Александр Содерберг - Ее андалузский друг
Один из парней поднялся, ударил себя кулаком в грудь, выкрикнул что-то, что Хассе даже не стал слушать. Его уже достала болтовня на шведском языке с акцентом. Парень двинулся к нему. Хассе Берглунд засунул себе в рот еще еды, продолжая жевать, показал свое полицейское удостоверение, распахнул пиджак и показал кобуру с пистолетом.
— Сядь на место…
Парень попятился и послушно сел на место. Хассе принялся кидаться картошкой во всех троих. Парни молча сносили унижение. Хассе не демонстрировал ни злости, ни радости, лишь меткость, когда его картошка попадала в спину, затылки, руки и прыщавые лица подростков.
Андерс Аск и Эрик Страндберг вошли в кафе в разгар происходящего. Они приблизились к его столику.
— Ты, наверное, и есть Хассе Берглунд, — произнес Эрик.
Тот посмотрел на них, кивнул и продолжил кидаться картошкой.
— Меня зовут Эрик, а это Андерс.
Эрик со вздохом уселся за стол. У него была температура, от чего его прошибал холодный пот, что-то давило на лоб, а во рту пересохло.
Хассе швырнул картошку, которая попала кому-то на шапку.
— Я смотрю, тут настоящая картофельная война? — спросил Андерс.
— Еще бы, — ответил Хассе, продолжая кидаться.
Андерс поддержал его, взял несколько кусочков жареной картошки и тоже запустил в парней. Парни с оскорбленными лицами смотрели прямо перед собой.
— Ты ведь работал раньше в полиции в центре города? — спросил Эрик, тяжело дыша от повышенного давления.
— Так точно.
— А потом в Арланде?
Жареная картошка закончилась.
— Закажем еще? — спросил Андерс.
Эрик покачал головой, повернулся к парням.
— Хорошего вам дня, мальчики. Позаботьтесь друг о друге, — проговорил он и жестом велел им исчезнуть.
Подростки поднялись и, ссутулившись, удалились прочь. За дверьми ресторана они начали кричать и драться между собой, но вскоре удалились.
— Отличные парни! — проговорил Андерс.
— Будущее страны, — буркнул Хассе.
Эрик кашлянул в сгиб локтя. Хассе пил лимонад через трубочку, глядя на собеседников. Андерс выпрямился и взял слово:
— Ты разговаривал с Гуниллой, она рассказала тебе о нашем проекте. Мы хотели встретиться с тобой.
— О тебе, Эрик, я слышал. А вот ни про какого Андерса мне не говорили.
— Андерс — наш консультант, — пояснил Эрик.
— А чем занимается консультант?
— Консультирует, — ответил Андерс.
Берглунд нашел на стуле у себя между ног еще кусок жареной картошки, засунул ее в рот.
— Тебя тоже зовут Страндберг. Гунилла — твоя баба?
Эрик смерил Хассе взглядом:
— Нет.
Берглунд ожидал продолжения, но его не последовало.
— Ладно-ладно, мне наплевать, я рад присоединиться к компании. Ибо за этим вы и приехали — чтобы предложить мне работу?
— Да вроде того. Что скажешь, Андерс?
Аск промолчал. Хассе переводил взгляд с одного на другого.
— Ну же, проснитесь! Я сижу в этом трижды проклятом аэропорту — мне надо во что бы то ни стало выбраться из этой дыры, пока я кого-нибудь не пристрелил. Я человек гибкий, я так и сказал Гунилле.
Эрик постарался найти удобное положение на твердом привинченном к полу стуле, несколько раз кашлянул.
— Хорошо, суть вот в чем. Мы работаем в группе. Решения Гуниллы мы не ставим под сомнение — она всегда права. Если результаты не появляются с той скоростью, с какой нам бы хотелось, то рано или поздно они все равно будут. Гунилла это знает, и поэтому мы следуем ее распоряжениям. Если ты не понимаешь своей роли в работе, не задавай вопросов — продолжай вкалывать и молчи в тряпочку. Понятно?
Хассе допил свой лимонад, добрался до кусочков льда на дне стакана.
— Ну, — проговорил он равнодушно, выпуская изо рта трубочку.
— А если у тебя есть жалобы, если ты считаешь, что с тобой поступили несправедливо или там еще какие профсоюзные вопросы… Ну, тогда ты вылетаешь, как пробка из бутылки.
Эрик наклонился, взял неначатый яблочный пирог из коробочки, стоявшей перед Хассе, и откусил большой кусок. Пирог оказался горячий, и он жевал с открытым ртом, продолжая говорить:
— Мы работаем на основании простых уравнений, не любим усложнять то, что просто. Если ты будешь хорошо делать свое дело, тебя ждет награда.
Эрик проглотил яблочный пирог Хассе. Тот сидел с неподвижным лицом. Эрик взял со стола салфетку, вытер ею пот со лба и звучно высморкался.
— Тебя скоро переведут к нам. И молчи об этом разговоре, не проболтайся другим коллегам, просто тихо радуйся, что тебе так свезло, ты понял?
— Все на пять, — ответил Берглунд, подняв вверх большой палец и криво улыбнувшись.
Эрик посмотрел на него суровым взглядом:
— И со мной — никакого паясничанья.
Он поднялся и вышел. Андерс напустил на себя наивный вид, пожал плечами и двинулся за ним.
После встречи с Гуниллой и Андерсом у Ларса долго тряслись руки. Даже таблетки не давали желаемого эффекта. Гунилла и Андерс в сговоре… Что-то происходит — а его не посвятили в суть дела… Они ставят под сомнение его слова. Они не доверяют ему.
Тревога разъедала его изнутри. После встречи он поспешил домой, взял рецепты, украденные у Рози, и поехал в ближайшую аптеку. Там стояла очередь, она продвигалась медленно — тетка за прилавком никуда не торопилась. В животе у Ларса разливался холодный страх. Аптекарша начала расспрашивать его об одном из препаратов. Он отвечал кратко и односложно — что он сын Рози, что он ничего не знает, просто пришел получить то, что ей назначил врач. Время от времени он чесал щеку.
Вернувшись домой, Ларс открыл справочник лекарственных средств. «Люрика» оказалась сродни «Киндер-сюрпризу» — три подарка в одном: средство от эпилептических припадков, нейропатических болей и повышенной тревожности. Рози принимала таблетки от нервов. На упаковке было написано «300 мг» — самая мощная дозировка, отлично! Он принял две, запил их водой из стоявшего на столе стакана. Второй рецепт был на спрей от насморка, его Ларс отправил в помойку. Третье средство, упаковка которого выглядела иначе и по поводу которого у аптекарши возникли вопросы, называлось «Кетоган». Ларс снова открыл справочник. «Препарат вызывает зависимость. Назначать с большой осторожностью». Но ведь он уже зависим, ему сказала об этом много лет назад школьная медсестра. В голове у Ларса родилась мысль, что в этом случае таблетки для него не опасны — да что может случиться?
Он стал читать дальше. «Кетоган» оказался препаратом на основе морфина, применяемым при очень сильных болях. Очень сильные боли?
Он разорвал упаковку. Черт, ректальные свечи! Но охота — пуще неволи. Ларс спустил штаны, встал на четвереньки и вставил себе одну свечу «Кетогана», затем вторую… а затем еще одну. Натянул штаны и вышел в гостиную. Постепенно окружающий мир становился мягким, упорядоченным и необременительным. Он бесцельно бродил по комнате, охваченный внезапной благодарностью за все, что у него есть в жизни. Все встало на свои места, все чувства улеглись, запаянные в прочные капсулы, из которых не вырвется ни один неприятный звук, ни одно острие, о которое он мог бы уколоться. Ларс уселся в углу комнаты. Паркетный пол казался мягким, он улегся на него — как на водяном матрасе! — и устремил взгляд вдоль пола. Все выглядело таким изящным и красивым, таким приятным — подумать только, что обычный пол мог оказаться таким совершенным, таким невероятно приятным.
Лежа в углу, Ларс наслаждался всем тем, что хорошо знал, но все же до конца не понимал. Когда это состояние стало проходить, он добавил всего понемножку. Мир стал интересен, его пальцы начали разговаривать друг с другом, разъяснять ему суть бытия. Суть, расположенную за пределами законов физики и законов творения… За пределами законов сотворения Бога… На этом месте Ларс заснул.
Будильник зазвонил, как пожарная сирена. Прошло немало часов, и чувство опустошенности усилилось, пустота превратилась в огромную черную дыру, поглотившую весь свет во вселенной Ларса. Встав на подгибающихся ногах, он наугад смешал таблетки и принял очередную дозу. Черная дыра уменьшилась и поблекла, жизнь снова стала легкой.
Сев за руль, Ларс взял курс на Стоксунд. Все радиостанции передавали отличную музыку, он странно подергивался в такт ей.
Найдя подходящее укрытие для машины, Ларс надел наушники и стал слушать ее. Как она бродила по дому в одиночестве, как стряпала в кухне, как беседовала по телефону с подругой Кларой, как смеялась чему-то забавному в телевизоре. Его тянуло туда, к ней — разделить с ней ее занятия или просто сидеть рядом, любуясь ею.
Стемнело, в доме воцарилась полнейшая тишина. Тоска буквально разрывала Ларса изнутри.
В половине второго ночи он отложил наушники, надел темную шапку, осторожно открыл дверь машины и направился к дому.
