Карина Тихонова - Я и мое отражение
Я вздохнула.
– Я болела, – напомнила я.
– Ну и что?
– Не до того было!
– Понятно…
На лице дядюшки снова заиграла неприятная ухмылка, которую я видела в прошлый раз.
– А когда будет «до того»? – поинтересовался родственник.
Я не ответила. Просто молча почесала нос. При том разброде и сумятице, которая царила в голове, лучше мне сейчас говорить поменьше.
– Понятно, – повторил дядюшка.
Облокотился на бачок, закинул ногу на ногу.
– Что ж, – начал он, – ты, видимо, не понимаешь всей серьезности положения. Объясняю: после шестнадцатого ноября твоя жизнь будет стоить пять копеек. Вру, она и того не будет стоить. Тебя тихо-мирно уберут со сцены, никто даже не поинтересуется причиной смерти.
– Почему не поинтересуется? – удивилась я.
– Во-первых, потому, что Женя была наркоманкой.
Я вспомнила то, что мне сказала Ольга, и перебила дядюшку.
– Кстати, это правда, что Женю посадили на «колеса» именно вы?
– Не я, – быстро отказался дядюшка. – Лена.
– Зачем?
Он пожал плечами.
– Чтобы лучше контролировать, разумеется! Вот и подумай хорошенько, сильно ли удивятся окружающие, если наркоманка со стажем умрет от передозировки?
Я плотнее стянула халат на груди. Меня начинало знобить.
– Ты чего? – забеспокоился дядюшка. – Снова заболеваешь? Не вздумай! Времени нет!
– Не заболею, – пообещала я. – Не бойтесь.
– Я не за себя, а за тебя беспокоюсь…
– Да-да! – перебила я снова. – Я поняла. Вы дело говорите, не нужно лирических отступлений.
Дядюшка посмотрел на меня с тихой ненавистью. Он органически не переваривал женщин, которым не нравился. А мне он не нравился настолько, что я не могла этого скрыть.
– Что тебя интересует? – спросил он.
– Объясните, что должно произойти на этом дне рождения, – сказала я. – Меня должны кому-то предъявить живой и здоровой. То есть не меня, а Женю. Правильно?
Дядюшка поколебался.
– Ну, в общем, правильно.
– Подробнее, пожалуйста, – велела я.
Дядюшка вздохнул.
– После тридцатилетия Женя, по условиям завещания своего отца, получает весь основной капитал.
– А Женин отец ее когда-нибудь видел?
Дядюшка покачал головой.
– Хороший человек, – пробормотала я. – Деньжат дочке отстегнул, и хватит с нее.
Дядюшка снова ничего не ответил. У меня складывалось ощущение, что он не хочет говорить об этой темной семейной истории.
– Продолжайте, я слушаю, – поторопила я.
– Для того, чтобы получить капитал, нужно исполнить некоторые формальности, – неохотно продолжал дядя. – Ну, и конечно, наследница должна быть жива-здорова. Приедут душеприказчики…
– А они Женю раньше видели?
Дядюшка кивнул.
– Раз в год. На дне рождения.
– Значит, они с ней практически не общались?
Он покачал головой.
– Они знают, что Женя употребляла наркотики?
– Знают, – неохотно обронил дядя.
– И что?
Он высоко поднял брови.
– И ничего! По условиям завещания они не обязаны следить за ее моральным обликом! Для этого у Жени есть родная тетка!
– Ну да, – спохватилась я. – Я и забыла, что Жене так повезло. В общем, я так понимаю, что посторонним людям на девушку было наплевать. Жива – значит проценты с капитала капают. Умерла – значит…
Тут я остановилась и посмотрела на дядюшку.
– Кстати, а что было бы с деньгами, если б Женя умерла до своего тридцатилетия?
– Ты зришь в корень, – угрюмо похвалил дядюшка. – Капитал распределяется между тремя благотворительными фондами.
– А душеприказчики, случайно, не состоят в учредителях этих фондов?
Дядюшка кивнул.
– Ага! – сказала я деревянным голосом. – Выходит, им было выгодно, чтобы Женя сидела на наркотиках! Им была выгодна ее смерть! Выходит, это всем было выгодно!
Дядюшка промолчал. Я посмотрела на него с отвращением и сказала:
– Ну и сволочи же вы!
– Не я, – начал дядюшка, но я не дала ему договорить.
– Да, да, не вы! Я все время забываю, что главная негодяйка – ваша жена, а вы у нас белый и пушистый!
– Не паясничай!
Я перевела дыхание и стиснула зубы.
Все равно уже ничего не исправить. Женя погибла, а следом за ней могу погибнуть я. При таком раскладе, который мне нарисовал дядюшка, я действительно никому не нужна. И мои шансы дожить до собственного дня рождения в апреле равны нулю.
Если я не предприму встречных шагов для обеспечения своей безопасности.
– Что вы предлагаете? – спросила я дядюшку.
Он выразительно расширил глаза и уставился на меня.
– А ты как думаешь?
– Давайте я как-нибудь отсюда удеру, – предложила я. – Помогите мне!
Дядюшка снисходительно усмехнулся. Действительно, что за глупости я болтаю!
– Ну, да, – опомнилась я. – Это же не в ваших интересах.
– Конечно!
– В ваших интересах дождаться дня рождения, после которого все деньги перейдут ко мне.
– К нам, – поправил меня дядюшка очень тихо.
– К нам, – повторила я. – Интересно, какие гарантии вы хотите от меня получить?
Дядюшка поднялся со своего сидения и прошелся по просторной ванной.
– Я хочу, чтобы ты подписала одну бумагу…
– Доверенность на получение денег, – догадалась я.
Дядюшка любезно оскалился.
– А тетушку куда денем? – поинтересовалась я.
– Это вопрос, – согласился дядя. – Можно сказать, главный вопрос.
– Вы же не думаете, что она позволит нам вытолкать ее из теплого стойла…
– Не думаю, – снова согласился дядя.
– Елена Борисовна – женщина опасная…
– Опасная! – эхом откликнулся дядя.
– И нас сотрет в порошок, если только…
Тут я прервала свои рассуждения и взглянула на дядюшку. Тот наклонился ко мне, ловя каждое слово. Его лицо вытянулось и снова превратилось в волчью морду. Глаза сверкали голодным хищным блеском, на щеках цвел лихорадочный румянец.
Я испугалась и медленно приподнялась с бортика ванны.
– Нет…
– По-другому не получится, – быстро сказал дядюшка. – Или она, или ты.
– Нет! – повторила я громче.
– Тихо!
Дядюшка схватил меня за руку, но я с отвращением вырвала ее. Меня знобило все сильней.
– Тихо! – повторил дядюшка свистящим шепотом, сгорбился и стал похож на оборотня.
Он приоткрыл дверь ванной, прислушался к беззвучной темноте гардеробной. Снова закрыл дверь и повернулся ко мне.
– Пойми, – начал он убедительно, – по-другому никак не получается! Я уж и так прикидывал, и сяк…. Думаешь, мне хочется ее убивать?
Я смотрела в его волчье лицо и молча тряслась. Мне было очень страшно. Любому на моем месте было бы страшно.
– Она все-таки моя жена, – продолжал дядя с фальшивым сожалением. – Пятнадцать лет вместе прожили… Хорошо ли, плохо ли, а прожили!
Он снова совершил круг по ванной. Я молчала. Я уже знала, что он скажет дальше, поэтому только молча тряслась.
– В общем, так…
Дядюшка не смотрел мне в глаза.
– Я скоро уеду на две недели.
Он снова замолчал, а я с усилием проглотила слюну.
– Вот…
Дядюшка достал из кармана халата пузырек с бесцветной жидкостью.
– Нет ни вкуса, ни запаха, – прошептал он. – Буквально по одной капле в день, не больше, и через две недели – все. Обширный инфаркт со смертельным исходом.
Он протянул мне пузырек, старательно пряча глаза. Я стояла, как истукан, и, не двигаясь, смотрела на бесцветную смерть, заключенную в стеклянную оболочку.
– Пойми, ты совершенно вне подозрений, – втолковывал дядя, неправильно истолковав мое молчание. – Ты никак не заинтересована в смерти тетки! Деньги-то ты получаешь не от нее, а от отца, который уже умер! По логике, это Лена заинтересована в твоей смерти! Что и произойдет, если ты ее не опередишь!
Я молча подняла глаза и посмотрела на дядю. Он поймал мой взгляд и тут же отвернулся.
– Сам не могу, – сказал он глухо. – Я первый попаду под подозрение. Все знают, что мы с Леной в последнее время… не ладили… В общем, я не могу. Это просто неразумно.
Он повернулся ко мне, взял мою безжизненную руку, вложил в ладонь пузырек и стиснул пальцы.
– Вот так!
Я молчала. Просто не могла ничего сказать.
– Способ найдешь? – продолжал дядя шепотом. – Это не трудно! Вы можете вместе обедать. Или ужинать. Буквально одну каплю в чай… Понимаешь? Не больше! Но каждый день! Обязательно каждый день! Иначе ничего не получится.
Я молчала и не отводила взгляда от пузырька, зажатого в моей ладони.
– Совершенно естественная смерть! – продолжал втолковывать дядюшка. – Никаких следов! А потом, ты получишь такие деньги, что сможешь заткнуть любой рот! Представь только, как ты заживешь после получения наследства! Весь мир – твой. Все самое лучшее, что есть в этой жизни, – твое! И что нужно для этого сделать? Господи, ерундовое дело! По капле каждый день, и все. Любой нормальный человек и раздумывать бы не стал! Тем более, что от этого зависит твоя жизнь…
Его голос начал дробиться колючими осколками, эхо отскакивало от кафельных стен и возвращалось назад упругим теннисным мячиком. Сначала я прилагала усилия, чтобы следить за речью родственника, потом поняла, что у меня ничего не получается. Глаза мои закрылись, дядюшкин голос отъехал далеко, стал неслышным. И последнее, что я помню – это хороший удар по боку, который получаешь, когда падаешь на твердую поверхность.
