Владимир Гоник - Преисподняя
В кабине играла музыка, и казалось, музыка звучит над летящей навстречу дорогой, над обочинами, над окрестным пространством, над широкой зеленой долиной между океаном и горным хребтом и возносится вверх, высоко над грешной землей.
Бирс рассеянно смотрел по сторонам, слушал музыку и думал о превратностях судьбы, занесшей его в морскую пехоту на Курильские острова, позже на войну в горы Афганистана, а теперь сюда, в калифорнийскую долину. Тогда он не знал еще, что причуды судьбы приведут его на войну в подземелья Москвы.
Джуди выехала на бульвар Венеции, идущий от океанского побережья в сторону центра, и затормозила возле одноэтажного плоского белого здания Уилширского дивизиона городской полиции.
— Понятно. Ты решила сдать меня в полицию, — сказал Бирс.
— Да, сэр, — подтвердила она.
— В чем меня обвиняют?
— Вы уделяете мне слишком мало внимания.
— Серьезная вина. За это полагается электрический стул.
Начальником смены в дивизионе оказался высокий чернокожий лейтенант с тонким интеллигентным лицом, приятель Джуди. С его помощью она устроила Бирсу патрулирование по ночному Лос-Анджелесу.
Лейтенант показал Бирсу помещение дивизиона — множество комнат, в которых за компьютерами работал дежурный персонал, а потом вызвал сержанта, широкоплечего крепыша с накачанными мышцами, и приказал ему повозить гостей по городу.
— Давайте договоримся: что бы ни случилось, из машины не выходить. Я за вас головой отвечаю, — сказал сержант по имени Майкл, когда они сели в просторную полицейскую машину.
Пока они ехали, Майкл показал, как работает бортовой компьютер: можно было связаться с компьютером любой другой машины, с картотекой дивизиона, городского полицейского управления, со штаб-квартирой ФБР в Вашингтоне, даже с Интерполом, чтобы получить необходимые сведения.
— Смотри, — Майкл показал на пронесшуюся мимо светлую «тойоту». Делаем запрос, — он нажал несколько кнопок, на маленьком светящемся экране побежала разверстка. — Машина в угоне не значится. Фамилия и адрес владельца. За ним ничего не числится. Ангелочек. Даже штраф не платил.
— Здорово! — восхищенно покрутил головой Бирс.
Они поспели на несколько происшествий, на пожар, на мелкую кражу в баре, но в целом вечер выдался спокойный, и они медленно объезжали криминальные кварталы, где проживали пуэрториканцы, китайцы и черные. Сидя за рулем, сержант ловко управлял машиной и дополнительными фонарями, расположенными на крыше машины, освещал верхние этажи, двери и окна подвалов и темные углы в стороне от дороги; он успевал вести переговоры по рации, поглядывал на планшет с планом города, а иногда вылезал и, придерживая кобуру с пистолетом, настороженно обходил подозрительные тупики и задворки.
Из дивизиона по радио сообщили, что их разыскивает Стэнли Хартман, вскоре он и сам позвонил в машину и спросил, где они находятся. Поглядывая на планшет, сержант объяснил ему маршрут движения.
— До встречи, — сказал Хартман и отключил связь.
Драку на пустыре неподалеку от автострады Санта Моника они заметили еще издали, сержант прибавил скорость, резко затормозил и какое-то время наблюдал из машины, оценивая обстановку. Дрались двое черных — рослые парни в кожаных куртках, еще несколько человек сидели вокруг и, попивая из банок пиво, наблюдали за дракой.
— Эй, кончайте! — крикнул сержант из машины, однако драчуны не подумали подчиниться.
— Проваливай! — обернулся на мгновение один из них.
— Сопротивление полиции! Сейчас заберу, — сержант показал им в оконце наручники и поболтал ими в воздухе.
— Люди выясняют отношения. Не надо никого забирать, сами разберутся, — обратился к нему один из зрителей.
— Кому сказал?! — железным голосом рявкнул на них Майкл и, прихватив дубинку, вылез из машины.
— Что тебе надо? — повернулись к нему драчуны, а зрители лениво поднялись и, сделав несколько шагов отрезали путь к машине.
В это мгновение сзади на большой скорости подкатил Хартман, резко затормозил и, открыв дверцу, выбрался из машины.
— А это еще кто? — удивился один из зрителей. — Ты тоже полицейская задница? А ну, проваливай!
— Что происходит?! — громко спросил Хартман, который не привык к такому обращению.
— Сядьте в машину! — резко приказал ему сержант, кладя руку на торчащий из кобуры пистолет, но было поздно: Хартман опомниться не успел, кто-то схватил его и, понятное дело, словами уже было не обойтись.
Бирс стремительно выскочил из машины, поймал в захват руку, которая держала Хартмана и, нагнувшись, бросил нападавшего через спину. Работая руками и ногами, он устроил им мельницу, после которой двое улеглись на землю, а третий скрючился и не мог разогнуться; остальные уставились на Бирса с уважением. Сержант между тем выхватил из кобуры пистолет и навел на компанию.
— Эй, парень, где ты научился так драться? — миролюбиво поинтересовался один из драчунов.
— В России, — ответил Бирс. — А еще я воевал в Афганистане.
Они явно не поверили и уставились на него, тараща глаза, Бирс обратил внимание, какие у них яркие и огромные белки.
— Он русский, — объяснил сержант, пряча пистолет. — Настоящий. Из Москвы.
— Действительно? — недоверчиво глянул собеседник, а второй тут же предложил зайти в соседний бар, он еще никогда не пил с русским.
— Нам некогда, джентльмены, мы с сержантом патрулируем по городу, приветливо объяснил им Бирс.
— Он мне помогает, — добавил Майкл. — У нас обмен опытом.
Черные парни понимающе покивали, их белозубые улыбки сверкнули в калифорнийской ночи, как яркие вспышки.
— Благодарю вас, — сдержанно сказал Хартман Бирсу. — Я хочу забрать Джуди. Это не женское дело.
— Да, конечно. — Бирс показал на полицейскую машину, в которой, оцепенев от страха, сидела в полумраке Джуди. — Прошу вас.
Он намеренно не стал подходить, чтобы они могли объясниться. Джуди отказывалась, Хартман настаивал, а потом сел в свою машину и раздраженно захлопнул дверцу; издали было заметно, что его разбирает злость.
Хартман круто развернулся и помчался назад. Бирсу казалось, что даже улетающие в темноту красные стоп-сигналы машины выражают досаду. Он постоял, глядя вслед, и открыл дверцу полицейской машины, сел на переднее сиденье. Неожиданно сзади его шею оплели руки Джуди.
— О Тони, я горжусь тобой! — воскликнула она, сияя.
— Тебя опасно выпускать, ты нам всех клиентов разгонишь, — садясь за руль, проворчал сержант. — Без работы останемся.
Они покатили дальше, и, как настоящий полицейский патруль, объезжали территорию Уилширского дивизиона.
…Першин установил наблюдение за всеми подземными ходами, но понять что-либо не мог: люди продолжали исчезать. По ночам то в одном, то в другом районе Москвы пропадали люди, рассказы убитых горем домочадцев сводились к набегу бледных, беловолосых, низкорослых людей в старых комбинезонах, каких давно уже, с послевоенных лет никто не носил. По описаниям выходило, что это те же альбиносы. Они проникали под землей в любое место Москвы, в любой дом и похищали людей; никто не знал, откуда они появляются, куда исчезают, где скрываются, куда уводят свои жертвы.
Отряд не раз перехватывал их — группы и одиночек, однако взять живым никого не удалось: зная подземелья, как свой дом, альбиносы исчезали тотчас, а те, кому не удавалось оторваться, отчаянно сопротивлялись и в безвыходном положении, загнанные в тупик и обложенные со всех сторон, кончали жизнь самоубийством.
Раненый между тем выздоравливал — креп день ото дня, но молчал. Уговорить его было невозможно, полученный им приказ застил все здравые доводы, как плотная штора свет.
Альбиносу дали особые препараты, человек под их действием рассказывал все, что знал. То, что Першин услышал, ввергло его в растерянность, хорошо, что заранее вели съемку, не будь кассет, не поверил бы.
15
Когда он приехал, Аня сразу поняла: что-то стряслось. Ключников без утайки рассказал ей о Бурове, она внимательно выслушала, не перебивая. Он ждал от нее каких-то суждений, но она промолчала, лишь обмолвилась кратко:
— Сам решай.
— Что?
— Как тебе быть.
Больше они на эту тему не говорили. Аня была спокойна, ни тени насмешки или привычной иронии.
Ни разу еще, с тех пор, как они сошлись, не говорили они о своих племенах, он о русских, она о евреях — не было нужды. В часы свиданий ни ей, ни ему в голову не приходило вспоминать, кто из них какой национальности, как не приходит это в голову тем, кто под огнем сидит в одном окопе или бок о бок идет в атаку: в любви, как в бою, национальность роли не играет.
С самого начала Ключников с отчетливой ясностью понял, что говорить об этом нельзя, если он не хочет ее потерять: то был заповедник, запретная зона, нечто вроде минного поля, куда не стоит вступать — одно неосторожное движение и тебя разнесет на куски, даже пуговиц не останется. И по естественному в природе инстинкту самосохранения Ключников уразумел, что нельзя вторгаться на заповедную территорию.
