Александр Горохов - Смертельный азарт
— Никто никогда не опаздывает. Мы можем попробовать.
Она засмеялась с легкой горечью.
— Все равно. Ты изрядно припоздал со своим детским предложением. Луна меня уже давно не интересует. А больше у тебя ничего нет.
— Возьми мою машину, — твердо предложил Илья. — Хоть сейчас.
Она снова неторопливо повернулась к автомобилю, потом ровно проговорила:
— Сейчас я иду в бассейн. Куда также придет твой шеф — Леонид Митрофанович Лученков. И пока я с ним, то с тобой не поеду ни в машине, ни в самолете. Даже если ты будешь предлагать мне слетать в Париж.
— Я понял, — уныло ответил Илья. — Значит, мне надо согласовать свои действия с Лученковым? Так, что ли?
— Попробуй, — она кивнула, неторопливо обошла Илью, поднялась по ступенькам к стеклянным дверям входа в бассейн и исчезла за ними.
Он вдруг ощутил себя совершенно разбитым, слабым, не способным ни к каким поступкам. Доплелся до своего автомобиля, оперся задницей о крыло, закурил и стоял — лишенный мыслей и чувств. Очнулся, лишь когда рядом с ним прозвучало:
— Здравствуйте, Пересветов. Вы тоже посещаете бассейн?
Илья вздрогнул и увидел перед собой Лученкова. Тот насмешливо глядел ему в глаза — в добротном костюме и элегантной широкополой шляпе.
— Нет, — слегка растерялся Илья. — Я здесь по своим делам.
— Понятно, — Лученков смыл с лица улыбку, нахмурился, спросил негромко: — Вы были в Крыму, я знаю. Как произошло это несчастье с Валей Всесвятской?
— Утонула… Был шторм и вода еще холодная…
— Жаль… Институт возьмет на себя ее похороны, предупредите ее близких.
— Дядя, как я понял, хочет все сделать тихо. Кремируют, привезут сюда урну и все. К чему шумиха? Она не успела ни званий заслужить, ни подвигов совершить.
— Не надо цинизма, — досадливо поморщился Лученков. — Кстати, на той неделе я случайно оказался на одном неофициальном соревновании… Сомнительного свойства. У вас, Пересветов, действительно так плохи дела, что вы участвуете в подобного рода непристойностях?
— Не лицемерьте, Леонид Митрофанович, — взорвался Илья. — У всех у нас сейчас в институте дела плохи. И вам это прекрасно известно.
— Да… К сожалению. Извините меня… И вот что я вам скажу, Пересветов. Скажу лично для вас. Если у вас есть идеи, или вы родите идеи, которые могут спасти институт, если есть неожиданные темы, под которые мы можем где-то получить деньги, скажите мне. Я продолжаю борьбу и призываю к этому вас.
— У меня нет никаких идей, — твердо отрезал Илья.
— У нас сохраняются возможности выжить, пока еще не разбежались кадры… Нам нужны только деньги! Пусть иностранных фирм, даже государств, но надо пережить это лихолетье, Пересветов!
— Сочувствую, но помочь ничем не могу. Никакой стоящей идеи у меня нет.
— Жаль. Очень жаль. — Он посмотрел на часы. — Ну, мне пора идти плавать. Держитесь, Пересветов, я верю, что мы еще увидим небо в алмазах.
— Увидим, — вяло согласился Илья.
Он смотрел вслед Лученкову, видел, как тот поднялся по ступенькам и исчез внутри бассейна. С острой, горькой ревностью он представил себе, как Лученков войдет сейчас в какой-нибудь отдельный кабинет, где его уже поджидает голая Мария, и перед тем, как заняться оздоровлением на водной глади бассейна, они примутся за дела тоже, конечно, укрепляющие здоровье, но совсем в ином стиле. Илья был уверен, что у Лученкова имеется здесь этакий отдельный кабинет, что он не плавает с Марией в открытой общей ванне бассейна под чистым небом, а пользуется той, что внутри здания, закрыта, обогревается со всех сторон и куда в субботний день допускаются лишь избранные.
И только эта разрывающая душу ревность заставила его через пять минут пройти следом за Лученковым в бассейн, найти вход в мужскую раздевалку и заглянуть внутрь. Ему упрямо хотелось ковырять и ковырять свое сердце такой занозой. Чтобы боль исчезла, ее нужно довести до предельной силы. Как зубы — когда уж вовсе невтерпеж, то набираешься духу и идешь к врачу рвать боль с корнем.
В раздевалке, между высоких шкафчиков, куда посетители убирали одежду, сновали полуодетые и вовсе голые мужчины. В ближайшем от дверей углу Илья увидел Лученкова — в каком-то чудном, очень ярком халате он уже стоял на весах и озабоченно следил за стрелкой, волновался, видать, — не потолстел ли, не набрал ли лишнего веса?
Илья отошел от дверей, ощутив внезапную радость, словно то, что Лученков с Марией раздевались каждый в своем отделении, что-то меняло в характере их отношений.
Илья вернулся в машине, сел за руль и через минуту невеселых размышлений пришел к выводу, что первое из намеченных на сегодня дел завершилось с печальным результатом. Теперь следовало ехать на разборки с Куприяновым. Илья завел машину, но вспомнил, что в ресторан «Белый дракон» его приглашали к вечеру, в то время, когда хозяин, судя по всему, появлялся там и наблюдал за функционированием заведения.
Неожиданно пришло решение заглянуть к Спартаку Дубину. В последнюю встречу коллега был таинственно многозначителен, в жизни его явно что-то менялось, и интересно было бы понять — что?
Илья не стал звонить из автомата и предупреждать о своем внезапном визите — Спартак должен быть дома, при своей инвалидной семье, со своими отчаянными заботами. К тому же, поймал себя на мысли Илья, ему захотелось вдруг взглянуть на Валерию.
Илья проскочил через центр и вскоре добрался до квартиры Дубиных.
Глава 21
Едва Спартак открыл двери, Илья сразу почувствовал, что в нем произошли какие-то решительные перемены. Дело было даже не в том, что сегодня Спартак даже дома расхаживал в глаженых брюках и чистой белой сорочке. Конечно, приличный вид обычно занюханного и небрежного в одежде Спартака мог слегка поразить и сам по себе, но сильнее всего поразило и насторожило Илью уверенное сияние, исходящее из глаз Дубина, неизвестно откуда появившаяся спесивая независимость, с какой он сказал:
— А, ваша светлость! Ждем, ждем, знали, что явитесь.
— Откуда и что ты мог знать? Я сам еще час назад к тебе не собирался.
— Да так уж, — уклончиво ответил Спартак. — Когда у человека дела налаживаются, вокруг него тут же… Это…
— Паразиты вьются, — закончил Илья и обнаружил, что в квартире тоже что-то неуловимо изменилось. Пожалуй — исчез тошнотворный запах.
— Входи в мой кабинет, — небрежно бросил Спартак, а потом крикнул: — Валерия, сделай нам по чашке кофе! Илья заскочил.
И в кресло у стола он уселся с видом чванливым, вальяжно развалился, перекинул ногу на ногу.
— Хорошо, что забежал, Илья. Мне надо с тобой кое о чем потолковать, с условием, что ты будешь держать язык за зубами.
Ему не надо было с кем-то толковать. Просто требовался свидетель триумфа. Ему надо было похвастаться своей удачей. Еще затаенное бахвальство перло у него через уши, именно оно вызывало незнакомое свечение глаз. Илья тут же пожалел, что приехал. Он не любил Спартака в пору его каждодневных унижений, но заносчиво-торжествующий вид коллеги был и того непереносимей. Мелкая вошь, возомнившая себя крокодилом. Илья сказал насмешливо:
— Когда я видел тебя в последний раз, ты сказал, что тебя покупают. Как я понял — за валюту?
— Последний раз? Да, конечно. С той поры изменилось кое-что. — И вдруг свет в его глазах приутих, болезненная судорога свела лицо, и он заговорил с привычной, плаксивой гримасой: — Ведь я — подлец и подонок, Илья. Я свою матушку в дом призрения сдал. И брата тоже. Мерзавец я, все это на том свете мне зачтется.
Вот в чем дело. Конечно. Но вряд ли — только в этом.
— Это твои дела, — неопределенно ответил Илья. — Я никого ни за что не сужу.
— Ну да, тебе-то переступить через труп ради собственного счастья — раз плюнуть! — настроение Спартака тут же вернулось в первоначальное состояние, миг раскаяния испарился. — Тебе на все начихать, и это — правильно! Ну, ладно. Жизнь теперь пошла иная, иные будут и разговоры. На меня, Илья, вышел один тип. Скользкий, хитрый и непонятный.
— Чего хочет?
— То-то и оно. Говорили мы с ним часа два, вилял он из стороны в сторону и наконец сознался, что он — «охотник за мозгами».
— Подпольный врач, что ли? — свалял дурака Илья, а Спартак обиделся.
— Не кривляйся! Иностранный охотник за нашими научными мозгами!
— А ты-то тут при чем?
Спартак глянул искоса, напрягся и сказал свирепо:
— Илья! Хватит издеваться надо мной! Хватит! Дело серьезное. И мужик этот — серьезный. За ним мощная фирма, большие деньги! Если б у нас было что продать, поверь мне, мы бы не знали забот до гробовой доски. И внуки наши — тоже.
— Что ты имеешь в виду?
— Если бы, Илья, та самая «КРД-Дельта», которую мы как-то на даче у Всесвятского по пьянке раскручивали — существовала, в нашей жизни кончились бы все проблемы. Мы бы этот метод маркировки денег, акций и облигаций продали фирмачам со свистом за несколько секунд.
