Фредерик Тристан - Загадка Ватикана
— Почему в Краков? — спросил монсеньор Караколли.
— Потому что именно там находится главный польский центр средневековых исследований. Наш мастер подделки работал там. Потом он привез псевдорукопись в Ватиканскую библиотеку и подменил ею аутентичную, упрятав последнюю в какую-то другую папку. Вот и все.
— Возможно ли это? С такими мерами предосторожности, со всеми этими системами электронного оповещения? — спросил отец Мореше.
Адриан Сальва снисходительно улыбнулся.
— Эти электронные системы рассчитаны лишь на то, чтобы предупреждать кражу, то есть чтобы никто не мог вынести отсюда тот или иной документ. Будучи закоренелыми прагматиками, американские инженеры не могли даже предположить, что кому-то придет в голову внести сюда какое-то произведение, ведь рукописи обрабатываются в лабораториях Ватикана и читать их разрешается только здесь. Таким образом, любой может притащить сюда все, что ему заблагорассудится. Никому до этого нет дела.
— В самом деле! — воскликнул Мореше. — Ты прав. Подлинное «Житие святого Сильвестра» и сейчас находится в Ватикане, в какой-то папке.
— Вот этого как раз и не поняли те, кто распорядился провести обыск в гостиничном номере Стэндапа. Они полагали, что профессор спрятал рукопись там. Не так ли, монсеньор?
Нунций смутился. Его лицо стало пунцовым. Потом он признался:
— Какой смысл скрывать от вас дальше? Узнав об исчезновении Стэндапа, мы подумали, что он мог похитить рукопись. Поэтому и решили обыскать комнату. Извините, что я вам не сказал этого раньше. Мне было стыдно признаться, что я подозреваю профессора в краже.
— Наконец-то мы прояснили хотя бы один неясный вопрос, — сказал Сальва. — Остальное мы, надеюсь, узнаем в Польше. Закажите нам, пожалуйста, два билета на Варшаву.
— Два билета?
— Мореше полетит со мной. Он мне необходим.
Караколли вышел, пристыженный, а иезуит мягко упрекнул Сальва в том, что он распоряжается его персоной, как своей собственной.
— Ах, — сказал Сальва, на которого вдруг снизошло лирическое настроение, — какая же это странная литературная выдумка — наша жизнь! И как я восхищаюсь всеми этими теологами, метафизиками, умозрительными исследователями невидимого, которые постоянно отодвигают границы, отделяющие нас от непознанного. Без них каким скучным, каким беспросветным было бы наше существование! Они — шутники высшего класса!
— Ты не хочешь казаться легковерным, не так ли? — заметил иезуит с улыбкой.
— А ты сам, какова твоя вера? Будем откровенны: мы верим, что мы здесь, и все же иногда мы спрашиваем себя, не сон ли это? Так или иначе, лет через двадцать мы исчезнем. Что будет тогда во вселенной? Конечно, для других она будет еще видимой, но недолго. В свою очередь и они уйдут. Итак, то, что мы называем реальностью, — это лишь мимолетное отражение, которое мы передаем одни другим через нашу плоть или наши деяния. Больше ничего.
— Ты слишком умен, но не слишком восприимчив. Я имею в виду — недостаточно близок к вещам и созданиям. Они для тебя лишь уравнения, которые необходимо решить.
Адриан Сальва рассмеялся от чистого сердца. Только Мореше мог позволить себе так с ним разговаривать. Уже в лицее они многие часы своего досуга проводили за такими беседами, в то время как другие играли в футбол. Не лучше было бы, если бы и они занялись тем же?
А сейчас, внимательный читатель, мы перенесемся с тобой из Рима в Польшу. Наши друзья улетят туда на самолете, а мы — на быстрых крыльях литературного воображения. Нам будет достаточно представить себе, что мы в Варшаве, и мы там окажемся, тогда как нашим путешественникам пришлось сначала наведаться в Париж, чтобы получить там польскую визу, в которой польское посольство в Риме могло им и отказать. После чего они поехали в аэропорт Руасси и после трехчасового полета, во время которого их накормили завтраком, оказались в Варшаве, где Сальва, вынужденный выстоять длиннейшую очередь к таможенному чиновнику, был объят гневом, в котором смешались его ненависть к бюрократической волоките, плохо перевариваемый воздушный завтрак и недовольство тем, что придется трястись в такси до самого Кракова.
Наконец в полном изнеможении они туда прибыли и поселились в старой гостинице на берегу Вислы. Это был древний ветхий дворец, пахнувший плесенью, в котором, однако, еще сохранились красивая мебель и гобелены тринадцатого века, оставленные здесь на произвол судьбы. Сальва поместили в комнату, где возвышалась такая огромная кровать с балдахином, что ее можно было принять за катафалк. Мореше пригласил к себе один из его собратьев, отец Кармиц, работавший в Европейском центре средневековых исследований, недалеко от кафедрального собора. Поэтому они получили возможность сразу же поговорить о цели своего приезда.
— Действительно, — сказал Кармиц, — два польских исследователя, работавших в Ватикане, возвратились сюда на прошлой неделе. Речь идет о людях, которые вне всякого подозрения. Один из них служитель церкви, отец Яровский; другой — человек светский, профессор Лодст. Трудно предположить, чтобы один из этих выдающихся ученых был замешан в какой бы то ни было подделке.
— Я желал бы встретиться с ними, — заявил Сальва голосом, в котором прозвучали упрямые нотки.
И он ушел спать, предоставив двум иезуитам строить свои предположения.
На следующий день около десяти утра они уже были около Европейского центра средневековых исследований, красивого здания восемнадцатого века, которое вынырнуло из тумана, словно огромный корабль. Отец Яровский и профессор Лодст ожидали их в небольшом зале, пахнувшем воском и когда-то служившем ризницей. Когда Сальва и Мореше вошли, они их приветствовали с отменной вежливостью. Первый был толстый, краснолицый, жизнерадостный, второй же — под два метра ростом и невероятно худ. Контраст между ними был такой карикатурный, что оба путешественника едва не прыснули со смеху.
— Господа, — сказал Сальва, усаживаясь, — мы приехали сюда, чтобы раскрыть одну маленькую тайну, которую, я уверен, вы охотно поможете нам прояснить. Речь идет об одной рукописи.
— Мы к вашим услугам, — сказал отец Яровский. — Как называется эта рукопись?
— «Житие святого Сильвестра».
— Какого Сильвестра? — спросил профессор Лодст. — Папы, сидевшего на престоле в тысячном году? Гербера?
— Базофона, — бросил Мореше.
Профессор Лодст громко расхохотался.
— Эта идиотская легенда! Да ведь вам хорошо известно, что никому до сих пор не удалось обнаружить эту рукопись. Она просто не существует.
— А вы какого мнения, отец Яровский?
Церковник казался смущенным.
— В Риме ходили слухи, будто бы что-то в этом роде нашли…
— И каковы были эти слухи? Кто их разносил?
— Господи, да я не обратил внимания.
— А не был ли это Юрий Костюшко, секретарь посла?
— Действительно, он, — пролепетал святой отец, крайне растерянный. — Но это мелкая сошка, коммунист, вы понимаете… Я не счел нужным заинтересоваться этими бреднями.
— А что содержали эти бредни?
— Сущий вздор. Будто бы в обнаруженной рукописи содержится тайна, способная расшатать устои папского престола!
— А еще?
— Еще? Кажется, будто бы в этой рукописи приведены доказательства, что святой Петр никогда не бывал в Риме. Словом, чушь несусветная.
Адриан Сальва поднялся.
— Господа, а почему вы скрываете от нас, что недавно встречались с профессором Стэндапом?
На лицах обоих отразилось удивление — и, вполне возможно, они в самом деле были удивлены.
— Но мы ничего от вас не скрываем, — сказал профессор Лодст. — Почему наша встреча с профессором Стэндапом должна вас интересовать?
— Вы встречались с ним в Ватикане. Потом он оставил Рим и приехал сюда, в Краков. Вы опять с ним виделись?
— Мне кажется, что профессор действительно в Кракове, — сказал отец Яровский. — Позавчера я вроде бы видел его, но поклясться в этом не могу.
— После возвращения из Рима никто из вас с ним больше не разговаривал?
Ученые заверили Адриана, что их последняя беседа со Стэндапом состоялась в Ватиканской библиотеке.
— Он вам сообщил, что мы обнаружили «Житие святого Сильвестра» и что он его переводит?
— Нет. Зато он расспрашивал о возможностях краковских лабораторий, и мы посоветовали ему связаться с доктором Грошехом, нашим специалистом по палеографии.
— Вот это нам и нужно, — сказал Сальва. — Спасибо, господа, за вашу неоценимую помощь. Где можно найти этого доктора Грошеха?
Сальва и Мореше встретились с Грошехом через несколько часов в его квартире. Это был человек хмурый, сутулый, с маленькими черными очками на бледном, плохо выбритом лице. Его поношенный костюм, наверное, был у него единственным, он надевал его каждое утро в течение нескольких лет, об этом же свидетельствовала и его пожелтевшая рубашка с кольцом грязи на воротнике.
