Татьяна Иванова - Алмазы французского графа
Санька совсем растерялся, и молча уставился на Кольку.
— Что делать-то, Колян?
— Что, что! Надо сообразить!
— А вы не думаете, что он милицию вызвать успел? — спросил кто-то из толпы. — Трубку-то возле уха держал, так может менты уже вызов приняли?
— Все разом напряглись, — а ведь и правда! Такое вполне могло произойти.
— Ладно, без паники! Отсюда пока надо смотаться, — решил Коля. — Застрять где-нибудь в сугробах и подождать. Если милиция не нагрянет, тогда вернемся и решим, что делать.
После этого сообщения он подошел к Саньке, выхватил у него ружье, и, сняв с головы понурого друга вязаную шапку, протер ею ствол и курок. Потом надел шапку на руку, и обхватил импровизированной варежкой ружье.
— Айда на выход! — скомандовал он, и шайка повалила вперед.
Саша шел почти последним, и не видел за высокими спинами взрослых, как Колька удалял с ружья отпечатки пальцев Сани Лукина, а если б даже и видел, то все равно сразу не догадался бы из-за страха после случившегося. И потому без возражений принял ружье из рук Подгорного.
— На-ка, подержи! — сказал ему тот, — мне с собой кое что захватить надо, — и указал рукой вглубь склада.
— Зачем? Мы что, его с собой возьмем? — спросил Саша, принимая ружье из рук командира.
— Может, и возьмем, я еще не решил, как будет лучше. — Сказал Колька и, всучив страшную ношу малолетке, отошел в сторону.
Потом, через минуту вернулся, комкая в руке какую-то безделушку.
— Знаешь, Санек, брось-ка ты ружье. Я подумал, подумал и решил, что нам все-таки не следует его с собой брать.
Саша осторожно положил ружье на пол и налегке побежал к выходу, догоняя остальных.
Убежать они не успели. Милицию сторож все-таки успел вызвать. И лишь только они вышли за ворота склада, как невдалеке раздалась милицейская сирена.
— Бежать врассыпную! — громко до хрипоты закричал Колька. — Кого поймают, нипочем не сознаваться! Никто ничего не видел и не слышал!
После этих слов он схватил за руку стоящего возле него Сашу и поволок к большому сугробу.
— Лука, сбавь ход, подожди! — крикнул Колька на ходу бежавшему впереди них Лукину.
Тот приостановился, подождал их, и они втроем побежали дальше.
Затаившись в сугробе, они отдышались первым делом, а потом Подгорный повел странный разговор.
— Малыш! — впервые за все время, ласково обратился он к Саше, и тот сперва, даже не понял, что такое обращение адресовано ему.
— Тут такой расклад. Если нас все же застукают, тот Луке за убийство сторожа пятнашка корячится, понимаешь?
— Ну? — сказал Саша, предчувствуя нехорошее.
— А если б это, к примеру, сделал ты, несовершеннолетний, то кроме воспитательного процесса в детской комнате милиции, ничего бы не получил.
Саша почувствовал, как среди окружившего его холодного снега, липкий, потный жар пробирается к нему под куртку, охватывая все тело.
— Ну я же не стрелял! — воскликнул он. — И не стал бы никогда.
— Да, это понятно, Сашок. Ясное дело, что не стал бы. И я, знаешь, тоже не стал бы! И Лука не стал, если б подумал вовремя. Но он сделал это машинально, спонтанно, правда ведь, Лука?
— Правда! — тихо сказал Лукин.
Так, понимаешь ли, бывает! — принялся пояснять Колька. — Человек совершает что-то совсем не подумав, а потом понимает, что сделал это зря. Но это уж потом. А нам- то теперь что делать?
— Что? — спросил испуганно Саша.
— Друга выручать надо. Я не могу, потому, что сам старше его, а ты смог бы, а Сашок? Смог бы ведь?
Саша, представив себя в роли преступника — убийцы, передернулся. И ему в голову, прежде всего, пришла мысль не о своей собственной участи, — клейме, с которым после взятия на себя такой вины ему придется жить. Он, прежде всего, подумал о Дмитрии Сергеевиче. Даже не о маме, не о бабушке, а именно о нем! Кем он, Саша, предстанет в его глазах, когда признается в убийстве сторожа?
Нет! Это просто невозможно! Дмитрий Сергеевич не должен услышать от него такого признания.
Колька и Лука молча ожидали от него ответа. А вдалеке, между тем, менты уже кого-то схватили. Оттуда слышались чьи-то протестующие возгласы. — Отвали! Я вооще не при чем! Мимо шел, понял?
— Похоже, Коржа взяли. — Констатировал Подгорный, узнав подельника по голосу. — Теперь, глядишь, потихоньку до всех доберутся.
— Может смотаться пока? — предложил Лука.
— Ага, смотаешься! — возразил Колька. — На улице вон, светать начинает. Только поднимись из сугроба, они сразу засекут.
— Сашок, ну, что ж ты молчишь, а? — принялся он вновь пытать своего малолетнего компаньона.
— Не могу я. — Буквально выдавил из себя Саша.
— Почему?
— Потому! — вздохнул Саша. — Мамка не переживет, — схитрил он, и бабка сразу же закочурится от таких вестей.
— Да, брось ты, Санек. Во- первых, ты скажешь, что сделал это нечаянно. Взял ружье, чтобы сторожа попугать и машинально нажал на курок, вовсе не думая, что оно заряжено. Скажешь, что когда выстрелил, то и сам испугался, вовсе этого не ожидая. Оттого сразу и ружье на пол бросил.
Саша молчал. Про себя же решил, что ни за что на это не согласится. Даже если Подгорный сейчас всякими ухищрениями, а может даже силой и угрозами выбьет из него это согласие.
— Давай, давай, Сашок, соглашайся. Ты малолетка несмышленая, да еще, если скажешь, что сделал это нечаянно!!! Тебе ведь ничего не светит, пацан! И мамка тебя поймет и простит, и бабушка. Ну, Сашок, ты чего, не согласен что-ли?
— Нет! — твердо ответил Саша.
— Ну ты и падла! Как нос тебе утирать столько лет, так Колька и Саня, а как друзей выручать, ты сразу в сторону!
Милиционеры, между тем, обнаружили еще несколько человек, спрятавшихся в ближайших сугробах, и двое из них, отделившись от группы захвата, направились в их сторону.
Уговаривать Сашу уже было некогда, и Подгорный строго сказал.
— В общем так, сделаешь, как я решил. Признаешься, что выстрелил, но выстрелил нечаянно. Тебе все равно не отвертеться. На ружье отпечатки твоих пальцев, дружок! Разве ты не догадался, для чего я тебе его дал?
Саша почувствовал, как его затошнило от этого сообщения. Осознав неизбежность предстоящего признания, ему стало плохо. Но это длилось всего лишь минуту, а потом мощный протест, прущий напролом, так свойственный его характеру, обдал его мощной волной.
— А как же отпечатки Луки? Они ведь тоже там есть! — воскликнул он.
— Нет! — с победным видом взглянув на мальчугана, сказал Подгорный. — Я их стер его шапкой, а потом специально отдал ружье тебе. В общем, деваться тебе малява, теперь некуда! Признаешься и баста! А если не сделаешь этого, я тебя самого прибью, понял?
Саша ничего ему на это не ответил.
Всю банду Подгорного повязали в этот же день. Все, кроме Подгорного с Лукиным сказали, что впопыхах не увидели, кто стрелял в сторожа. Руководители же группировки указали на Сашу. После этого к ним домой приехали два милиционера, один из которых представился следователем тульской прокуратуры, а второй лейтенантом детской комнаты милиции. Сашу допрашивали при маме, которая плакала навзрыд. Удрученный Дмитрий Сергеевич сидел в соседней комнате.
Саша рассказал все, как было, вплоть до того, что Подгорный приказал никому не сознаваться в том, что убийство совершил Лукин. Одним словом, опросив вслед за Сашей других малолетних грабителей, — шавок, и пригрозив им ответственностью за дачу ложных показаний, милиционеры добились от них настоящего признания.
В результате за групповое нападение на склад с убийством, Саня Лукин получил десять лет, Коля Подгорный, как руководитель и организатор, семь, остальные взрослые ограничились кто двумя, кто тремя годами лишения свободы.
На прощание Коля пообещал Саше, что прибьет его после возвращения из тюрьмы, и велел, чтобы тот это хорошо запомнил.
ГЛАВА 33
— От чего это вы такие игривые? — спросил Камушев, прикрывая за собой дверь кабинета.
— Игривые? — Рокотов покачал головой. — Да, смеялись только что, Андрей Константинович. Хором.
— Я тоже хочу. Просветите.
— Да, тут наш горе — любовник позвонил.
— Это кто ж такой?
— Полищук Валентин Романович, собственной персоной. И сообщил, кто его любовница, у которой он, якобы, находился в момент убийства Ларионова.
— Ну?
— Ну, мы и послали туда Игорька Забелина. Он поехал, взял у его дамы сердца свидетельские показания, а вернувшись, так прямо сходу и спросил.
И ребята снова зашлись смехом.
Камушев, улыбаясь, вопросительно переводил взгляд с одного на другого.
— Мне, что тоже ржать вместе с Вами за компанию, или как?
— Он, Андрей Константинович, поинтересовался, сколько раз Полищук у нее зубы считал, чтобы приступить к тому, зачем пришел. Ну, как в том анекдоте про бабку и солдата.
