Пол Клеменс - Снятие с креста
– Месье Раковский, если не ошибаюсь? Господа? Не слишком ли позднее время для визита? Простите, что интересуюсь, в принципе, вы можете зайти в дом, расположиться, чего-нибудь выпить, съесть, но как-то просто необычно…
– Устал просить у вас прощения, месье Вассаль, – виновато сказал Анджей.
– А вы не просите, – посоветовал пенсионер. – Полагаю, расследование при помощи друзей вышло на новый виток развития? Только чем я вам могу?
– Почему вы думаете, что мои друзья должны участвовать в расследовании? – удивился Анджей.
– Они и не должны, – засмеялся Вассаль. – Но ведь участвуют? Вы думаете, что после двадцати двух лет службы в полиции я не могу различить людей, имеющих отношение к расследованию преступлений? Нормальное дело. Учитывая неповоротливость наших органов дознания… Это частные детективы?
– В некотором роде, – уклончиво допустил Анджей.
– И совсем не понимают по-французски?
– Ни звука.
Вассаль добродушно засмеялся. Павел с Франчишеком, видимо, почувствовали, что обсуждаются их светлые персоны, нервно засопели.
– Проходите, господа, сейчас открою. – Вассаль поднялся на цоколь, загремел ключами. Пахнуло потом. Похоже, он занимался нелегкой физической работой.
– Вы только пришли? – удивился Анджей. – А нас укоряете, что поздно гуляем.
– В сарае возился. Загубил на реке четыре снасти, решил сплести новые – как раз приобрел по случаю коробочку шикарных блесен. Пока в подвал спустился, нашел в этом хаосе нужную леску…
– У вас подвал в сарае?
– Да, небольшой. А почему вы спрашиваете?
– А в доме есть подвал?
Вассаль повернулся, недоуменно воззрился на вопрошающего. В голосе прозвучал оттенок недовольства:
– Странный вопрос, месье Раковский. Да, в доме есть подвал. Под фундаментом бывшей мельницы во времена, дай бог памяти, Людовика XIV местные работяги хранили свой инвентарь. Там все быльем поросло. Давненько туда не хаживал. А у вас есть желание?
– Да, месье, – кротко сказал Анджей. – Если позволите. Но только после того, как расскажу одну занимательную историю.
– Франчишек, – тихо сказал Павел, – неприятно сообщать, но ты с нами не пойдешь. Спрячься за сараями и смотри во все стороны. Почувствуешь неладное, бей.
– Куда? – испугался Франчишек.
– В набат, дурачина…Они сидели на мансарде, задернутой шторами, и с любопытством смотрели на Вассаля, который выслушал рассказ. Пенсионер покрывался зелеными пятнами. Казалось, ему нехорошо с сердцем. Он как-то неуверенно дышал, массировал кулаком грудь, недоверчиво крутил головой.
– Вам нехорошо? – вкрадчиво справился Анджей.
– А вы как думаете? – пенсионер отдышался, сделал попытку улыбнуться. – В моем доме, да такое… Вам не кажется, что ваша версия держится на честном слове?
Анджей улыбнулся.
– Это прочное честное слово. Давайте рассуждать здраво, месье Вассаль. Разве вам не интересно? А что касается опасности, то да, гарантировать полную неуязвимость не могу, но трое крепких мужчин в непосредственной близости – неплохое решение, согласитесь?
– С вами была женщина, – вспомнил, скривив губы, Вассаль. – Она сегодня не с вами?
– Женский плечевой батальон сегодня в засаде, – нашелся Анджей. – Выполняет ответственное задание.
– Шуточки у вас… Ладно, – решился Вассаль и тряхнул жесткими сединами. – Я сейчас.
Он резко встал, едва не опрокинув плетеный стул, подошел к стеллажам, где держал старые книги, журналы, какие-то фотоальбомы, стопки пожелтевших газет. Пробежал пальцами по корешкам, вытащил тяжеленный талмуд, сдул с него пыль и дотащил до стола. Когда-то этот фолиант был украшен золотым тиснением, но отделка давно растрескалась, поблекла. Расслаивались толстые листы, отдельные вываливались, ломались прямо в руках. Вассаль дрожащей рукой перелистывал страницы. Старинные гравюры, литографии, дагеротипы. Между листами был заложен сухой дубовый лист, который рассыпался, едва Вассаль к нему прикоснулся.
– Какая мохнатая старина, – бормотал он, нетерпеливо листая страницы. – Этот фолиант остался после отца, а до отца пылился еще у нескольких поколений. И ни у одного не поднялась рука выбросить эту чепуху. Не думаю, что пустышки-иллюстрации представляют ценность… Ага, вот она – я же помню, что был рисунок, – Вассаль торжественно развернул альбом, и Анджей с Павлом едва не стукнулись лбами.
Обычный черно-белый рисунок, похожий на иллюстрацию к книге в стиле английского графика Обри Бёрдслея. Изображение строилось на контрасте темного фона и светлых очертаний предметов, прорисованных небрежными линиями. Рисунок оформлялся орнаментом из листьев и цветов и, в отличие от написанного Шандемо, не производил гнетущего впечатления, невзирая на ночь. Громоздкая мельница, словно сложенная из нескольких обувных коробок, те же жернова, та же речушка, падающая с уступа и бурлящая в каменном желобе…
– Раньше Неж протекал по другому руслу, – тихо сказал Вассаль. – Произошел какой-то сдвиг, обвал, я точно не знаю…
Анджей и Павел молча переглянулись. Глаза у Павла блестели. Пробило-таки на интрижку…
– Спроси у него, – буркнул Павел, – имеются ли в подвале такие места, где он ни разу не был?
Анджей прилежно перевел. Вассаль неопределенно пожал плечами.
– Честно говоря, не знаю. Там не такие же катакомбы. Единственное… – отставник задумался, – угол перегораживает каменный блок, его, наверное, можно сдвинуть – но я не прикасался к нему уже много лет…
– Не возражаете, если мы все втроем спустимся в подвал?
– Конечно, милости просим, господа…
Они уже поднялись, когда раздался гром небесный телефонного звонка.
Вздрогнул Вассаль. Он уже тянулся за мощным фонарем, стоящим на тумбочке рядом с настольной лампой. Анджей и Павел изумленно уставились друг на друга.
– Не строй глазки, – хрипло сказал Анджей. – Это твой телефон.
– Спасибо, – спохватился Павел и густо покраснел. – Слушаю, – схватился за аппарат.
Секунд двадцать он мрачно слушал, потом буркнул:
– Умница. Спасибо. Только я тебя умоляю, никуда не высовывайся, – он бросил телефон в карман. – Изабелла докладывает. В сторону свалки кто-то движется. От нее далеко – она смотрела со скалы на огни Шантуа – ну, скучно ей… и увидела, что справа кто-то прошел – параллельно нашему маршруту. Никакой конкретики – далекая человеческая фигура…
– Может, бродяга?
– Ты у меня спрашиваешь? – удивился Павел. Он немного подумал, потом опять выудил телефон, достучался до Франчишека, отошел в сторону, вполголоса заговорил.
– Что-то не так, месье? – насторожился Вассаль. – Ваш приятель явно встревожен.
– Все в порядке, месье Вассаль, – улыбнулся Анджей. – У друга неприятности с женой. Она постоянно мечтает уличить его во лжи. Смысл жизни, понимаете?
Вернулся Павел, широко улыбаясь. Как бы ненароком повернулся к Вассалю боком и процедил:
– Я предупредил Франчишека на всякий пожарный. Обещал не спать. Со свалки никто не подходил. Несколько минут назад Франчишек вышел на дорогу, дошел до станции техобслуживания. На углу висит фонарь – освещен клочок дороги. Услышал шум мотора – встал за дерево. От Шантуа в направлении побережья проехал синий джип. Франчишек побежал на пост, а потом до него дошло, что, едва машина проехала перекресток, шум мотора стих. А ведь какое-то время он должен был его слышать, нет?
– Он хочет сказать, что машина остановилась? – пробормотал Анджей.
– Он ничего не хочет сказать. В критической ситуации, когда возникает угроза, Франчишек старается не выражать собственного мнения.
– На синем джипе ездит Диана Ормель… – задумался Анджей. – Ерунда какая-то. Почему из Шантуа?
– Чертовы накладки, – посетовал Павел. – Я сказал ему, чтобы больше не выходил на перекресток. Чтобы сидел в беседке напротив жилища Вассаля и носа не показывал.
– Это правильно, – пробормотал Анджей. – Он не может реагировать на два фронта одновременно…
– У вас проблемы? – настойчиво вопрошал Вассаль. – Это как-то связано, господа, с сокровищем, что вы собираетесь искать в моем подвале?
– Надеюсь, вы не передумали? – в лоб спросил Анджей.
Массивные скулы на лице отставника напряглись и побелели.
– Пойдемте…Очередной «гром небесный» случился в тот момент, когда Вассаль отодвигал приземистую тумбу, загораживающую дубовую дверь. Вздрогнула широкая спина. Он замер в ожидании. Анджей и Павел уставились друг на друга.
– Глазки будем строить? – не выдержал Павел. – ТВОЙ телефон звонит!
– Месье Раковский? – развязным тоном осведомился сержант Жулье. – Доброй ночи, месье Раковский.
– А вам не приходит в голову, сержант, что я могу уже спать? – Он вложил в свой голос все раздражение, на которое был способен в этот нелегкий час. – Или у вас опять плохие новости? Знаете, сержант, в последние дни было столько плохих новостей, что вряд ли есть смысл сообщать о них посреди ночи.
