Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка
Карло кивнул, на сей раз медленнее.
— Верно.
— Вы кого-нибудь видели там?
— Я не обратил внимания.
Лицо у Монка было совершенно непроницаемым; только вопросы он теперь задавал быстрее.
— Но оттуда могли видеть вас, так?
Едва заметный кивок.
— Так.
— Где находится комната вашего отца?
Карло моргнул. Паже сидел, не шелохнувшись.
— Рядом с моей, — сказал мальчик.
— И вас никто не окликнул?
Карло медленно покачал головой.
— Сынок, ты должен отвечать вслух.
Он тебе не сынок, едва не вырвалось у Паже.
— Я могу сказать только одно, — произнес Карло. — Я не слышал, чтобы кто-то звал меня.
— Доносился ли какой-нибудь шум из комнаты отца?
Карло откинулся назад. Паже вдруг показалось, что он стал неестественно бледным.
— Не помню, — ответил Карло.
Паже отметил про себя, что это похоже на правду; люди в большинстве своем склонны выбрасывать из памяти малозначительные эпизоды. Те же, кто выступает в качестве свидетелей, зачастую из самых лучших побуждений излишне полагаются на воображение, и нормальная забывчивость вызывает у них чувство вины. Но Карло пока не мог этого знать: он сидел, устремив тяжелый взгляд на диктофон, словно тот был его личным врагом.
— Скажи-ка мне, — мягко произнес Монк, — можно ли было по каким-либо признакам установить, что твой отец находился дома?
Паже замер, видя, как сын мучительно пытается собраться с мыслями, — он даже не заметил, что сидит, открыв рот.
— Помню, — выдавил он, — что вроде слышал звук шагов в мансарде над моей комнатой.
— Но ты не уверен?
— Нет, — уже взяв себя в руки, ровно ответил Карло. — Но это вполне вероятно. Мы храним там всякие чемоданы.
— А вы слышали Карло? — отрывисто спросил Монк.
До Паже не сразу дошло, что вопрос обращен именно к нему.
— Нет, — ответил он.
Монк взглянул на диктофон и почти безразличным тоном осведомился:
— А все же где вы были?
В обращенном к отцу взгляде Карло была мольба.
— Я затрудняюсь ответить наверняка, — спокойно произнес Паже. — Но Карло прав: мы держим наверху кое-какие вещи, и я заходил туда.
— Сколько времени вы там провели?
— Минут пять. Никаких особенных дел у меня там не было. — Паже посмотрел на Линча, затем обратился к Монку: — Если у вас больше нет вопросов к Карло, у него, полагаю, могут быть дела.
Карло бегло взглянул на него и сказал Монку:
— Если вы не возражаете.
Монк некоторое время взвешивал предложение Паже отпустить Карло и заняться им, потом молча кивнул.
Карло поднялся и посмотрел на отца, взгляд у него был тревожный и одновременно виноватый. «Нет, — пронеслось в голове у Паже, — это я должен просить у тебя прощения». Тут Монк, спохватившись, попросил Карло минуту подождать и снял у него отпечатки пальцев.
Наконец мальчик встал, уставившись на свои вымазанные краской пальцы. Паже вдруг вспомнил, что такие же были у Терри.
— Желаю приятно провести время, — как ни в чем не бывало сказал он сыну. — И не забудь вымыть руки.
Карло вымученно улыбнулся.
— Спасибо, па.
Карло старался говорить в тон отцу, чтобы не выдать голосом терзавших его чувств. Паже машинально подумал, куда пойдет Карло, у которого на самом деле никаких дел и не было. Мальчик вышел, и Паже обратился к Монку:
— Что ж, давайте закончим с этим.
4
— Вы когда-нибудь встречались с Рикардо Ариасом? — ровным голосом спросил Монк, и Паже понял, что теперь все иначе.
Теперь он оказался в неком силовом поле, где действовали такие величины, как улики, и их еще предстояло найти. Теперь все зависело от вопросов, на которые ему нужно было ответить, от фактов, в которых предстояло разобраться, от связей, которые только предстояло установить. Но все это будет сделано своим чередом: зададут вопросы — о Терри, о Карло, о людях, незнакомых Паже и о существовании которых он, возможно, даже не догадывался; установят связи — подобно тому, как в детской головоломке разбросанные в кажущемся беспорядке точки соединяются линиями, образуя в конце концов отчетливый и понятный рисунок. Кристофер пока не мог видеть этого рисунка, а вероятно, никогда и не увидит: ведь это Монк будет задавать вопросы и соединять точки линиями. Паже оставалось лишь наблюдать, как перед его взором сворачивается змеей магнитная пленка, и еще — думать.
— Нет, — ответил он.
— Видели ли вы его когда-нибудь?
— Да.
— Где?
Короткая пауза.
— На страницах «Инкуизитора». Под его фото была трогательная подпись: «За десять тысяч долларов разрешается покормить этого ребенка» — что-то вроде этого.
Монк вперился в него тяжелым взглядом; даже у Линча лицо стало суровым — было видно, что обоим не до шуток.
— Где вы находились в тот вечер? — спросил Монк.
— Здесь.
— Вы когда-нибудь были в его квартире?
Паже почувствовал тяжесть в висках, словно их зажимали в тиски.
— Нет, — ответил он.
Жестом человека, который решил ослабить галстук, чтобы слегка раскрепоститься, Монк протянул диктофон Линчу, а потом спросил:
— Вы сами верите, что ваш сын совершал развратные действия с Еленой Ариас?
— Абсолютно не верю.
— Вам известно, почему мистер Ариас выдвинул подобное обвинение?
— Да, — твердо произнес Паже. — Это был никчемный паразит, который хотел безбедно прожить за счет алиментов. Для него самым верным способом достичь цели было отравить жизнь Терри и всякому, кто мог вступиться за нее.
Монк слушал, развалясь в кресле. Паже вдруг обратил внимание на глаза инспектора — какого-то странного грязновато-желтого цвета.
— Мистер Ариас, — изрек Монк, — приобщил к своему делу об опекунстве некие бумаги, в которых обвиняет вашего сына в совершении развратных действий с несовершеннолетним ребенком, а вас — в прелюбодеянии. Вам это известно?
Паже прищурился — полуденное солнце начинало резать глаза.
— Разумеется, — ответил он.
— Займемся Терезой Перальтой. — Монк поправил очки на носу. — Итак, вы отбили ее у мужа?
Никогда прежде Паже не задавался мыслью, что должны чувствовать его клиенты, когда им лезут в душу, когда у них на глазах их судьбы препарируют и составляют заново таким образом, чтобы это устраивало полицию, когда копаются в самых незначительных поступках или самых сокровенных подробностях их жизни, чтобы потом использовать все это в суде.
— Отбил, вы говорите? — переспросил он. — Терри нельзя ни у кого отбить — как нельзя и владеть ею. А что касается наших с ней отношений, то они вышли за рамки чисто дружеских уже после того, как она оставила мужа.
— Я слышал, вы собираетесь участвовать в выборах в Сенат, это верно?
Последние слова Монка несли в себе некий скрытый подтекст, возможно, выражавший внутреннее недоверие полицейского к адвокату — его извечному оппоненту в мире, в котором извращенные представления о морали не оставляют места элементарной справедливости.
— Возможно, — ответил Паже, который теперь держался уже более непринужденно. — Но до предвыборной кампании еще целых два года.
Монк молча смотрел на Паже; взгляд его, казалось, говорил, что тому не стоит баллотироваться в сенаторы. Однако был ли этот взгляд вызван общим нерасположением к адвокатам или политическим деятелям, либо более глубокими и специфическими причинами, Паже не знал. Тщательно подбирая слова, инспектор спросил:
— Почему Рикардо Ариас оставил эти бумаги запечатанными?
У Паже, хотя он и ждал этого вопроса, екнуло сердце.
— Можно только догадываться, — ответил он. — Очевидно, стремясь, чтобы опекунство закрепили за ним, намеревался оказать давление на Терри. Используя и меня, в случае необходимости.
— Мистер Ариас шантажировал вас? — поинтересовался Монк, наклоняясь вперед.
Словно Рики и не умирал: полиция продолжала выстраивать за него интриги и козни, втягивая людей, против которых Рики их замышлял.
— Нет, — ответил Паже.
Монк, казалось, видит его насквозь. Небрежным тоном, словно выражая простое любопытство, он задал свой следующий вопрос:
— Скажите, Рикардо Ариас просил у вас деньги?
Это был очередной ловкий трюк. Коварство и прелесть этого вопроса заключались в том, что за ним скрывался совсем другой вопрос: имел ли когда-либо место разговор Паже с Рикардо Ариасом?
— Нет.
Монк откинулся в кресле. Он, очевидно, ждал, что Паже сейчас добавит, что никогда не говорил с Рики. Взглянув на диктофон, который Линч держал на коленях, Паже заметил, что пленка вот-вот кончится.
— Хотите кофе? — предложил он.
— Нет, благодарю вас, — подчеркнуто вежливо произнес Монк. — Вы когда-нибудь говорили с мистером Ариасом по телефону?
