Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение
— Не могу сказать точно, но что-то около девяти.
— Видели вы кого-нибудь на берегу реки, в деревне или на дороге по пути домой?
— Да, в районе площади я видел несколько человек, но ни с кем не заговаривал.
— Вы никого не узнали из них?
— Ну, Томми Ноул с кем-то болтал на площадке перед своим гаражом, но я не уверен, что он меня заметил…
В каморке снова повисло молчание. Только электронные часы, щелкая, отмеряли секунды.
— Вы любите музыку, мистер Винтер?
Винтер поднял глаза на Уайклиффа:
— А почему бы вам сразу не спросить, мог ли я устроить эту шараду на клавишах органа?
— Ну хорошо, спрошу вас и об этом.
— Да, но я не делал этого и даже не могу представить себе, кому это могло понадобиться…
— Когда вы вышли из дому в тот субботний вечер, какая на вас была обувь?
Винтер долго колебался, прежде чем ответить, но Уайклифф не торопил его. После пары неудавшихся попыток заговорить Винтер выдавил:
— На мне были мои полусапоги…
— У вас имеется несколько пар таких?
— Нет.
— Знаете ли вы, что такой ботинок уже исследуется на предмет совпадения с отпечатками на полу церкви?
— Да.
— Вам нечего сказать по этому поводу?
— Нет, разве что могу повторить, что я там не был.
— Хорошо, еще один вопрос. Насколько я понял, вы одолжили у викария экземпляр «Церковного ежеквартальника», где была опубликована статья, интересующая вас. Что стало с журналом?
— Ну, наверно, я его вернул…
— А вы можете вспомнить обстоятельства, при которых это произошло?
Винтер снова слишком долго прикидывал и колебался, что Уайклиффа очень озадачило. Наконец Винтер пробормотал:
— Боюсь, что нет…
— Клавиши органа были заткнуты сложенными листками из той самой статьи. Как вы можете это объяснить?
— Никак не могу…
Ну что ж. Уайклифф проговорил в диктофон: «Эта беседа закончена в 16.34. Она записана на пленку и будет расшифрована. Затем вас попросят прочесть запись и подписать ее, если вы найдете ее точной…»
Диктофон отключили.
— А что дальше? — спросил Винтер.
— Вы можете идти, но я настоятельно рекомендую вам хорошенько подумать о вашей вечерней прогулке в субботу, а также о том, что сталось с журналом, из которого вырезаны страницы. Двое моих офицеров поедут с вами домой и произведут там обыск, в целях обнаружения журнала. Я могу, конечно, получить на это ордер, но если вы не возражаете, то ордер не обязателен…
— Я не возражаю.
Уайклифф вернулся в свой кабинет. Он чувствовал досаду и подавленность. Через пару минут подошел Керси.
— Значит, решили его отпустить?
— Да.
Керси хмыкнул.
— Так-так… Но ведь сегодня только третий день после убийства. Чего вы ожидаете?
Уайклифф задумчиво ворошил бумаги на своем столе.
— Понимаешь, Дуг, эта женщина все-таки не на дороге валялась, сбитая безвестной машиной. Ее убили со скандалом, в самом сердце маленького местного мирка, частью которого Джессика была всю свою жизнь. Известны ее приятели и знакомые, известен ее образ жизни, и сам почерк преступления, возможно, указывает на убийцу.
— Ага, — сказал Керси. — Значит, Винтер в качестве кандидата на эту роль вас не очень прельщает?
Уайклифф помолчал.
— Что бы я о нем ни думал, у нас нет достаточной массы улик, материалов или свидетельств, чтобы задержать его, не говоря уже о том, чтобы предъявить обвинение. И кроме того, тут не проглядывается мотива. Насколько я понимаю, смерть Джессики не могла разрешить проблемы Винтеров, наоборот, это вызвало у них полный кризис.
— Значит, вы не считаете его убийцей? — повторил Керси.
— Нет, он вполне может им оказаться. Для совершенно невиновного человека многие его ответы не кажутся откровенными и убедительными. Но если это он убил Джессику Добелл, то во всем деле должно быть гораздо больше обстоятельств, указывающих на него, чем нам удалось раскопать на сегодняшний день. Что там говорила Люси? Насчет того, что у Винтера, как у айсберга, девять десятых под водой. Она, пожалуй, права.
Уайклифф откинулся в кресле и продолжил:
— Когда Фрэнкс заметил, что нам предстоит повозиться с экспертами-психиатрами еще до суда, я сперва не поверил. Но сейчас я вижу, что этот случай нельзя раскрыть, просто изучая кусочки бумаги, которыми заткнули клавиши органа, или грязные следы на этом дерьмовом полу…
Уайклифф крайне редко выражался так крепко, и Керси насторожился.
— Так какой у нас будет распорядок дня?
— Хочу, чтобы ты взял с собой Фокса и Коллиса — обыскать ферму. Официально целью вашего поиска будет журнал викария, но под этим соусом у вас остается полная свобода рук. Я даже не представляю себе, что вы можете там найти. Естественно, если вы найдете что-нибудь обличающее, поступай по обстоятельствам… Не уезжай, пока Винтер не подпишет свои показания, а потом возьми и его с собой.
Оставшись в одиночестве, Уайклифф с тоской посмотрел на телефон, в надежде, что он зазвонит, потом на дверь — в надежде, что в нее постучат… Похоже, расследование сбивалось со следа. Он дошел до той стадии, когда шахматист пытается побольнее задеть под столом ногу противника… Уайклиффу необходимо было немного удачи.
Он подстриг заусенец на ногте, вытряхнул блюдце, которое Керси использовал вместо пепельницы, и тщательно сложил одну к одной свои папки. Словно церемония ублажения каких-то неведомых богов…
И похоже, боги взялись за работу. По крайней мере, в дверь постучали и вошел Диксон с листком розовой тонкой бумаги в руках.
— Получен факс из архива, сэр. У них не хранятся отпечатки, найденные в доме Арнольда Пола.
Так. Еще хуже. Но еще до того, как Диксон вернулся на свой пост, зазвонил телефон.
— Это детектив-инспектор Кокс, сэр. Из отдела финансовой преступности.
— Соединяй меня! — откликнулся Уайклифф и поднял трубку. — Джофф? Это я, Чарли…
Они с Коксом вместе прошли обучение в спецшколе, но потом Кокс перешел в отдел финансовых преступлений и карьера его застопорилась. Именно у него Уайклифф хотел навести справки о деятельности лжебратьев Полов.
— Чарли, вчера по телефону ты говорил, что Арнольд Пол иногда случайно обращался к своему так называемому брату «Тимми». Это меня насторожило, но сперва я не понял, почему. А вот ночью на меня снизошло озарение! Несколько лет тому назад Арнольд Пол выступал свидетелем защиты некоего Тимоти Рэйзона. Рэйзон обвинялся в подложном бухгалтерском учете и злоупотреблениях компании, где он работал исполнительным директором. Но это в прошлом. А теперь у нас есть ордер на его арест уже по совсем свежему обвинению — и на этот раз посерьезнее. Слишком уж много совпадений, чтобы допустить случайность, верно? Так что я хочу послать одного своего парня к тебе, чтобы он потолковал с твоим другом Полом…
— Милости прошу. Но ты не представляешь этого Рэйзона в качестве убийцы?
Кокс на том конце провода засмеялся.
— Нет, разве что в шутку! Мы по долгу службы встречаем множество таких типчиков, не особо блистающих умом. Они ввязываются то в одну аферу, то в другую, даже не замечая этого, и их удача лишь в том, если они найдут и сумеют надуть еще больших болванов, чем они сами… А что касается сложных интриг — то Рэйзон слишком уж мелкая сошка для этого. Вообще, финансистов можно заподозрить в интеллектуальности в самую последнюю очередь. Главное тут — хитрость и алчность.
— Наверно, он имел какие-то рычаги давления на Арнольда Пола?
— В общем, я буду держать тебя в курсе, если что-то раскопаю…
Вот и все. Боги только подшутили над ним. Уайклиффа совершенно не интересовали финансовые махинации, в которых мог участвовать Арнольд Пол…
Время уже близилось к шести часам, когда Уайклиффу наконец позвонили с обыска.
Это был Керси.
— Я говорю с мобильного телефона в машине. Похоже, в доме ничего нет. Мы все перетряхнули вверх дном. Винтер не выказал ни малейшего интереса к обыску, даже не стал смотреть, что и как мы осматриваем. Просто пошел и стал заниматься своей работой на ферме. Стефания тоже не пикнула. Только ходила вокруг нас, но ни единого слова не обронила. По-моему, в этом всем не было притворства.
— А мальчишка, Джильс, был дома?
— Сидел уткнувшись в свои учебники за кухонным столом. Я ему предложил поприсутствовать при обыске его комнаты, но он этак холодно на меня посмотрел и сказал только — нет, спасибо…
— По вторникам у нас — вечер пирогов! Настоящие корнуэльские пироги, хорошие, миленькие! Как они вам? Все тут настоящее — простое тесто, курятина, ломтики картофеля, репа и лук! Ничего не шинкуется, ничего не стругается! — Джонни Глинн исполнял свою роль радушного хозяина, как обычно. — Конечно, господа и дамы, если пожелаете — у нас есть и холодные закуски…
