Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
— Нет, благодарю вас, — подчеркнуто вежливо произнес Монк. — Вы когда-нибудь говорили с мистером Ариасом по телефону?
Раздался щелчок — пленка кончилась.
Монк полез в карман за новой кассетой. У Паже было немного времени, чтобы подумать, записал ли Рикардо Ариас телефонные разговоры. В следующее же мгновение его осенило, что Рикардо не мог этого делать.
Монк вставил кассету, повторил, что ведется опрос свидетеля Кристофера Паже, и передал диктофон Линчу.
— Говорили ли вы с мистером Ариасом по телефону? — снова спросил он.
— Нет, — ответил Паже.
— Таким образом, вечером накануне отъезда в Италию вы не говорили с мистером Ариасом по телефону?
— Нет.
— И не видели его? И не заходили к нему домой?
— Нет.
Паже чувствовал, что инспектор старается загнать его в угол.
— А Рики звонил вам домой? — продолжал тот.
Паже смешался:
— Не знаю. Теоретически это не исключено.
— Кто кроме вас подходит к телефону?
— Очевидно, Карло. Иногда Сисилья, горничная. Кроме того, есть еще автоответчик, когда он работает.
— Когда у вас бывает Сисилья?
— Пять дней в неделю, с половины третьего до половины седьмого. Она занимается стиркой, убирается по дому, иногда готовит нам ужин.
— У вас есть ее адрес? — спросил Линч.
Паже повернулся к нему:
— Вы можете поговорить с ней здесь. Когда я буду дома. Я должен предупредить ее — так будет удобнее. Иначе она до смерти перепугается.
Инспектора переглянулись.
— Давайте вернемся к вам, — предложил Линч.
Монк сложил руки на груди и спросил:
— У вас есть оружие?
— Нет.
— Когда-нибудь имелось?
— Только когда я служил в армии.
— Вам приходилось стрелять?
— Опять же только в армии. Я не люблю огнестрельного оружия.
— А что вы можете сказать в этом смысле о миссис Перальте?
— Терри уже говорила вам, — удивленно заметил Паже. — Она ненавидит оружие. Ее невозможно представить с оружием в руках, и я вообразить не могу, зачем оно ей нужно.
— А ее семья? — поинтересовался Монк, сохраняя то же непроницаемое выражение лица, так что было невозможно догадаться, что он имеет в виду.
— Вы хотите сказать, есть ли у них оружие? Отца Терри давно нет в живых, в Сан-Франциско живет только ее мать. И я как-то сомневаюсь, что она снабжает Терри оружием. Если вас интересует именно это.
Монк только пожал плечами.
— Вы когда-нибудь встречались с ее матерью? — спросил он.
— Нет.
— Знаете ли вы, какие отношения были у матери Терри с Рики Ариасом?
— Нет… Разумеется, она знала его. Этого, на мой взгляд, достаточно, чтобы предположить, что она не была от него в восторге.
Линч мрачно ухмыльнулся, Монк сохранял невозмутимость.
— А сама миссис Перальта? — спросил последний. — Как бы вы охарактеризовали ее отношения с мистером Ариасом?
— Как весьма натянутые. Хотя ради Елены Терри старалась не показывать виду.
— Считаете ли вы, что миссис Перальта могла желать зла мистеру Ариасу? — спросил Монк, при этом вид у него был таким, словно он утратил всякий интерес к предмету разговора.
Паже покачал головой.
— Инспектор, все время, пока мы были в Италии, Терри, невзирая ни на что, переживала из-за того, что Рики куда-то пропал. Разумеется, переживала она из-за Елены. — Паже решил бросить им кость и поведать кое-что из своей личной жизни, чтобы отвлечь их внимание от Терри: — В Италии мы долго и тяжело обсуждали, есть ли будущее у наших отношений в свете злобных происков Рики. Едва ли мы стали бы изводить себя этими разговорами, если бы знали, что Рики мертв.
— Если только один из вас не ломал при этом комедию. — В голосе Монка послышался металл.
Монк рассчитал правильно — для Паже оказалась полной неожиданностью такая трактовка итальянского эпизода: получалось, что убийца пытался заручиться своего рода алиби, играя на чувствах возлюбленного или возлюбленной, в надежде, что по разложившемуся трупу Рики будет невозможно установить дату смерти.
— А каково было ваше отношение к Рикардо Ариасу? — неожиданно поинтересовался Монк. — Вы были не очень-то словоохотливы, говоря о причинах, по которым могли недолюбливать его. Например, эта история с вашим сыном, а?
— Мне он был всегда неприятен. И теперь тоже. — Паже скрестил руки на груди. — Что касается моего сына, то вы спрашивали меня не о нем, а об обстоятельствах смерти Рики, о которых мне, увы, ничего неизвестно.
Монк испытующе посмотрел на него.
— Таким образом, вам нечего сказать по поводу возможных обстоятельств его смерти?
— Мне неизвестно ничего, за исключением тех сведений, которые обнаружились при разговоре с вами.
— И вам не приходило в голову, что это могло быть убийство?
— Нет.
— У вас нет даже такого предположения?
Некоторое время Паже с явным интересом разглядывал инспектора.
— Разрабатывать версии — эта ваша работа, а не моя. Хотя меня лично версия о самоубийстве вполне устроила бы. Будь я на вашем месте, то для меня его предсмертное послание послужило бы достаточным основанием верить в искренность его намерений.
Монк внимательно слушал.
— Чего только не сделаешь, — наконец произнес он, — под дулом пистолета.
— Но зачем же его глотать? — улыбнувшись, заметил Паже.
Монк не счел нужным отвечать; по его виду было ясно, что он удовлетворен. Он получил то, за чем пришел: записанные на пленку ответы Паже, от которых тот был не в силах уклониться. Отметив время окончания беседы, он выключил диктофон.
— Прошу извинить, что отняли у вас столько времени.
Эта лицемерная куртуазность взбесила Паже.
— Не стоит, — буркнул он, не выдав, однако, своего раздражения. Он вступил на неизведанную территорию, не имея ни карты, ни компаса. Он больше не знал, что следует говорить, не знал, как следует вести себя. Потребовалось всего два часа, чтобы нарушить естественный ход вещей.
Паже холодно проводил гостей до двери. Из окна в библиотеке он видел, как они сели в машину и уехали.
Черт бы побрал этого проклятого Рикардо Ариаса!
Кристофер сел в кресло, постарался взять себя в руки и попробовал рассуждать с позиций Чарлза Монка. Просидев так около часа, он почувствовал, что весь покрылся испариной, как после ночного кошмара.
Пройдя на кухню, он взял зеленый пакет для мусора и, мельком взглянув на входную дверь, поднялся к себе в комнату.
Стенной шкаф был битком набит костюмами. С годами у Паже выработалась привычка — чувствуя приступ хандры или просто усталость и скуку, он отправлялся в магазин и покупал очередной итальянский костюм. У него накопилось их штук двадцать пять, они висели так плотно, что теперь ему было непросто выбрать тот, который искал, — серый, с маленьким пятнышком на манжете.
Наконец он отыскал его и внимательно осмотрел. Химчистка, решил он, тут не поможет. Хотя костюм вполне еще можно было носить.
Паже снял его с плечиков и сунул в пакет. Только выйдя на улицу и подойдя к мусорному баку, он догадался, что здесь полиция может найти костюм.
Паже прошел в библиотеку и задумчиво посмотрел на камин. Нет, решил он, может вернуться Карло.
Он поспешно поднялся в свою комнату.
Наугад вытащил из шкафа еще три костюма, снова повесил серый на плечики и вместе с остальными тремя бросил на кровать; теперь нужны были туфли.
С этим дело обстояло проще. Паже был равнодушен к обуви: три пары туфель — больше у него не было — стояли внизу между непромокаемыми башмаками и спортивными тапочками.
Какие же из них?
Черные, простые — вспомнил он. Туфли были почти новые; он купил их, когда Терри заявила, что даже ей меньше лет, чем тому, что он носит на ногах. Он положил туфли в мешок. Ему вдруг стало грустно; мысль о том, что ему приходится воровато озираться в собственном доме, была мучительна, он остро ощутил собственное одиночество.
Выбора нет, размышлял Паже, он не мог оставить здесь этот костюм и ботинки.
Ярко светило солнце. Кристофер сел в машину и поехал к пункту благотворительной распродажи, который находился в помещении супермаркета. Но пункта приема там больше не было, зато висело объявление, из которого следовало, что сдать вещи можно в специальных благотворительных магазинчиках.
Он сидел в машине на стоянке перед супермаркетом, обдумывая свое положение. То и дело ему мерещилась сцена: Чарлз Монк внезапно наносит ему визит.
В расстроенных чувствах он подъехал к благотворительному пункту в округе Мишн. Где-то неподалеку отсюда, подумал он, в детстве жила Терри.
Приемный пункт представлял собой полутемную комнату с длинным прилавком, за которым обходительная латиноамериканка с ярким макияжем и красивыми круглыми глазами принимала пожертвования в виде различных предметов одежды и выписывала квитанции, дающие право на снижение ставки налогообложения. Паже встал в очередь, состоявшую из двух мужчин, и уставился в пол — на душе у него было неспокойно. Потом он поднял взгляд и увидел обращенную к нему улыбку приемщицы.
