Юрий Енцов - Охота на единорога
— Но у меня сейчас нет ятагана, — смущенно сказал воин маленькому существу, достававшему ему только до колен, у него и в самом деле не было с собой оружья, только кинжал у пояса, Бакы жалкими глазами посмотрел на короля, ища защиты, а принц подбоченился и крикнув: «Ах так!»— принялся пинать его носком сапога по голеням.
— Ваше Высочество, немедленно прекратите! — негодующе произнесла Лейла, а король попросил Бакы поиграть с принцем. Воин опустился на колени и получив тычок кулачком в нос — заулыбался.
— Хотите покататься на лошадке? — спросил он маленького Асмана и встал перед ним на четвереньки, звякнув кинжалом о мраморный пол. Его кинжал не интересовал принца, у которого был почти такой же, но маленький: кинжалчик ничего не резал кроме мокрого песка, но это было несущественно. Принц тут же, не дожидаясь дополнительного приглашения, забрался на Бакы верхом и закричал:
— Какая же ты лошадка, ты слишком большой, ты настоящий слон. Поехали и труби.
Бакы, трубя по-слоновьему и мерно покачивая головой, пошел по зале, в то время как королевская семья продолжала свой завтрак.
Он затянулся из-за докладов и наконец Лейла удалилась вместе с принцем, дабы не мешать Асману, который, разделавшись с текущими финансовыми делами, безопасностью в государстве и охраной персоны короля, а так же делами кавалерии, принялся вместе со своим братом — Визирем Хафизом, высоким красивым брюнетом, разрабатывать план действий нового посланника в подвассальной Ассирии, где правил родной брат Хафиза. Время от времени они отвлекались общими воспоминаниями детства и пересказывали недавние охоты.
Они разговаривали до самого обеда, который был назначен на полдень. Калистанцы — болтливая нация и Асман замечал за собою эту национальную черту. Минут за двадцать до назначенного срока расстались, чтобы переодеться перед пиром, что начался с прибытием короля, объявленном глашатаями. Асман объявил самолично, мгновенно замершей зале, что он дает обед в честь своего любимца — нового посланника в Ассирии — Зейдуна, сына своего мудрого визиря Хакани.
Виновник торжества подошел, приглашенный королем, приложился к руке и был всемилостивейше обласкан: король обнял вновьиспеченного, зарумянившегося посланника, посадил одесную — по правую, только что целованную руку от себя — и взмахом шуйцы, дал знак для начала пира.
На усаживающихся гостей, среди которых случайных людей не было, только важные государственные сановники, обрушилась музыка со сделанных на заморский манер хоров, и поварята понесли из кухни горячие пряные блюда.
Пирующие беи будут расходиться по дворцовым покоям, покуривать кильяны и сходиться вновь, привлекаемые музыкой и танцами полуобнаженных красавиц. Акыны и просто музыканты — дворцовые и заезжие — будут сменять друг друга, поочередно вгоняя пирующих то в слезы, то в веселье, и все для того только, дабы все запомнили надолго скорый отъезд в далекую Ассирию визирева сына — кандидата на место отца.
Но ни Зейдун, ни Асман не должны были засиживаться на своем пиру, первому предстояло собираться в дальний путь, чтобы завтра поутру выехать, король же — не любил шумных сборищ — он никогда не засиживался на пирах, предоставляя тем самым гостям полную свободу в получении удовольствий, чего они были лишены при нем, смущаемые великим присутствием.
Асман подумывал уже уходить и ожидал удобного момента, когда окончатся здравницы, грянет очередная музыка, чтобы ему не прощаясь уйти, оставив вместо себя голос геральда-глашатая.
Но тут, перебивая аромат щербета, кусочек которого король держал в ладони, изображая трапезу, до его ноздрей донесся резкий запах жасмина и он услышал отчетливый шепот:
— Ваше Величество, вчерашний дервиш доставлен…
Король повернул голову туда, где возможно мог быть его вчерашний странный знакомец с мерцающими без блеска глазами, в угол залы, где кончался ряд колонн, но никак не среди пирующих. И он увидел там склонившуюся в низком поклоне фигурку.
Король тут же, оставив думать о приличьях, встал, и, положив на плече Зейдуна руку, сказал ему тихо: «Отправляйся домой, завтра выезжаешь», потом пошел, сопровождаемый начальником тайной службы к склоненной фигурке, разместившейся меж двух рослых воинов в черном — цвет тайной стражи, в отличии от парчи дворцовой стражи, светлозеленого — королевской гвардии, голубого с белым — столичного гарнизона, и темно-зеленого с коричневым — цвета калистанской пехоты; кавалерия же не была колористически регламентирована и одевалась во что попало, лишь щиты ее и значки были одинаковы в подразделениях.
Асман подошел к дервишу, тот медленно разогнулся и оказался почти одного роста с королем — лишь чуть пониже, но значительно уже в плечах и торсе. Его со вчерашнего дня переодели и теперь он был одет как дворцовые слуги: в серых шароварах и белой рубахе до колен, но перевязан своим изодранным цветастым кушаком, с которым, видимо, не пожелал расстаться; островерхого мехового колпака на нем не было, но свежевымытые волосы, немного, как и борода подстриженные, поднимались пышной копной, словно барашковая папаха.
В руках он держал четки и священную книгу в деревянном переплете, застегнутом кожаным ремешком.
Но и без «Корана» Асман узнал прищуренный взгляд книгочея, который был, — мучительно напоминая отражение в зеркале, расположен на лице предательски обнаруживающем (находясь против королевского лица) их расовое, почти семейственное сходство, среди прочих яйцеобразных лиц с заросшими щетиной лбами».
Глава 7
Выяснив, что едет один, Серж успокоился. Значит, можно было и самому — не слишком торопиться. Он отсчитал несколько десятков долларов, чтобы Зайнаб потом не пришлось за него разоряться, положил их на видном месте, прижав ее заколкой, и набрал с домашнего телефона номер профессора Фон Це.
Серж доложил ему, что нашел два варианта рукописи, скоро выезжает в Европу, и, возможно, привезет один из них.
— Какая удача! — обрадовался старик. — Я даже представить себе не мог, что все так сложится. Положительно эта война нам на руку. То есть, война — часто бывает на руку кому-нибудь, но я впервые толкнулся с тем. что она выгодна мне лично.
— Коллега Фон Це, — сказал ему Серж, — вот только мне совершенно не хотелось бы выглядеть контрабандистом и мародером…
— Почему, скажите на милость, вы будете неприглядно выглядеть? — возмутился японец, — до сей поры, этим произведением никто не интересовался! Вы же его вывезете только для исследования, не для продажи, только для сохранения и в любой момент — вернете владельцу…
— Но в том то и дело, что владелец — очень высокопоставленная в стране особа, — прервал его Серж. — И «не интересовались ею», как вы говорите, только в Европе. Здесь в стране — ее знают, как рассказала мне доктор Фатима из Багдадского национального музея.
— Я позвоню моему другу профессору Абрамсу, — предложил Фон Це.
— Боюсь, что могущество Джорджа тоже небезгранично, — сказал Серж.
— Не волнуйтесь, у нас с Абрамсом большие возможности, — заверил его японец.
Они договорились созвониться через некоторое время для того, чтобы обговорить детали его выезда из страны, по сути дела эвакуации.
Затем Серж спустился купить что-нибудь на ужин. Цены сильно подскочили, но он взял зелени, консервов, сладостей, газировки. В магазине, вызывая недоуменные взгляды багдадцев, у него вдруг зазвенел мобильный. Это был, к счастью, не Фон Це, звонка которого он ждал, и опасался разговаривать с ним по-английски среди патриотически-настроенного населения, а ювелир Убейд, из Басры:
— Салям алейкум доктор Хусейн, — поздоровался он.
— Алейкум ассалям, уважаемый господин Убейд, — с облегчением заговорил с ним по-арабски Серж, неуклюже забирая свои покупки и выходя из магазинчика. — Как ваше здоровье? Дочь, внук?
— Слава аллаху, все здоровы, — ответил ювелир. — Я хотел бы отправить их в Багдад.
— Это, наверное, разумно, — сказал Серж.
— Тут идут бои, — сказал ювелир. — Оставаться опасно.
— Понимаю вас, — сказал Серж, — но и здесь бомбят.
— Доктор Хусейн, — сказал ювелир решительно, — помнится, вы хотели купить рукопись, так вот я готов вам ее подарить.
— Но я нашел другой экземпляр, — сказал Серж. — Его владелец, кажется, тоже готов мне ее подарить.
— Очень рад за вас, — Серж почувствовал по его интонациям, что Убейд раздосадован и растерян, но это был человек упорный и решительный:
— Не могли бы вы помочь моей дочери Лейле выехать из страны? — спросил он. — Тут у нас сильно бомбят, убито уже человек пятьдесят не меньше. Люди погибают семьями.
— Конечно, помогу. Это мой долг, — согласился Серж. — Но как? По-моему единственный способ — жениться на ней, конечно, фиктивно?
