Роберт Кемпбелл - Волшебник Хуливуда
– Выметайся из постели! Неужели ты надеешься отдохнуть в такой грязи? Где у тебя чистые простыни?
– На нижней полке.
Он выбрался из постели и обмотался простыней.
Она переменила постельное белье, загнув аккуратные больничные уголочки. Ее руки сиделки двигались с четкостью, присущей человеку, не сомневающемуся в том, что он все делает правильно.
– Оставайся в спальне!
И она шмыгнула в ванную.
Свистун услышал шум воды из-под крана. Через несколько секунд Мэри вернулась с двумя купальными простынями и личным полотенцем.
Опустившись возле него на колени, она сняла с него простыню.
– Эй, – несколько сконфуженно сказал он.
– Великое дело! Голой попы я не видела!
– Но тогда ты и сама была с голой попой.
– Ну, если ты насчет этого, то придется потерпеть. Не думаю, что ты сейчас хоть на что-то способен.
Она протерла его влажными простынями.
– Пижамы у тебя, наверное, нет.
– На второй полке снизу.
Она полезла за пижамой, при этом сильно нагнулась.
Глядя на ее округлости, Свистун почувствовал, как в нем что-то шевельнулось, и усмехнулся: ага, мне становится лучше.
Его реакция на ее позу не осталась незамеченной. Ухмыльнувшись, она сказала:
– Может, насчет способности я ошиблась. Но подождать, так или иначе, придется. – Она перебросила ему пижаму. – Одевайся и ложись в постель. А я сейчас вернусь.
– А как ты вошла? – послушно облачаясь в пижаму, спросил он.
– Дверь была не заперта.
– О Господи!
– А в чем дело? – крикнула она уже из ванной.
– Ничего себе детектив, у которого двери нараспашку!
– А ты думаешь, запираться должны только детективы?
Послышался шум струящейся воды и грохот передвигаемых тазов. Когда она вернулась в спальню, он уже забрался в постель и зажмурился от удовольствия. И простыни, и наволочки были гладкими и прохладными. Он вспомнил, как ухаживала за ним мать, когда он был ребенком.
– Лучше себя чувствуешь? – спросила Мэри. Он понимал, что ухмыляется во весь рот.
– А как ты догадалась, что я дома?
– Заехала к «Милорду». Боско сказал, что ты рано или поздно сюда прибудешь. На-ка вот, выпей.
Открыв глаза, он увидел, что она сидит в кресле, придвинув его вплотную к кровати. Она подавала ему чашку с дымящимся отваром.
– Что это такое? – спросил он, как всякий пациент перед приемом нового лекарства.
– Валерьянка, липа, розовые лепестки…
– Кошачий глаз!
– … розмарин и фиалки… Почему ты это сказал?
– Что?
– Кошачий глаз.
– Я пошутил. Как если бы ты была ведьмой и предлагала мне свое варево.
– А как ты узнал, что я ведьма?
– Ничего я не узнал. Просто пошутил. А ты хочешь сказать, что ты ведьма?
– Да. А тебе это кажется странным?
– Единственное, что кажется мне странным, так это, что ты уже вторая женщина за сегодняшний день, которая признается мне в том, что она ведьма.
– Правда?
– Я искал одного парня, который знал Кенни Гоча, может, был даже его любовником, а домоправительница этого парня, Джорджа Гроха, сказала мне, что она ведьма. Ее зовут Арделла, а лицо ей изуродовал не то клиент, не то сутенер.
– Я знакома с Арделлой, – сказала Мэри.
– Вот как?
– Мы вместе учились, а потом, еще до того, как ее порезали, встречались в церкви.
– Ты это насчет ведьмы серьезно?
– Ты ведь принадлежишь к Анонимным Алкоголикам, не так ли?
– Более или менее. Сейчас я на собраниях бываю редко, но раньше дело обстояло, конечно, не так.
– И ты относишься к этому серьезно?
– Разумеется.
– Тогда что кажется тебе странным в том, что я верую в силу и благосклонность мира, созданного кем-то превыше моего разумения?
Она использовала крылатую фразу из катехизиса Анонимных Алкоголиков: вера в силу и благосклонность – вот что позволяет людям покончить с пьянством.
– Я над твоими верованиями не смеялся, – сказал он.
– Я это понимаю. На-ка вот, выпей. От этого ты уснешь.
От отвара пахло цветами и травами, а на вкус он отдавал вишнями и апельсином.
Она вновь сдвинула шторы, от этого в комнате стало темнее, однако свежий воздух продолжал проникать в помещение. Шум машин с фривея и впрямь походил на прибой.
Прежде чем уснуть, он услышал, как Мэри вполголоса напевает все ту же песенку:
"И чудеса, и чудеса его любви…»
Глава тридцать четвертая
Мэри Бакет постучалась к Арделле.
– Кто там? – заржавленным, редко пускаемым в ход голосом спросила АрДелла.
– Мэри Бакет.
– Минуточку.
Мэри понимала, что хозяйка сейчас прикроет лицо шарфом. Память о былой красоте умирает последней.
В квартире было темно, здесь сильно пахло кошками.
Они обнялись, щека к щеке сквозь шарф, закрывающий обезображенное лицо Арделлы.
– Сварю чай, – сказала хозяйка. – Подождешь меня здесь?
– Лучше посижу с тобой на кухне.
– Понадобилась помощь? Хочешь наложить заклятие?
– А какого рода заклятие ты имеешь в виду?
– Приворотное.
– А что, это так заметно?
Мэри поняла, что Арделла улыбается под шарфом. Вечно она улыбается мудрой улыбкой женщины, для которой в мире нет тайн.
Арделла поставила чайник, а Мэри, согнав с табуретки кошку, присела к столу.
– Как поживаешь? – спросила Мэри.
– Не больно-то хорошо. Меня одолевают инкубы. Они склоняют меня к соитию.
– И ты им отказываешь?
– Они очень хитрые. У них свои подходы, сама понимаешь. Они же начинают не прямо с этого.
– А какую форму они принимают?
– Один навестил меня прямо сегодня. Сказал, что его зовут Свистуном. Столь демонического имени я еще не слышала.
Она смешала чай с травами в глиняном заварном чайнике.
– Ну, и о чем же вы с этим Свистуном разговаривали?
– Ему хотелось расспросить об одном общем знакомом. Ты помнишь Кенни Гоча?
– Он умер у нас в хосписе. И именно я нашла его мертвым.
– Ах да. Демон мне рассказал. Он рассказал, что бедняга умер от СПИДа.
– Он умирал от СПИДа, но кто-то перерезал ему горло.
Арделла приоткрыла лицо и тут же стремительно отвернулась.
– Я почувствовала веяние Зла, когда он рассказывал мне про Кенни Гоча.
– Зла, исходящего от Свистуна?
– Нет, не исходящего. Его окружает Зло, вот оно как. И ждет его, не дождется.
– А что ты рассказала ему про Кенни?
– Что он занимался дьявольскими делами.
– Господи, он был всего-навсего заблудшим ребенком, – вздохнула Мэри.
– Заблудших детей легко совратить с пути истинного, – возразила Арделла.
– И ты действительно решила, что этот Свистун – инкуб?
Арделла улыбнулась. Ее лицо гротескно исказилось из-за этого и она отвернулась от подруги еще больше. И все же улыбочка была скорее язвительной.
– Может, это и не тот злой дух, которого присылают соблазнять женщин во сне, но мужчина все равно весьма привлекательный. А как по-твоему?
Мэри приложила руку к внезапно зардевшейся щеке, опасаясь, как бы румянец ее не выдал.
– Ты когда-то описала мне мужчину, который тебя порезал, – внезапно сказала Мэри, как бы нечаянно сменив тему.
Арделла залила кипяток в заварной чайник и присела за стол.
– Ну и что?
– Смуглый мужчина с черными волосами…
– И в черной одежде…
– … заплетенными в косичку и перевязанными ленточкой…
– … и в темных очках…
– … и ленточка эта пестра…
– … и он фотограф, – закончила Арделла. В ее голосе внезапно зазвучал страх. – Ты что, его видела?
– По-моему, да. По-моему, я его видела дважды. В первый раз – но это произошло так стремительно, что я могла ошибиться, – он завернул за угол в коридоре хосписа. А во второй раз – в закусочной по соседству с хосписом. А как выглядел нож?
– внезапно спросила Мэри.
– Это было волнистое лезвие на маленькой рукоятке, которую он держал двумя кончиками пальцев, – сказала Арделла. – Держись от него подальше. Сейчас он называет себя Бенну Рааб. А тогда его звали Радецки. Он взял меня на час, а потом, когда я потребовала деньги, взбесился и изрезал мне все лицо. Держись от него подальше. Если он еще раз появится, беги от него, куда глаза глядят. Он страшнее любого инкуба.
– Ты не хочешь, чтобы я посидела с тобой и мы вместе наложили бы заклятие на инкубов? – спросила Мэри.
– Ты же во все это не веришь. Ни в магию, ни в заклинания.
– Я верю, что молитва любого рода способна помочь.
– Да, в конце концов все к одному и сходится, – вздохнула Арделла. – Наука и религия. Все в конце концов упирается в слепую веру.
– Могу и переночевать, если хочешь, – сказала Мэри.
– Хочешь отпугнуть инкубов? – Арделла расхохоталась. – Знаешь, против них имеется только одно противоядие. Вести полноценную сексуальную жизнь. – Она прикоснулась к обезображенному лицу.
– Лучше уж инкубы, чем вообще ничего. Давай-ка лучше наложим другое заклятие. Чтобы у нас появились достойные возлюбленные.
