Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"
Но после того телефонного разговора в дирекции господин Масленников так и не появился, да и о нем забыли. А Нестеров тем временем четко придерживался своих прежних финансовых договоренностей с руководством театра. Волкова и в самом деле пришлась, что называется, ко двору, и в будущем сезоне ее ждала очень даже приличная работа. Так что ни к ней, ни к ее спонсору вопросов, не говоря уже о каких-то претензиях, просто не существовало. Официальное подписание контракта с балериной могло состояться в любой момент, для этого требовалось личное присутствие представителей обеих сторон и соответственной юридической службы. Ждали только возвращения из Петербурга Бориса Ильясовича, который находился в городе на Неве, в связи с празднованием славного юбилея, во главе делегации ведущих артистов Большого театра. Ну какой же контракт без подписи генерального директора?!
И вот, пока торжества были в самом разгаре, произошло нечто чрезвычайное. Появились сведения о том, что и Нестеров, и его подопечная, и охрана бизнесмена были в упор расстреляны на одной из набережных Мос- квы-реки. Причем сведения об этом убийстве были самые противоречивые. Там и трупы, и раненые, а потом только одни трупы, затем необъяснимое исчезновение балерины, словом, сплошная путаница! Никакие телефоны не отвечали, обратиться было тоже не к кому, говорили даже, что в милиции это дело не то закрыли ввиду отсутствия свидетелей, не то отложили на неопределенное время — по той же причине.
У дирекции не осталось иного выхода, кроме как отказаться от подготовленного контракта и практически начать все заново, то есть объявить конкурс на освободившееся место в балетной труппе. А это всегда связано с большими нервами, тяжелой атмосферой вечного соперничества, преодолеть которое фактически невозможно.
Да, был и еще один, несколько, правда, странный, эпизод, поставивший неприятную кляксу там, где должен был стоять автограф замечательной молодой балерины, на которую возлагались такие надежды!
Дело в том, что Борис Ильясович совершенно случайно обнаружил у себя записанный номер телефона того Масленникова, который звонил ему однажды из Германии. Вот он и позвонил, не затем, чтобы обсуждать свою частную проблему, а просто, возможно, захотел услышать слово сочувствия. И услышал такое, чему несказанно изумился.
Этот самый Масленников неприятным тоном сообщил Ахундову, что контракт, на который тот, возможно, рассчитывал не без тайного умысла по поводу щедрой спонсорской помощи со стороны Нестерова, можно считать аннулированным. По двум причинам.
Первая — это смерть самого спонсора, которая и де-юре, и де-факто прекращает вообще всякое спонсорство со стороны акционерной компании, принадлежащей теперь лично ему, Масленникову. В этой связи речь о немедленном возврате перечисленных ранее театру сумм пока еще не стоит, но... Нестеров распорядился не своими личными средствами, а деньгами Особого фонда, и правомерность его действий еще предстоит обсудить с юридической службой. Результаты рассмотрения, как и окончательное решение совета директоров, будут непременно доведены до сведения дирекции Большого театра.
А вторая причина заключается в том, что многочисленные огнестрельные ранения, полученные балериной, по окончательному приговору врачей, как это ни печально, исключают всякую возможность продолжения ее дальнейшей танцевальной карьеры вообще. Ну разве что в виде стриптиза в кабаках вокруг известного шеста.
Сказано это было с таким невероятным цинизмом, что Борису Ильясовичу едва не стало плохо.
И вот совсем уже недавно, в отсутствие генерального директора, который снова выехал в Петербург по организационным делам, в помещении дирекции появились двое необычных посетителей. Вообще-то криминальная братва уже ни у кого из нормальных людей удивления не вызывает, ее присутствие в самых неожиданных местах Давно, к сожалению, стало нормой нашей действительности. Но в театре-то им что надо? Оказалось, что уже и Большой театр стал сферой их криминального интереса, а явились сюда они, чтобы продиктовать лично ему, Али Магомедовичу Зароеву, заместителю генерального директора, свои условия.
Суть сделки была проста до примитива. Но это тем более заставило достаточно сдержанного и не очень впечатлительного по природе Али Магомедовича прийти в смятение. Он бы и рад был отказаться помогать этим бандитам, вызвать охрану и выгнать их взашей, но...
Они были прекрасно осведомлены о том, чем занимается двоюродная племянница Ахундова — Зульфия, жена Али Зароева. Знали, в какой школе учится и с кем в классе дружит его любимая дочка Фатима, названная так в память покойной матери Али. Они знали его домашний адрес, марку автомобиля, домашний телефон и номера трех мобильных аппаратов, два из которых были известны исключительно узкому кругу людей. Словом, они знали о нем практически все, даже то, что он предпочитает на завтрак крепкий кофе с раскаленным, прямо с жара, хачапури. Кто мог рассказать? От кого узнали? Но ведь знали же!
Что они от него потребовали? Если не размышлять о возможных последствиях, совсем немного, обещая за послушание и безоговорочную помощь оставить его в покое. В определенные моменты даже такое обещание многого стоит.
Они, видимо, знали, как могут развиваться дальнейшие события, и приказали ему вести себя соответствующим образом, то есть полностью отрицать возможность заключения контракта с Волковой, аргументируя фактом неуплаты денег ее спонсором, а также ее собственным плохим состоянием здоровья. Можно ахать, удивляться, но при этом обязательно вести себя самым наглым образом, чтобы вывести балерину из себя. Захочет приехать, чтобы разобраться со всеми делами, — еще лучше. Об этом им, посетителям, станет немедленно известно, и они примут соответствующие меры. Так что, по сути, ему предлагалось, причем в категорической форме, найти возможность остаться в своем кабинете с нею наедине, а затем, когда балерина покинет здание в их сопровождении, исчезнуть ненадолго самому. Заболеть, уехать лечиться за границу — что угодно, но в театре не появляться, пока шум не утихнет. Иначе... Словом, все с самого начала: жена, дочь и так далее...
Так мог ли он рисковать их жизнями из-за чужой ему женщины, да еще обладающей вздорным характером?
Почему он сразу не обратился в милицию? Этот вопрос даже и удивления у него не вызвал. А что бы такое обращение дало? Смерть близких? Уж если бандиты знают, чем он завтракает, то почему бы им не знать и о его звонке в органы?! В каком мире мы живем?! В конце концов, каждый человек обладает правом собственного выбора, за кого отвечать, поскольку государство бессильно защитить его от наезда уголовников. А они пообещали ему, что никакого криминала в отношении балерины ими в его присутствии допущено не будет. Просто она поедет с ними к хозяину, который недоволен некоторыми ее поступками, вот там они с нею и разберутся. А от его, Зароева, поведения в данном случае будет во многом зависеть, какая сумма может быть востребована Особым фондом компании «Норма» к возврату в связи с несостоявшимся контрактом.
Ничего криминального в его кабинете действительно не произошло. Просто Светлану Волкову, когда она вошла следом за ним, крепко взяли под руки двое этих молодчиков, кивнули ему, что, мол, все в порядке, и вывели почти не сопротивлявшуюся женщину через другую дверь. И все произошло так быстро, а главное, бесшумно, что он растерялся. И только когда пришел в себя, понял, какую совершил беду. Он что, разве не знал, кто такой тот Виктор Нестеров? Да при первой же попытке навести о нем справки узнал, что он бывший рецидивист-уголовник. Очень богатый, да, известный в Петербурге, спонсирующий различные проекты, все так, но от этого же не менялось его прошлое!
Точно такое же впечатление произвели на него и те молодчики, которые пригрозили забрать уже давно запущенные в дело денежные средства, весьма, между прочим, немалые, более пятисот тысяч долларов... И ведь это был только первый взнос, вот в чем дело! Неизвестно, как бы отреагировал на такую его «самодеятельность» Борис Ильясович.
И Али Магомедович, не видя для себя иного выхода, действительно собрался ненадолго исчезнуть из Москвы, полагая, что семью теперь не тронут. И сделал бы так, если бы не посланец от Рустама Алиевича. Как тот нашел его, Али до сих пор не догадывался, однако же нашел и строго предупредил. А Рустама обманывать нельзя, это знает вся московская диаспора...
Грязнов оценил «честность» Зароева и дальше пугать этого давно мокрого от страха и усердия осетина все-таки, а не лезгина не стал. А с осетином, кстати, вышла такая штука.
Не сильно разбираясь в различиях тех или иных малых наций бывшего Советского Союза, Вячеслав Иванович рассуждал всегда так: лезгины — это которые знаменитую «лезгинку» танцуют. А у кого он ее видел в самом лучшем исполнении? Ну, конечно, у широко известного во всем мире грузинского ансамбля песни и пляски! Значит, кто лезгины? Одна из грузинских, так сказать, народностей. Почему нет? И когда Денис назвал Зароева лезгином, подумал, что, наверное, тут что-то не то. Ведь если он из грузин, тогда и его фамилия кончалась бы на «швили» или «адзе», ну как тот же Шеварднадзе. Он и спросил, ничтоже сумняшеся, чтобы разобраться все-таки, какое отношение он имеет к азербайджанской диаспоре, в которой так высоко чтят его приятеля Рустама Алиевича:
