Буби Сурандер - Время действовать
Бронко Билл был этим летом звездой среди репортеров-внештатников. Прозвище свое он получил после громогласных рассказов о своих ковбойских приключениях в Америке. Он сидел за стеклянной перегородкой, где обосновалась служба новостей, и говорил по телефону, продолжая в то же время печатать на компьютере. Небольшого роста, с квадратной фигурой, загорелый, в одежде пастельных тонов и спортивной обуви, какую носят яхтсмены. Энергия из него так и била.
— Шеф звонил, — сказал он быстро в трубку.
— Это ты мне?
— Именно. — Тон был резкий.
— Шеф чего?
— «Утренней газеты», надо понимать!
Бронко Биллу дал задание сам шеф. Был шанс отличиться!
— Что, стать по стойке «смирно»? — сказал я.
— Кончай.
Мне с главным редактором говорить не доводилось никогда. Когда он выходил из своего углового кабинета, вокруг него вечно теснились люди. Он всегда стоял в одной и той же позе — чуть отклонившись назад, улыбался и кивал, оттягивал подтяжки и смеялся.
— Он сейчас на совете правления Кинокомпании.
— Ясно.
— И вот он позвонил оттуда и сказал, что контролеры в кинотеатре «Look» собираются вечером бастовать.
Бронко Билл резко вскочил. Вообще-то его звали Вильям Свенссон.
— Понимаешь, они дают этим летом повторные сеансы фильма «ИП», но он — только для тех, кто старше одиннадцати лет, а в кинотеатре полным-полно ребятишек, которые хотят смотреть фильм, и контролеры больше не выдерживают!
— «ИП»?
— Да ты знаешь! Космический фильм, который и сделан-то для ребятишек, а в Швеции его запретили детям показывать... да весь же мир об этом писал!
Я только кивал. Бронко натянул пиджак, не выпуская трубки, прижатой к уху.
— Организуй машину с радиосвязью! — громко крикнул он мне. — Выезжаем!
Я вышел. Комнатенка фотографов была по дороге, та, где у меня ячейка. Янне смотрел автогонки по каналу «Screen Sport».
— Мы в кинотеатр «Look», — сообщил я. — Приказ самого шефа. Бронко едет с нами. Контролеры бастуют. Не желают задерживать малышей, которые хотят смотреть «ИП».
Янне уставился на меня:
— Что?..
— То, что говорю. Срочный выезд. Собираемся занять главное место в новостях. Приказ шефа.
Янне придержал передо мной дверь, когда я выходил, нагрузившись сумкой с аппаратами. Бронко уже бежал по коридору.
— А эти контролеры, — сказал Янне, — ты уверен, что это не финские актеры-любители?
Теперь дождь лил как из ведра.
Бронко Билл пересекал Дроттнинггатан. Он был уже на середине улицы, прежде чем я успел открыть дверцу машины. Полы его модной белой куртки развевались на ветру, как обыкновенная простыня. Когда он влетел в кинотеатр, я еще ковылял далеко позади, таща тяжелую сумку с аппаратами.
В полутемном фойе находилось всего с полдюжины людей. И все же их присутствие очень ощущалось под темными сводами — так густо от них пахло сыростью и сумерками. Грубо намазанная кассирша с платиновыми волосами маячила за стеклом кассы, как дорогая золотая рыбка в аквариуме. Бронко Билла нигде не было видно.
— Простите, — я просунул нос к кассирше. — Мы из «Утренней газеты», слышали, что контролеры бастуют... они что, ушли домой?
— Бастуют? — Она тряхнула головой. — А что, они когда-нибудь работали? Ваш коллега прошел в комнату персонала.
Направление она показала подбородком, не прекращая считать деньги. Спотыкаясь, я спустился по нескольким коротким пролетам лестницы и оказался в длинном коридоре, где одна из дверей была приоткрыта. Бронко Билл стоял, держа репортерский блокнот наготове. Он брал интервью у контролера в украшенной золотыми галунами униформе.
— Привет, — сказал я. — Бастуешь?
Парень стоял, прислонившись к притолоке и держа в руке сигарету. Он был толстоват в талии, свежевыбрит, так что щеки отсвечивали, и тщательно причесан. Волосы были седые у висков, но на лице — ни одной морщинки. Оно блестело так же, как локти его формы.
— Да, — сказал он. — Эскильссон был тут после полудня и сказал, что нам надо что-нибудь сделать...
Бронко Билл помахал блокнотом:
— Нам повезло. Этот Георг — председатель отделения профсоюза.
— А Эскильссон, — поинтересовался я, — тоже работает в союзе?
Георг снисходительно махнул обтянутой рукавом униформы рукой.
— Нет, Эскильссон — наш директор по рекламе.
— В Кинокомпании?
— Точно, в Кинокомпании.
Он кивнул, улыбаясь. Об Эскильссоне мне-то уж следовало знать, раз я работал в «Утренней газете».
Я опустил камеру и прикусил губу. Бронко Билл старался вовсю, интервьюируя Георга. Язык у того все более развязывался. Ну конечно же, жалко ребятишек, которым еще нет одиннадцати. Ведь их пришлось фактически выставлять на улицу. Нет, как раз сейчас их тут не так много... наверное, из-за дождя...
Я поднялся в фойе и огляделся. Там было только шестеро мальчиков примерно указанного возраста. Я спросил двух самых маленьких — сколько им лет.
— Sorry, — сказал младший. — Нам по одиннадцати... Может быть, хочешь взглянуть на наши документы?
Бронко Билл появился в сопровождении Георга. Руководитель забастовки выглядел несколько смущенным.
— Билл, — сказал я, — мне надо поговорить с тобой.
Он вышел за мной на улицу, заметно нервничая.
— В чем дело? В чем дело?
Я остановился и спрятал «лейку», которую держал в руке.
— Не работа это, а дерьмо.
— Какого черта! Работа как работа, ясное дело. Контролер — профсоюзный председатель, и он готов сниматься — ну, как он не пускает ребят.
— Поехали домой, — сказал я.
Бронко Билл подошел ко мне вплотную. Янне подъехал и остановился как раз за нами.
— Что с тобой такое, а?
— Тут ничего для газеты нет. Просто неуклюжая попытка сделать рекламу, а наш главный сглупил и попался на удочку. Я еду домой. Хочешь остаться? Есть у тебя деньги на такси?
Теперь он так разозлился, что схватил меня за руку.
— Ах ты, сволочь! Много о себе понимаешь! Слышал, что ты плохо с другими сотрудниками уживаешься, но срывать задание?.. Придется мне об этой истории поговорить с шефом.
— Отпусти руку, — сказал я.
— А то что? — Он дергал меня за рукав.
— А то так тебе врежу, что навек запомнишь.
Он смотрел на меня секунды две. Потом оттолкнул меня и полез в машину. Я обошел ее и уселся рядом с Янне.
Тот улыбнулся:
— Ну, что я говорил! Театр финских любителей!
В тот вечер, совсем уже поздно, у меня был еще один выезд — автоцистерна перевернулась у Руслагстулль.
Мне удалось поговорить с Юлле, только когда был готов третий выпуск, а сам он закончил свой обычный долгий телефонный разговор.
Я стоял перед ним, держа в руке компьютерную дискету, а он разглядывал меня, будто впервые увидел.
— Тебе лучше быть поосторожнее, — сказал он. — Не лезть уж так на рожон.
— Это ты про Бронко Билла Свенссона?
Юлле кивнул.
— Да этого гада вообще нельзя подпускать к журналистике, — сказал я.
Юлле внимательно посмотрел на меня еще раз. Потом вдруг улыбнулся и кивнул. Я помахал дискетой.
— Говорят, ты в этом разбираешься, — сказал я. — Мне эту штуку прислала та девица, что звонила прошлой ночью.
Юлле взял дискету. Внимательно прочел записочку. Потом вставил дискету в компьютер и нажал на несколько клавишей.
— Тут ничего не получится, — сказал он. — Другой формат. Но я узнаю, что там записано. Можно взять домой?
— Ясное дело. Я завтра поздно приду, но Беата знает, где меня найти. Кстати, а та не звонила?
Юлле улыбнулся и замотал головой:
— Ни одного чокнутого этой ночью не было. Иди домой и поспи.
Я повернулся и пошел за своей сумкой.
То был совсем обычный рабочий день в «Утренней газете». Только одно было необычно. Я получил красное письмо от женщины, которую даже не знал.
И еще кое-чего я не знал — того, что этот рабочий день станет одним из самых трагических в моей жизни.
Четверг
Того, кто служит за барыш
И только деньги ценит,
В опасности не сохранишь,
И он в беде изменит.
Но шут твой — преданный простак,
Тебя он не оставит.
Лукавый попадет впросак,
Но глупый не слукавит.
У. Шекспир. «Король Лир».[10]3
Телефон звонил долго и пронзительно.
Я беспомощно падал сквозь головокружительный туман — это был сон. И снова звонки. Рваные фанфарные звуки, сообщавшие о чем-то важном и неотложном.
— Да-да.
Я пошарил на полу и нашел часы, но телефон куда-то запропастился. Двадцать минут первого, поспал я порядочно. Телефон зазвонил снова, где-то подо мной. Я спустил ноги с постели и наконец его обнаружил.
— С вами разговаривает автовопросник. Какого черта вы смеете меня будить, да и кто вы?
