Екатерина Черкасова - Бедная богатая девочка
Сима хотела обидеться, но передумала.
- Ну надо же с чего-то начинать, - заметила она.
- И то правда, - вздохнула санитарка, открывая
дверь ординаторской.
Наверное, все ординаторские старых больниц похожи друг на друга, как две капли воды. Высокие облупленные потолки, старые столы, заваленные анализами и историями болезней, кружки остывающего чая, свистящий чайник в углу. Там же, в углу, на низком столике чей-то несъеденный бутерброд, нож с деревянной ручкой. Сима знала, что перед тем, как привести сюда больного, нож обязательно уберут. Психиатры делают это автоматически. За компьютером сидел молодой черноволосый парень, который повернулся, когда она вошла.
- Вы к кому? - с интересом спросил он, рассматривая впечатляюще длинные Симины ноги, затянутые в джинсы, между прочим, новые и довольно дорогие. Он встал и непроизвольно выпрямился, чтобы не казаться ниже Симы. Ну еще бы, кавказец, а это, несомненно, был кавказец, и ниже девушки! Симе показалось, что он даже привстал на цыпочки. Она поняла, почему санитарка так критично о нем отзывалась: он был очень, очень молод, от силы года 23, меньше никак быть не могло, потому что он все-таки закончил институт. У него были быстрые черные глаза, мягкая улыбка и порывистые движения.
- Если вы Владимир Эмильевич, то к вам, - сказала Сима.
- Это я, - радостно произнес он, с изумлением
глядя на нее бархатными глазами. Наверное, он не был так уж изумлен и так уж радостен, просто все его эмоции были преувеличенны.
- Я следователь, меня интересует ваша пациентка Анна Кислова, - строго сказала Сима.
- Да? - распахнул он и без того огромные глаза.
А что она натворила?
- Ничего, - сухо сказала Сима. - Она
интересует нас как свидетель.
В ординаторскую вошла девушка, затянутая в белый халатик и носящая его так, словно это было платье для коктейлей.
- Володя-джан, ты принес мне булочку из буфета? - капризно спросила она с порога и только потом заметила Симу.
Они обменялись многозначительными взглядами, затем девушка демонстративно села за стол и принялась что-то писать. Боже мой, где они взяли этих детей?! По собственническому поведению юной психиатрессы
Сима поняла, что здешних врачей интересует не только наука.
Владимир Эмильевич взял Симу под локоток и под ревнивые взгляды девушки вывел ее за дверь.
- Вы курите? - доверительно спросил он ее.
Сима кивнула. Доктор указал ей на псевдокожаный диван и галантно поднес зажигалку.
- Здесь гораздо удобнее и никто не помешает. Итак, я вас слушаю. - В его интонации прозвучал намек на интимность.
- Владимир Эмильевич, что с Анной, какой у нее диагноз?
- Интоксикационный психоз в связи с употреблением ЛСД. Вы понимаете
меня?
- Вполне. И каковы симптомы?
Доктор с уважением посмотрел на Симу. Ведь птичий язык профессионалов не всегда понятен даже врачам другого профиля.
- После употребления ЛСД у нее развилось острое психотическое
состояние с преобладанием галлюцинаций, иллюзий, дереализационно-деперсонализационных
расстройств, нарушение схемы тела при полном отсутствии критической
оценки своего состояния. Ее нашла мать и сразу же вызвала "Скорую".
Если вы в курсе, психозы, вызванные приемом ЛСД, часто носят эндогенную окраску.
Сима поморщилась, но вспомнила, что Марина Алексеевна
говорит так, когда симптомы заболевания напоминают шизофрению.
- Но это не приступ шизофрении? - проявила она
эрудицию.
Владимир Эмильевич преувеличенно восхитился:
- О! Вы так глубоко ориентируетесь! Откуда такие
знания?
- Мама психиатр, - коротко ответила Сима.
- Какое совпадение!
Сима никакого совпадения тут не увидела.
- И все же?
- Понимаете, пока рано говорить, катамнез покажет...
Употребление ЛСД может провоцировать развитие шизофрении, а после прекращения употребления наркотика могут возникать острые психотические состояния, так называемые флэш-бэк, и дифференцировать их с шизофреническими психозами бывает весьма затруднительно. - Несмотря на сильный армянский акцент, доктор говорил гладко и толково, и Сима подумала, что зря санитарка ругала его за молодость.
Как известно, этот недостаток со временем проходит сам.
- Каково сейчас ее состояние? Можно с ней побеседовать? - спросила Сима.
- Галлюцинаторно-параноидный синдром на фоне депрессивного аффекта. Продуктивному контакту практически недоступна. Погружена в свои переживания.
Сима понимающе покивала головой.
- Испытывает страх, тревогу, считает, что ее душа застряла в
других мирах и разлетелась на осколки, а тело осталось здесь. Упоминает
какого-то мужчину, который преследует ее, чей голос она слышит. Впрочем, - согласился Владимир Эмильевич, - попробуйте.
* * *
Перед ней сидела девушка с фарфоровой кожей и длинными, собранными в хвост светлыми волосами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не выражение страдания на ее лице, если бы не остановившийся, устремленный за Симино плечо взгляд.
- Аня, - мягко сказала Сима, которая не раз слышала,
как мать беседует с больными. - Меня зовут Серафима Григорьевна, я хочу задать тебе несколько вопросов. Можно?
- Задавайте, - безразлично произнесла девушка, не отводя глаз от какой-то точки за ее спиной. Безразличный тон странно диссоциировал с выражением тревоги и страха, написанным на ее лице.
- Аня, ты знаешь, что Викиного папу убили? Ты же ее подруга?
- Была подруга. Но я предала ее, предала! Я не
знала, что Владимир Сергеевич умер.
- А как же ты ее предала?
- Я не хотела, не хотела! Это он, он! - Лицо девушки болезненно исказилось, она тревожно огляделась по сторонам.
- Да кто же он? - Сима запуталась, она еще
раз поразилась бесконечному терпению психиатров, часами беседующих
с больными.
- Мне нельзя о нем говорить, он запрещает,
зашептала девушка. - Искушал меня: попробуй, попробуй, тебе
понравится, ты должна все познать! Заставил меня быть Одиллией! Но
я же Одетта! Это же предательство! Украл мою душу, разбил ее среди
звезд на осколки... Кто я теперь?! Тело, только тело. - Аня
посмотрела на свои руки и продемонстрировала их Симе, как бы
ища у нее подтверждения своих слов.
- Как его зовут? - спросила Сима по существу.
От Аниных излияний ей казалось, что она сама сходит с ума.
- Его? - Девушка непонимающе посмотрела на Симу.
<MI>Он<D>! - Лицо ее исказилось. - Он говорит, что убьет
меня, если я скажу! Но я сама не хочу жить, не хочу жить! - закричала Аня. - Я все равно покончу с собой! Не лучше ли сразу? Я скажу, скажу вам его имя! Ты меня не остановишь! - зло крикнула она кому-то невидимому, которого слышала только она. - Убей меня, убей! Ты убил меня уже, когда рассеял в космосе мою душу! - Аня внезапно жалобно попросила кого-то: - Ну верни, верни мне ее! Мне плохо, я больше ничего не чувствую! Я же любила тебя! - Выслушав понятный только ей ответ, она закричала: - Тогда я всем скажу твое имя! Все узнают, как тебя зовут!
Сима напряглась, стараясь ничего не упустить, когда девушка назовет имя.
- Его зовут Сатана! Его зовут Люцифер! Его зовут Вельзевул!
* * *
- Люцифер, Одетта, Одиллия - вот тебе и свидетель!
Полный дурдом! - ворчала Сима, выруливая со стоянки.
Шрус предательски захрустел. Когда-нибудь развалится. Сима прицепила панель магнитолы и включила любимую Уитни Хьюстон. Из кармана куртки вылетела карточка. Ованесян Владимир Эмильевич, телефон рабочий, телефон домашний. И приписка: "Жду". "I wanna run to you. I wanna run to you!" подпела Сима, словно отвечая шустрому доктору.
ГЛАВА 18
В субботу Сима проснулась с ощущением, что она что-то не сделала. Такое чувство бывает, когда вскакиваешь ночью и тебе кажется, что надо куда-то бежать, что-то вспомнить. Как правило, после этого поворачиваешься на другой бок и засыпаешь, счастливый, потому что, оказывается, никуда не надо бежать. Но Сима вспомнила: она должна позвонить Вере Артемовой. Она вынула руку из-под одеяла и тут же спрятала обратно: открытая на ночь форточка превратила комнату в промышленный холодильник типа тех, где на крючьях висят обледеневшие туши. От таких ассоциаций ей стало еще холоднее. Часы показывали девять. Она задумалась, проснулась мать или нет. Если позвать и разбудить ее, можно нарваться на разнос в стиле: "Всю неделю вкалываю, из кожи вон лезу, с ног падаю, а ты меня поднимаешь ни свет ни заря!" В комнату бесшумно проник Гоша и прыгнул на одеяло. Вообще-то Сима не любила, когда коты залезали к ней в постель, но тут она схватила теплого и пушистого кота и, несмотря на его сопротивление, уволокла его под одеяло с намерениями использовать вместо грелки.
Коту это не слишком понравилось, но он стерпел. Вообще в
отличие от его матери Дымки Гоша был зависим, послушен и консервативен как органик. Так говорила Марина Алексеевна, подразумевая результат неудачного падения Гоши с балкона, случившегося в раннем возрасте. Даже коту Марина Алексеевна умудрялась поставить психиатрический диагноз.
