчаливого приятеля.
Петруша так и плюхнулся на табуретку. Гриша открыл было рот, поскольку у него всегда было что сказать, но тут Илюшин обернулся к нему:
– К вам, Григорий, те же вопросы.
Гриша подумал-подумал и бочком отполз в угол. Желание возражать этому рассерженному хмырю растворилось.
Нина стряхнула с себя изумление.
– Ты чего это раскомандовался? – вспыхнула она. – Что здесь такое происходит?
Между нею и Илюшиным запульсировал невидимый клубок пламени. Силы Нины Сысоевой хватило бы, чтобы вышвырнуть эту парочку из дома и надолго отшибить у них охоту возвращаться. Мужчинам ее ворожбу не перебить, она многократно в этом убеждалась, к тому же ее берегли родные стены.
Но гневный пылающий взгляд Сысоевой скрестился с ледяными серыми глазами. Нине вдруг стало не по себе. Она запоздало подумала, что зря не приглядывалась к этому пареньку, и никакой он вообще-то не паренек, не младше Олега, а то и старше, и смотрит-то как нехорошо…
Клубок пламени начал сжиматься.
– Я пытаюсь выяснить, кто убийца, – очень ровно сообщил Макар Илюшин.
Нина сделала усилие и восстановила преграду, которая легко могла превратиться в оружие.
– Для того следствие есть. А ты кто такой?
– А я частный сыщик. Но это не имеет значения. Важно, что вашему мужу не понравилось ваше платье, а вы, Нина, на это купились.
Тут Сысоева забыла о разгорающемся эпическом противостоянии и задумалась.
А ведь и правда.
Никогда Петруша прежде не критиковал ее платья. Нина и не думала, что он замечает, во что она одета. И желтое носила много раз, не слыша от него ни упрека, ни замечания. Собственно, поэтому Нина и бросилась переодеваться, что испугалась: всю жизнь нравилась ему, а теперь вдруг перестала.
– Глупости ты какие-то говоришь, – неуверенно сказала она. – При чем тут платье?
И посмотрела на супруга.
То, что она увидела, ей очень не понравилось. Петруша губу покусывал нервно, а в уголке Гриша старался слиться со стеночкой.
– Мне тоже очень интересно, при чем, – сознался Макар. – Потому что остальное более-менее ясно.
– Что – остальное? – севшим голосом спросила Сысоева. Что-то дурное померещилось ей в его тоне.
– Нина, не слушай его! – предпринял слабую попытку Петруша.
Женщина мазнула по нему рассеянным взглядом и отвернулась к Илюшину. «Напортачили два дурня, – мелькнула догадка, – а мальчишка все разнюхал».
Молчаливый друг Макара привалился к стене. В другое время Нина сказала бы все, что думала, о манерах некоторых, которые обои в чужих домах протирают. Но сейчас Бабкин мог бы изрисовать все стены маркером без опасения, что его прервут. Сысоева усердно решала логическую задачку, поставленную Илюшиным.
– Муж ваш и брат во время убийства были на улице, – сказал Макар, сложив руки на груди. – По их словам, на участке соседа. Что совпадает с показаниями Алевтины, которая наконец призналась, что видела мужа. Это факт номер раз.
Он покачался с пяток на носки.
– С участка Кожемякина отлично просматривается крыша вашего сарая и все подходы к ней. Это факт номер два. Когда моя подруга имела неосторожность признаться в убийстве, в вашем семействе началась скоропостижная повальная эпидемия признаний – это факт номер три. И особенно усердствовали Петруша с Григорием – это четыре. Что отсюда следует?
– Что? – как завороженные, откликнулись эхом Нина, Григорий и Петр.
Бабкин подавил в себе желание последовать их примеру. Все-таки в Макаре проявлялось временами что-то гипнотическое, как в удаве Каа, раскачивающемся перед бандерлогами.
– Из этого следует, что ваш супруг видел, кто тащил Пудовкину на крышу, – любезно пояснил Макар. – И человек этот ему очень дорог, раз он выступил на его защиту, пожертвовав собой. Разумеется, это не может быть Галка Исаева. К тому же вы, Петр, были не один, – Илюшин наконец-то удостоил взмокшего Сысоева взглядом, – а с Григорием.
Гришка нацепил на физиономию неестественную ухмылочку и поклонился: спасибо, мол, наконец-то признали и мои заслуги.
– Не паясничай! – резко бросила Нина. – Петенька, это правда? Вы видели, кто был на крыше?
Петруша страдальчески посмотрел на нее, торопливо заморгал и сразу отвел глаза. Бабкину стало его жалко: маленький, ссутулившийся, испуганный. Да и братец этот, Гришка, тоже перетрусил. Видно, что бодрится, но внутри трясется, как студень. Удивительно еще, как хватает запала ухмыляться перед Илюшиным.
Петруша молчал, но Нине Борисовне и не требовалось его признание. Кого еще будут защищать с таким упрямством эти двое?
Сысоева непроизвольно прижала руку к сердцу.
– Рита! – выдохнула она. – Ох, господи…
Бабкину хватило одного взгляда на побагровевшее лицо ее супруга, чтобы понять: устного подтверждения не требуется. Не способен Петруша играть роль и притворяться дольше одной минуты. Невероятно, как это проницательный Илюшин не добился от него правды при первом же разговоре.
– Гриша! – стиснутым голосом приказала Нина.
– Нет, Нин, и не проси, – с издевательской ухмылкой отказался ее брат. – Ничего не видел, ничего не знаю, все эти измышления не ко мне.
«А крепкий орешек, хоть и студень, – удивился Бабкин. – Ай, молодец».
– Ритка, – убежденно кивнула Нина. – Ее, значит, вы разглядели, пока у Кожемякина отирались. И молчали оба. Ох, дурни, дурни!
Она представила угрюмую свою дочь.
«Вспылила, ударила Елизавету, перепугалась… А на крышу зачем потащила? Спрятать хотела, больше негде было. А мои-то заметили ее и договорились никому ни слова, даже мне. Берегли меня. Они! Меня! МЕНЯ!»
Нина выпрямилась во весь рост и оказалась почти вровень с Илюшиным. При первом взгляде Бабкин мысленно записал ее в низенькие женщины и теперь сам удивился своему заблуждению. На стене выросла съежившаяся было тень.
Сергею показалось, что температура в кухне резко скакнула вверх. Он вытер пот со лба и подавил желание оказаться как можно дальше отсюда, например на берегу реки, а еще лучше в Москве. «Там сейчас всего пятнадцать градусов, дождик…» Бабкин, не любивший ни дождя, ни прохлады, внезапно ощутил, что именно такая погода является пределом его мечтаний. Он даже сдвинулся на шаг к двери.
Илюшин не тронулся с места.
– С Ритой разобрались, – вежливо сказал он. – Значит, это ее вы заметили, Петр. Осталось узнать, что с платьем.
«А ну пошел вон!» – безмолвно приказала Нина.
