Пол Клеменс - Снятие с креста
– Лихо, – криво улыбнулся Анджей. – Получилось. Спасибо, друзья, я перед вами в неоплатном долгу. Давайте думать дальше. Что мы видим? Лица пирующих погружены в сумрак, отчетливо прорисован только сам художник, который уже изрядно навеселе. Задняя стена без окон, справа проступает женщина с подносом…
– Ничего не понимаю в женщинах, – поморщился Франчишек. А когда все удивленно на него посмотрели, пояснил: – Изображаемых великими. Анджей, ты зря выпил. У тебя внимание разбегается. Смотри, картина слева изображает полный кавардак. Картины стоят на кое-как сколоченных подставках, скамейках, табуретках – на чем угодно, лишь бы не касались пола. Под картины подстелены обрывки материи, на «кардинала Ришелье» наброшена шелковая ткань, явно сворованная из богатого дома. Груды подручного хлама, посуда, плотницкий инструмент – художник явно не жалел времени, помещая на картину всю эту канитель. А может, она его забавляла. Я вижу только одно общее в этих двух фрагментах…
– Стоп, – сказал Анджей, и сердце бешено забилось.
– Танцуют все, – усмехнулась Изабелла, которая тоже нашла совпадение.
Шея подвыпившего художника была обмотана красно-белым шарфом. Он плавно спускался по левому плечу и являлся чуть не единственным ярким элементом сумрачной богедоны. Такой же клок материи свисал с табуретки, на которой стояла одна из картин в левой части диптиха. Табуретку сунули в самый угол, и картина верхней кромкой соприкасалась со стеной. Клочок красно-белой материи не был единственным светлым пятном на полотне, но если твердо знаешь, что искать…
Анджей схватил картину с пола, разложил на столе. Сомкнулись четыре головы.
– Ерунда, – разочарованно протянул Франчишек. – Я же говорю, головная боль на пустом месте.
– Старая мельница… – замычал Айзик, который не был потрясающим специалистом в живописи, но неплохо разбирался в виски.
Картина в картине была прописана с удивительной четкостью. Она занимала места не больше чем стандартная фотография, но все, что хотел запечатлеть художник на этом клочке холста, он запечатлел. Приземистая пирамидальная мельница на массивном то ли каменном, то ли скальном возвышении. Бурная речка несет мутные воды по прорезанному в скалах руслу, вращает неуклюжие жернова. Дождь стоит стеной, черные тучи ползут по небу. Скалы нависают над речушкой, добавляя мрачности и без того безрадостной картине.
Несколько минут все молчали. Потом Павел оторвался от стола, потянулся, хотел сказать грубое слово, но заменил его жестом доброй воли и выразил общественное мнение:
– Ерунда это всё. Обычная мельница. Не понимаю, что мы на этом приобрели. Во времена Рубенса этих мельниц было как грязи, но что из этого сохранилось до наших дней? Даже если сохранились – ну и что? Теория неверна. Тот, кто ищет Рубенса, занимается стрельбой по воробьям. Ты ошибся, Анджей. И нас напрасно заводишь.
– И тем не менее наш талантливый друг о чем-то задумался, – подметил Франчишек. – Мысли так и носятся в голове.
Мысли действительно носились, причем беспорядочно и в таком огромном количестве, что голова шла кругом. Сердце выбивало танцевальные ритмы.
– Сейчас он что-то скажет, – предположила Изабелла. – Очередная версия на предмет завиральной теории.
– Я не знаю, – пробормотал Анджей, – а вдруг Неж в семнадцатом столетии протекал по другому руслу? Ведь реки, особенно в скалистой местности, иногда меняют русло. Случится, например, обвал, вскроется более удобный с точки зрения реки проход к морю…
– Минуточку, – застыл с устремленной к алкоголю рукой Айзик. – Уточним. Неж – это та переплюйка, что протекает у нас под боком?
– Именно.
– Продолжай.
– Вы помните месье Вассаля? – Анджей распрямил спину и повеселевшим взглядом обвел друзей. – Рыбак со спиннингом. Он подходил к нам сегодня. Бывший полицейский, возглавлял следственный отдел до инспектора Шовиньи, активно конфликтовал с городским начальством, за что и был отправлен на пенсию. Живет за станцией техобслуживания на окраине Шантуа. Раньше на месте его дома была городская мельница. А если мы вспомним, что Клод Шандемо долгое время прожил в Шантуа, который раньше был небольшим городишкой… да он и сейчас, собственно, небольшой городишко…
– Мало ли мельниц было в Шантуа, – неуверенно сказала Изабелла.
– Ага, – поддакнул Франчишек. – Этих украшений в древности было как шербета на восточном базаре.
– Заблуждение. Не было смысла выстраивать на крохотное поселение несколько мельниц. Вассаль говорил, что это была единственная мельница в местечке под названием Шантуа. На ней мололи зерно, которого хватало всем желающим… Ребята, кажется, сходится, – Анджей нервно сглотнул. – Шандемо жил в Гвадалоне, и эта мельница постоянно торчала у него под носом. Возможно, это была ЕГО мельница! Неж мог протекать с обратной стороны города. Это мог быть и не Неж, другая, давно пересохшая речка… Мельница давно утратила свое назначение, но была прочна и выстояла несколько столетий. Потом обветшала. Ее снесли праотцы Вассаля, но оставили мощный фундамент, на который установили свой «скворечник». Я был у него дважды, лично взбирался на эту каменную глыбу…
– Похожа? – деловито осведомился Айзик, ткнув пальцем в основание нарисованной мельницы.
– Похожа, – подтвердил Анджей. – Не тычь грязным пальцем…
– Хорошо, – допустила Изабелла. – Условно будем считать, что мельница, стоявшая на месте дома господина Вассаля, и мельница, нарисованная Шандемо, одна и та же мельница. Допустим. Условно будем считать, что в ней Шандемо и спрятал пресловутое полотно Рубенса, о чем и намекнул в своей картине-раскладушке. И что дальше? Прошли века, не осталось ни мельницы, ни воспоминаний о ней…
– Воспоминания остались, – возразил Франчишек.
– Вот именно, – сказал Анджей. – Причем воспоминания увесистые и каменные. Их можно навестить. На что рассчитывал Шандемо, пряча Рубенса, мы не знаем. Но давайте допустим, что он поступил дальновидно, отдавая себе отчет, что мельница не вечная – то есть упрятал картину в такое место, где она может лежать веками…
– Под мельницу, – хмыкнул Павел.
– Под фундамент, – уточнил Анджей. – Если мельница была построена на каменистом основании, то есть на скале, то под землей довольно сухо, грунтовые воды камень не точат…
– То есть Шандемо знал, что делал, – пробормотала Изабелла.
– По крайней мере, догадывался. Для проверки данной версии нам остается лишь нанести визит любезному месье Вассалю, сообщить ему радостную весть, спросить, не знает ли он, какой была мельница при «жизни», не осталось ли рисунков, чертежей, имеются ли в его подвале укромные места, куда он ни разу не заглядывал…
– И последний вопрос, – усмехнулся Айзик. – Всем понятно, что все это бред. Под мельницей ничего нет. Но если есть… Кому достается утерянный шедевр, с учетом того, что он найден на территории господина Вассаля? Хотя бы по умолчанию?
Народ безмолвствовал. Честно говоря, Анджею было до лампочки. Обуревал азарт, но не алчность. Нельзя просить у Бога большего, чем есть. Хватит. Деньги пахнут. Маленькие – потом, большие – кровью. Картина должна висеть в государственном музее. Убийства должны прекратиться. Убийца должен умереть или сесть в тюрьму. В замке Гвадалон должны восстановиться мир и благоденствие…Глава одиннадцатая
Он опомнился лишь после того, как народ оделся по-походному и собрался в холле. Изабелла украдкой перекрестилась. Павел пил ядреный кофе. Франчишек грузил в карманы какие-то карамельки, бормоча, что уж лучше объедаться, чем голодать.
– Я походил вокруг замка, – посмотрев на часы, заявил Павел. – Если сильно не всматриваться, все чисто.
– Нельзя выходить, – спохватился Анджей. – Вчера тоже было чисто – когда убийца делал ноги из замка, повстречал Жерара Травеля, коротающего ночку с видом на Гвадалон, и сделал из него покойника. Он обязательно сядет нам на хвост и проследит за домом старины Вассаля. Не хотелось бы подставлять отставника – он неплохой малый.
– Подземный ход, – смастерил хитрое лицо Павел. – Кто-то говорил, что два поместья соединяет подземный ход? Доберемся до соседей, а там нашего выхода не ждут. Уйдем по скалам, появимся у твоего приятеля, как солнышко – с востока.
– Романтично, – оценила Изабелла.
– Трусливые могут остаться, – предупредил Франчишек.
– Сам оставайся, – фыркнула Изабелла. – Всю жизнь мечтала стать девушкой подземелья.
– Только учтите, солнышки и дети подземелья, – предупредил Анджей. – Ирен Маклассар могла сделать то же, что и я: замуровать дверь в камине. Тогда придется возвращаться.
Они переложили на пол горку кирпичей, которой дворник подпер дверцу. Анджей вооружился фонарем, первым спустился в узкий штрек.
– Глюкауф нам, друзья… – молитвенно вымолвил Павел.
– Ты о чем, босс? – не понял Франчишек.
