Диана Бош - Забытый грех
– Почему? – машинально переспросила Александра.
– Потому что я тебя… – он хотел сказать «люблю», но побоялся произнести это слово и заменил на менее высокопарное, – ревную.
– А, ну это, конечно, сразу меняет дело, – издевательским тоном сказала она. – Тогда по-всякому себя вести можно.
– Чем мне искупить свою вину? – Он огляделся. – Хочешь цветы?
Он схватил с прилавка самый роскошный букет.
– Не хочу, у меня вчерашние еще не завяли, – строптиво вздернула нос Алекс, пряча руки за спину.
– О горе, нет мне прощенья, – патетически воскликнул Эдик и плюхнулся на асфальт перед Александрой, обнимая ее колени.
– Ты с ума сошел, – зашипела она, пытаясь высвободить свои ноги из его объятий, – встань немедленно! Что за балаган, в самом деле.
– Не встану, – помотал он головой. – Только если скажешь, что простила.
– Хорошо, я простила. Отпусти меня сейчас же, – приказала она.
Он поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх.
– Солнышко, ну кто ж так просит? Так собакам команды дают. Ласковей надо.
Александра скрипнула зубами и, старательно изображая нежность, протянула:
– Пожа-а-алуйста!
– Вот, другое дело.
Лямзин встал, отряхнул брюки и, подхватив ее под локоть, потянул дальше по улице.
– Куда ты меня тащишь? – попыталась сопротивляться она.
– Тсс! – Эдуард прижал палец к губам и принял загадочный вид. – За нами следят. Сейчас быстро, не оглядываясь, садимся в мою машину и отъезжаем.
– А если она заминирована? – так же понизив голос, подыграла ему она.
Он поманил ее пальцем и, нагнувшись к самому уху, прошептал:
– Исключено. У меня кругом навешаны противотанковые мины. Злоумышленник просто не пройдет.
– Хосспади, вот трепло, – вздохнула Александра. – Ладно, не тащи меня, я сама пойду.
– Ну вот, сразу трепло. Я надеялся, что со мной хотя бы весело.
– Ага, обхохочешься. То сцены ревности на пустом месте, то посреди улицы менуэт на коленях. Да, кстати, я не знаю, что там у тебя дальше по плану, но мне нужно во-он туда.
Алекс показала рукой в ту сторону, откуда они только что пришли и куда, собственно, она первоначально и направлялась.
– И что там?
– Там зоомагазин. Мои коты жутко много едят, ты даже не представляешь – сколько. Во всяком случае, Сильвер – точно. И еще кое-что по мелочовке купить надо.
– Так поехали, к чему идти? – Он открыл машину и завел мотор.
В зоомагазине, пока Александра выбирала корм и мультипасту для кошек, Лямзин прилип к клетке с крысами. Он так долго стоял около них, что Александра забеспокоилась. Она подошла и озадаченно посмотрела на него.
– Проблемы?
– У меня – нет, но вот у него – определенно, – Эдуард указал пальцем на большого крысиного самца, стоящего на задних лапах и задумчиво точащего зубами прутик.
– Почему? – удивилась Александра. – Мне кажется, с ним все нормально.
Лямзин поманил ее рукой, приглашая приблизиться вплотную к стеклу, и, когда она практически уткнулась в него носом, заговорщицки произнес:
– Вот. Это опухоль. Видишь? Только – тcс! – а то его никто не купит.
– Тьфу ты! – Александра выпрямилась. – Эдик, у всех крысиных самцов это есть. Их бог такими сотворил.
– Что, с мошонкой прям до середины колена?
– Как видишь.
В этот момент в магазин вошел парень в джинсах-афгани, плотно облегающих его тонкие и по-журавлиному длинные ноги, между которыми болталась отвратительно низкая мотня. В общем, как раз в тех самых штанах, которые уродуют любую фигуру: полных делают коротконогими и толстыми, худых – болезненно тощими и будто забывшими снять перед выходом из дома памперс.
Эдуард с Александрой машинально повернулись и посмотрели ему вслед.
– А-а, – многозначительно протянул Лямзин, – наконец-то я понял, для чего нужны брюки-афгани. Спасибо тебе, крыс, подсказал.
Александра не удержалась и прыснула со смеху, потом обреченно махнула рукой:
– Ладно, я еще не все купила, отойду. А ты, если вдруг еще какое открытие сделаешь, – зови меня.
Лямзин задумчиво ходил между рядами клеток. Сначала он постоял около длинноухих декоративных кроликов, смешно шевелящих верхней губой. Потом прилип к клетке с грустными котятами мейнкуна. Они, хотя и были размером со взрослую домашнюю кошку, выглядели сущими детьми. Им явно было скучно, и Лямзин с трудом подавил желание выпустить их на волю. Но сильнее всего его заинтересовал террариум с крупными мадагаскарскими тараканами. На первый взгляд они кружили внутри тупой биомассой, но, приглядевшись, он заметил, что насекомые явно проявляют зачатки интеллекта. Во всяком случае, так казалось: они образовали под стенкой террариума кучуа-малу, и тот, кто оказался сверху, пытался из банки выскочить. Однажды ему это почти удалось, но при штурме «козырька» таракан сорвался и упал вниз.
Зрелище оказалось столь занимательным, что у Лямзина даже возникла мысль возобновить тараканьи бега, немного модифицировав их. Когда к нему подошла Александра, он уже переместился к паукам.
– Не хочешь парочку паучков купить? – спросил Лямзин. – Смотри, какие милашки.
Она брезгливо поморщилась:
– Не хочу. Должна признаться, я с раннего детства боюсь пауков. И тараканов тоже. Для меня это запредельные эмоции. Кстати, я закончила, можно идти.
Он взял у нее пакеты и, пройдя вперед, открыл дверь. Колокольчики на ней жалобно звякнули.
– Странно, а я вот не помню, чтобы чего-либо когда-нибудь боялся. – Он задумчиво посмотрел вверх. – Но я в раннем детстве и себя не помню. Да и вряд ли это возможно?!
– Почему нет? Я вот себя помню с восьми месяцев примерно. Самое первое впечатление: сижу в коляске, на дворе очень солнечный день, и вокруг – ни души. Все взрослые куда-то исчезли, а меня оставили одну. А может, я перед этим спала и потом проснулась… Не знаю. В общем, сижу я в коляске, наслаждаюсь жизнью и вдруг поднимаю голову и вижу, как в синем-синем небе прямо на меня летит большой белый пух. Не тополиный, а такой, знаешь, похожий на шарик, с тонкими длинными упругими волокнами-волосками. Когда я стала старше, мы такие пушки ловили на ладонь и загадывали на них письмо. Поймаешь – будет доброе известие, нет – значит, не судьба. Но в тот первый год своей жизни я была абсолютно уверена: это враг, и несет он мне неминуемую смерть. В общем, как ты догадываешься, ревела я во весь голос, и так громко, что прибежали не только встревоженные родители, но и любопытные соседи. Все были уверены, что ребенка, то есть меня, убивают.
– Интересно. А действительно тебе было всего восемь месяцев? Неужели возможно в столь нежном возрасте что-то запомнить?
– Яркие впечатления запоминаются. Представь себе, я до сих пор помню панический страх – «сейчас эта тварь коснется меня своими волосками, и я умру…». А то, что мне было восемь месяцев, – абсолютно верно. Может быть, даже меньше, но не больше, совершенно точно. Потому что в девять я уже начала ходить – вероятно, торопилась научиться убегать от противных пушинок. Их я, конечно, уже давно не боюсь, а вот пауков – особенно волосатых – до дрожи.
– Но тараканы-то не волосатые.
– У них мерзкие тонкие лапки, и вообще их я опасаюсь прицепом ко всем остальным насекомым.
Она сморщила нос, показывая, насколько они ей противны.
– А если в банку с тараканами положить что-нибудь ценное, к примеру чек на миллион долларов, достанешь?
– Эдик, да ты садист, – протянула она. – Да хоть на три, голой рукой я туда не полезу.
– Хм, интересно. А я вот как-то в детстве страхов избежал. Нет, вру, собак боялся. Они меня покусали сильно, и потом я стал их избегать.
– Ну это вполне оправданный страх, – вздохнула Александра. – А вот у меня все в жизни не так, даже страхи – и те дурацкие. Давай сейчас ко мне? Близнецы будут рады.
Уже в машине, когда они катили по шоссе, Лямзин вдруг спросил:
– Александра, ты случайно не помнишь, как на тебя напал страх? Я имею в виду к пушинкам.
Она пожала плечами:
– Не знаю. Надо будет у мамы спросить. Я только помню, что, когда она поняла, чего именно я боюсь, взяла меня за руку и, поймав пух, предложила его потрогать. А я не соглашалась и ревела.
– Хм, интересно, и откуда мог у маленького ребенка возникнуть такой страх? Ну я понимаю, что-нибудь там ужасное, безобразное, но безобидные белые пушинки?!
– Не поверишь, мне тоже это интересно, – засмеялась она, – но внятного ответа я так ни от кого и не получила. Кроме – ты не поверишь! – уфологов. Мне как-то спокойно и буднично объяснили, что маленький ребенок некоторое время после рождения помнит свое прошлое воплощение и автоматически переносит в новую жизнь знания старой.
– Ну-ка, ну-ка, забавно!
– Да эта версия, в общем-то, достаточно фантастическая, поэтому я ее публично обнародовать не решусь.
– Но мне-то можно, я ж, честное пионерское, в «желтуху» не побегу компромат сдавать.
