Юрий Енцов - Охота на единорога
Серж постоял минуты три, озираясь по сторонам и не зная, что делать. Потом решил идти дальше. Через некоторое время он подошел к месту взрыва, там уже были какие-то люди.
«Полицейский участок взорвался», — сказал кто-то.
«Как он мог ворваться?» — недоумевали багдадцы.
«Крылатая ракета», — сказал кто-то.
«Ты ее видел? — это бомба».
— Я слышал свист, — сказал Серж.
— И я слышал, но не понял что это, — подтвердил другой.
Подъехала пожарная машина. Серж прошел мимо легкового автомобиля, стекла были выбиты и запылены. Из дверей пытался выбраться водитель, он был в крови. Раздалась сирена кареты скорой помощи, это был старый «Рафик» еще советского производства. Серж пошел дальше сквозь клубы медленно оседающий пыли.
До набережной он так и не смог поймать машину. В университете было пустынно. Серж прошел на кафедру, все двери были закрыты, Фатимы тут не было, и он подумал, что странно, что он рассчитывал ее здесь застать.
У университета ему посчастливилось поймать машину.
— Десять долларов, — сказал водитель.
— Что уже в долларах? — спросил Серж недоуменно. Это было как-то непатриотично. — У меня только местные деньги.
— Ну конечно, рассказывайте! — не поверил водитель.
— Довезите меня до телестудии. Знаете где это? — спросил Серж. Водитель знал и согласился, но запросил цену, о которой пару дней назад еще не могло быть и речи. Впрочем, по европейским меркам это все-таки было еще недорого.
— Полицейский участок взорвали, — сказал Серж.
— Да, я знаю, — сказал водитель, — там внутри находилось не меньше двадцати человек. — А еще одна бомба попала в дворец Хусейна младшего.
— Кусея? — спросил Серж с похолодевшим сердцем.
— Нет, этого бешенного Удая, — ответил водитель.
Когда они подъехали к студии телевидения. Серж расплатился и попросил подождать. Он зашел на проходную и попросил у охранника позвать Зайнаб. Сначала его просьбу не хотели выполнять, потом охранник попросил проходящего сотрудника сходить куда надо.
Серж прождал около получаса, девушка не спускалась. Потом когда он попросил еще раз, ему сказали, что она вообще не приходила сегодня. Бросившись к машине, Серж велел водителю ехать к дворцу Удая.
Глава 8
…«Что же это такое произошло?»— пронеслось в голове Асмана — его собственный непроизнесенный вздох при плотно сжатых губах, готовых отдать рвущуюся с губ, не знающую возврата команду. Впервые за много лет, после дней юности, когда люди вовсе бесстрашны, король поймал себя на том, что ожило забытое, а, скорее всего, вовсе неизведанное им чувство, между лопаток защекотало, и на висках выступил пот. Что-то подобное было с ним однажды, только раз — во сне, он проснулся — забытый Богом и некогда обожавшими его подданными — слабый юноша; проснулся оттого, что представилось: привычного с детства состояния безграничной власти не будет никогда.
Это пробуждение в холодном поту случилось с ним много лет назад — в изгнании в чужом городе, в небольшом доме, где принц Асман провел три года почти безвылазно, лишь принимая и отсылая гонцов. В тот раз его привел в привычное состояние духа вдруг возникший из ночной тьмы образ преданного ему евнуха, что спал на постилке в трех шагах от его ложа. Верный оскопленный раб был рядом и встревоженно щебетал хриплым со сна голоском — значит не все еще было потеряно. Больше его не беспокоили ни сны ни сомненья.
И вот — как опять пробужденье, осознанье того, что его власть не безгранична. Показалось на миг, что жизнь была сном, а в реальности есть только домик в Багдаде.
Перед ним стоял щуплый коротышка неприятной наружности, не в такой степени неприятной как напудренный горбун, но где-то около: с резкими чертами лица и с глазами, говорить о которых не хотелось, как не хотелось королю туда заглядывать. Все остальное на этом лице — скрывала густая черная растительность — черная борода и после мытья мягкие волнистые кудри.
Они стояли один подле другого лишь мгновенье, ни могучие стражники, ни их тщедушный начальник не успели перевести дыханья. А король уже понял, что он, безумно-расточительно поступая со своим временем, опять упустил нужный момент, чтобы приказать зарубить тут же этого опасного человечка. Зарубить не сходя с места. Упустил момент и другого такого случая — не представится, потому, что теперь начинается какая-то новая полоса в его жизни.
— Где твоя шапка? — спросил король.
— Я обронил ее. Теперь у нее новый хозяин, который хочет, смешно сказать, ха-ха-ха, — он и на самом деле тихонько засмеялся. — Смешно даже подумать, но бедняга вознамерился тебя убить, Великий Король. Но ты за то отбери у него мой колпак.
Это было интересно, но вот только лепет невменяемого заставил короля усумниться в достоверности сведений.
— Так ли он нищ? — спросил Асман, приглашая жестом дервиша пройти с ним.
— У него в лохмотьях зашито с десяток золотых, так все делают отправляясь дальний путь, и я так сделал, вот тут в поясе у меня припрятано немного на черный день.
— Ты это точно знаешь?
— Да, золото светит невидимым для глаз огнем, но у того, кто имел с ним дело, зрение обостряется и различить это свечение нетрудно.
— А может он тебе сказал про то? — спросил король.
— Ну нет, конечно. Стал бы он мне доверяться, с чего бы?
— Тогда это просто твои догадки, — сказал Асман, они тихонько шли по направлению к библиотеке.
— Мне так кажется. И так оно и есть, можно проверить это.
— Ты не ошибаешься?
— Нет. Видишь ли король, — он помялся, прочистил горло, лукаво улыбнулся. Но король остался серьезен и отпустил кивком сопровождающих: двух стражников-великанов и карлика — их предводителя. Затем он пригласил дервиша следовать дальше.
— Видишь ли, король Асман. Я ведь сам хотел принять участие в этой затее. Но сейчас, увидев тебя, решил, что это стало бы моей большой ошибкой.
— Они предлагали тебе принять участие в заговоре?
— Нет! Даже не собирались. Но решились бы на это, предложи я первый им свои услуги.
— Сколько их?
— Какой-то пустяк: пол человека.
— Как это? — Асман остановился, он начал чувствовать раздражение на говорящего загадками чудака. Тот уловил королевскую немилость и немного растерялся.
— Он один. Один. Всего лишь один… Хотя нет. Сейчас, пожалуй, уже не один. Ха-ха-ха, — его смешок был не очень натурален, — он был один, когда я видел его.
Непривычное, какое-то противоестественное раздражение стало усиливаться в груди короля. Он почему-то сдерживал себя, хотя никогда не имел этой привычке, не нуждался в задерживании чувств, будучи по натуре не слишком возбудимым человеком — во-первых, и, во-вторых — не имеющий нужды сдерживаться по-положению.
— Ты хочешь сказать, как мы с тобой нашли друг друга, так и он нашел сообщника? — спросил Асман. Дервиш, все больше бледнея, только кивнул на это, ежась, но, не отводя глаз, словно притянутых к взгляду Асмана. А взгляд этот был полон раздражения. От него дервиш терялся все более, начал дрожать какой-то судорожной крупной дрожью, которая и на дрожь-то не была похожа, а скорее на язык жестов, никому, кроме самого Дервиша, незнакомый.
Когда, иной раз, уличные мальчишки видят кого-то, выражающегося подобным образом, употребляющего такие жесты, обозначая ими то, что они существуют в этом мире, сотворенном великим Аллахом, сами часть его, — но как бы в знак протеста против этого существования и как бы подавая кому-то, кроме бога, неведомые знаки, — тогда мальчишки смеются, их это веселит, они потешаются над такими трясунами. Мальчишкам это смешно. Их родители испытывают недоумение.
Короля же этот вдруг появившийся беспричинный страх его собеседника, который и на страх-то не похож, и кто знает — страх ли это или еще какое-то необъяснимое состояние, — короля оно — ужаснуло.
Но оба справились с собой: дервиш постепенно перестал трястись, лишь лицо его осталось бледным, как надетая на нем рубаха, но другого оттенка — в отличие от хлопковой прожелти — мертвенно-синюшного цвета, король тоже загнал свое озлобление внутрь, и оно выходило с потом на лбу и висках, сделался влажным шелк под халатом. Он все еще колебался: беседовать ли с дервишем дальше, отослать пока или самому зарубить его на месте здесь же. Наконец, он почувствовал, что не сможет сказать далее ни слова, и крикнул:
— Стража! а в голове пронеслось: «А почему, собственно, стража, а не Лейла, например, то есть… то есть не та — золотоволосая Мария, почему не Мария? Я спокойно мог сдать под охрану в мой гарем этого трясущегося идиота, и никакой стражи не нужно! Но, ведь, и я сам…»
Подскочил охранник, стоявший до того в пяти шагах — дворец был весь напичкан ими — и король не успел разобраться в своих ощущениях.
