Юрий Кургузов - Чёрный Скорпион
— Да-а… — Я почесал затылок. — Меры безопасности у вас, конечно, жутко эффективные. Нет-нет, обыск — пожалуйста, но вот документов у меня с собой нет, я же не знал, что тут такие порядки.
Мордоворот-златоуст пожал плечами, и слева под пиджаком рельефно обозначились контуры кобуры.
— Хорошо, можно ограничиться одним обыском, если у вас действительно важное дело, но "фио" все-таки назовите. На всякий случай.
— Послушайте, Цербер, — трагически произнес я. — По отцовской линии я цыган, а по материнской, кроме славянской первоосновы, примешана еще и кровь соплеменников Гедимина. А ежели брать во внимание индоиранский — помните: "Да, Скифы мы! Да, азиаты мы…" — и тюркский — интересно, кто из нас хоть немного не тюрк? — компоненты, то вообразите, какая у вашего назойливого гостя фамилия. Об имени-отчестве и не говорю.
А знаете, чего-то он понял. Но чего-то нет. Однако усмехнулся — явный плюс гризли с пушкой под пиджаком.
— Можете представить в письменном виде. — Остряк, ох, остряк!
— Сей момент! — Я завертел головой в поисках бумаги и ручки, и амбал, видимо, отчаянно скучая на своем ответственнейшем посту, решил подыграть залетному наглецу и протянул блокнот и авторучку.
— Мерси! — Я отвернулся, как подлый отличник, не желающий дать списать соседу-двоечнику сочинение, и пояснил: — Можно, конечно, и продиктовать по слогам, но все равно, как бы вы не наделали ошибок. Так что я сам, ладно?
— Ладно, — медленно, однако и почему-то уже не столь добросердечно отозвался он. — Давайте… сами…
— Даю, — кивнул я. — Даю-даю!
Жаль, очень жаль, что вы не видели его лица, когда он поднес блокнот к глазам. В целях соблюдения чистоты нравов я те свои художества здесь не цитирую, однако вообразите, какое впечатление произвели на паренька четыре строки (мелким почерком) отборнейшего мата в его адрес, да к тому же еще с финно-угорскими, семито-хамитскими, романо-германскими и еще один бог ведает какими, пардон, включениями.
Ежели вкратце — то сначала он покраснел, а потом побелел, и глаза его, минуту назад величаво-спокойные и снисходительные, вылезли из орбит, как у рака.
И он сказал. Совсем не снисходительно.
— Да ты, сука…
И всё. Потому что мало просто сказать: "Да ты, сука…" Надо сказать это правильно. А он, говоря "Да ты, сука…", совершил, как выражаются ученые-филологи, архигрубейшую ошибку — чуть-чуть наклонился вперед, и в тот же самый момент мой высокий и чистый лоб со всего размаху врезался в его крупный, почти древнеримский нос.
Я гуманист и пацифист, а потому столь человеконенавистническим приемом пользуюсь крайне редко, только уж в самых эксклюзивных случаях. Однако коли уж применяю этот прием, то объект приложения его валится как подкошенный.
Но представляете! — этот змей устоял. Нет, естественно, брызнула кровь, он, разумеется, пошатнулся, что-то там прохрипел и пролаял, но — устоял. И что, по-вашему, оставалось делать? Демонстрировать интеллигентность и гуманизм дальше?
Нет, слушайте, это было уже опасно для жизни, а потому я решил малость свернуть с тернистого пути мироносья. Без каких-то там выкрутасов мазнул этого гигантопитека пятерней по глазам, а потом двинул кулаком в висок.
Ну, теперь всё встало (а, вернее, легло) на свои места, и "Конан", даже не пикнув, рухнул в угол. Да еще столь удачно, что накрой рогожкой — и все будут думать, что это лежат, к примеру, мешки с сахаром либо какой другой мусор.
Вырвав из блокнота и сунув в карман свой опус, я, как лань, бросился к лестнице. Бежал и считал: первая ступенька… пятая… тринадцатая… двадцать четвертая… Стоп, машина! — и замер в растерянности: передо мной был еще один предбанник, как и внизу. Только в отличие от нижнего здесь в разные стороны расходились четыре разные двери.
Гм, это была уже не арифметика, а алгебра, точнее, геометрия. Я по очереди приник ухом к каждой, но ничего не услышал.
Однако мне помогли.
Кто? Я этого типа раньше не видел, он меня, надеюсь, тоже. А помог он не совсем традиционным способом — наставленным из-за чуть приоткрытой теперь первой слева двери маленьким пистолетиком.
— День добрый, — поклонился я, но этот не был столь вежлив, как громила внизу.
— Замри! — шикнул он. — Руки вперед, и без штучек, понял?
Я кротко кивнул:
— Конечно, понял. Чего же тут не понять?
Его дамский шпалер нервно подпрыгнул.
— Заткнись!
— Затыкаюсь, — покорно согласился я. Ствол, даже дамский, в руке психа — это довод.
Он же угрюмо сказал:
— Этот боров тебя пропустил?
— Какой боров? — вроде бы удивился я.
Он мотнул головой в сторону лестницы.
— Ах, этот… — Я удрученно вздохнул: — Да, этот пропустил.
По его худому лицу пробежала тень. И вдруг он широко распахнул дверь и, продолжая держать меня под прицелом, быстро-быстро попятился в глубь комнаты. Махнул пистолетом.
Я вошел следом и по собственной инициативе прикрыл дверь. После с любопытством огляделся вокруг. Да, обстановочка что надо — настоящий персидский ковер на полу, зуб даю, ручная работа, дубовая резная мебель, огромный кожаный диван, кресла, как троны, бар, заставленный самым разнообразным алкогольным и безалкогольным пойлом. Интересно, предложит выпить или нет?
— К стене и руки за голову! — резко скомандовал худой.
— Слушаюсь, синьор, — дурашливо кивнул я и шагнул к нему.
Он как козёл отпрыгнул к окну:
— Ты что?!
— Ничего. Хочу познакомиться поближе.
Губы его задрожали.
— Не двигайся! Учти, я не промахнусь!
— Да с такого расстояния и слепой не промахнется, — по-крестянски рассудительно заметил я. — Тоже мне Вильгельм Телль нашелся! — А сам продолжал приближаться. — Послушай, неужто и вправду начнешь палить? В центре города? Белым днем? А ковров не жалко? Прекрасные, между прочим, ковры. Представляешь, во что они сейчас превратятся? Кровь смывается жутко плохо…
Он едва ли не завизжал:
— Стой, сволочь! Стой!..
— Да стою же, — сказал я и сделал еще шаг. — Эй, а кстати, мой покойный приятель Серый…
Он побледнел:
— Ничего не знаю!
— Ты не знаешь человека, которого вы убили?! — удивился я. — Ну, дела-а…
— Не убивал я его! — хрипло проговорил он.
Миг — и в моей руке тоже был пистолет.
— А я и не утверждаю, что Серого пришил именно ты. Между прочим, понятия не имею, что ты за птица и какую ступеньку в феодальной лестнице вашей дешевой конторы занимаешь.
— Я не убивал! — как попугай повторил он.
— А кто убивал? Пушкин?
— Не знаю!
— Тогда дуэль! — Я отступил на шаг и артистично прицелился ему в голову.
— Но я правда не знаю… — пролепетал он.
— А такой адресок тебе, часом, не известен? — назвал я улицу, номер дома и квартиры, в которой побывал утром. — Любопытный адресок, любопытный…
На его матовом, точно оштукатуренном лбу заблестели капельки пота.
— Ты был там?!
— Естественно.
— И… что?
— Как всегда ничего особенного, — усмехнулся я. — Лишь парочка свежих трупов.
Он с трудом сглотнул комок в горле.
— Это… ты их?
Я покачал головой:
— Не будь идиотом, на хрен мне надо, я их и не знал совсем. Просто ищу одного неуловимого хлопца по имени Валентин, да что-то никак не могу отыскать. Колись: он ваш человек?
Секундная пауза.
— Н-наш.
— А я думал, Паука.
— Паук тоже так думал, — криво усмехнулся худой, но моментально опять помрачнел: — Как они умерли?
Я вздохнул:
— Погано. Особенно тот, что с вязальной спицей в печёнке. Я и не предполагал, что в вашем очаровательном захолустье имеются специалисты такого оригинального жанра.
Зрачки его сузились:
— Я тоже не предполагал.
— Слушай, — сказал я. — Конечно, покуда не обещаю зарыть топор войны, тем более что вы первые начали, но может, поболтаем спокойно? У меня к тебе есть парочка вопросов, и у тебя ко мне наверняка. — Кивнул в сторону кресел: — Убирай своего недоноска, присядем.
Мгновение он колебался. Затем сунул пистолетик в карман светлых брюк. Я тоже спрятал свой и первым уселся в кресло. Он вторым.
— Ты — босс? — неожиданно спросил я.
Он оторопел. Потом замотал башкой:
— Нет! Совсем нет!
— Но кое-что знаешь?
Осторожный жест.
— К о е — ч т о — естественно.
Я выдержал паузу и…
— Недавно мне довелось пару раз услышать о каком-то кольце. Только туманные фразы, ничего определенного. Но, кажется, здесь есть над чем подумать. Что скажешь?
Он холодно поджал губы.
— Ничего! Тут я не при делах, валяй дальше.
Я почесал затылок.
— Можно и дальше. На плече у Серого чем-то острым был сделан зигзагообразный надрез типа молнии или знака Зорро.
