Анна Данилова - Издержки богемной жизни
– Я понимаю, у тебя были свои причины для того, чтобы покрыть преступление Валеры Юракова.
Но если он расскажет им о том, зачем он это сделал, он не посмеет взглянуть в глаза Ольге. Это будет предательством по отношению к ней, а он, как будет выглядеть он сам в глазах людей, которым он расскажет правду? Как тряпка.
– Конечно были. Иначе неужели я натворил бы столько глупостей? – Он тоже избегал ее взгляда. Как же она похожа на свою дочь, на Олю! Вернее, наоборот, но он почему-то увидел в Ирине Алексеевне Олю – в будущем. Она очень красива, моложава, спокойна, движения ее плавны, а глаза выдают в ней умную, хотя и склонную к авантюризму, женщину. Или он ошибается?
– Надеюсь, тебя с Юраковым не связывали его… грязные дела? Ведь всем известно, какой образ жизни он вел. Быть может, он знал о тебе что-то такое, чего не должна была знать Оля?
Так вон оно что?! Она думала-думала – и придумала! Значат ли ее слова, что он был связан с Юраковым какой-то грязной историей, связанной, к примеру, с той… С той изнасилованной девчонкой! Но это было давно…
Разве могло ей, этой внешне спокойной и уравновешенной женщине, прийти в голову, что ее дочь тоже могли изнасиловать, как и ту, другую?! И Бутурлин, чтобы спасти ее, – тем более что он знал о своей вине, – пошел на это дело, решил выдать себя за Юракова! Да если даже он сейчас и расскажет всю правду, он все равно будет виновен: ведь это он проиграл Юракову в карты. Он – и никто другой. Если бы не этот карточный долг, Юракову и в голову бы не пришло шантажировать Бутурлина Ольгой! И ведь он даже и слышать не хотел о деньгах, уцепился за появившуюся у него возможность поиграть на чувствах влюбленного Бутурлина, на его рыцарстве, он был уверен, что Бутурлин сделает все, только бы его Олю не тронули.
– Ирина Алексеевна, где Оля? – Он смотрел на кусок пирога, который ему отрезала Барсова, и чувствовал, что ему теперь никто и никогда не скажет, где Оля. Барсовы сделают все возможное, чтобы они больше никогда не встречались.
– Не знаю. Может, на занятиях, может, у подружки. Она уже взрослая, я ее особо не контролирую, знаю, что вечером она будет дома.
Она была слишком уж спокойна за дочь. Интересно, как бы она себя повела, если бы услышала угрозы Юракова, что запела бы?
– У нее изменился номер. Я звоню-звоню… Вы не могли бы дать мне ее новый телефон?
– А у нее нет нового телефона. У нее прежний. – Барсова снова отвела взгляд, звякнула чашкой о чайник. Руки у нее, что ли, трясутся? Она лгала. Она не хотела, чтобы он ее нашел. Но разве такое возможно – чтобы он ее не нашел? Она же в Москве.
– Я понимаю, вы напридумывали обо мне бог знает что. И напрасно! Мне надо повидаться с Олей, поговорить. Я уверен: после того, как мы встретимся, она объяснит вам, что меня нечего бояться. Что у меня с Юраковым никогда не было ничего общего… просто этот… Юраков мог натворить глупостей. А я не мог этого допустить. Вот так. Это все, что я могу сказать.
Он резко встал из-за стола и направился к выходу.
– Женя, подожди… А пирог?
Он оглянулся, хотел посмотреть на нее, понять, что же будет дальше, и, увидев ее глаза – испуганные, осуждающие, исполненные тревоги, – вдруг понял, что потерял Ольгу навсегда.
– Я сам найду ее. Я знаю, где ее искать.
Уже на улице он понял, что так мучило его все то время, пока он находился в квартире Барсовых. Вопрос! Тот главный вопрос, который не давал ему покоя: знала ли Ольга о том, что собирался сделать с ней Юраков в случае, если он не вернет долг? Причем, вряд ли Юраков, даже если он и рассказал Оле о долге, признался в том, что речь идет не о деньгах, а о совершенном им убийстве, взваленном на плечи Бутурлина, а потому денежный долг Жени в глазах Ольги выглядел бы постыдным, пошлым, отвратительным, ведь на кон была поставлена ее честь, здоровье, психика и все ее будущее. Спросить прямо, в лоб: «Оля, Юраков сказал тебе, что я проиграл ему в карты, задолжал деньги? Что он вместо денег потребовал – возьми на себя убийство Извольской? И если я этого не сделаю, они изнасилуют тебя?» Это невозможно!
Судя по поведению Ольги, ее нежеланию видеть его, отвечать на его звонки и по той политике, которую вели ее родители, Оля знала о нависшей над ней угрозе, а потому пыталась дать ему понять, пусть и в мягкой форме, что не желает продолжать с ним отношения, что между ними все кончено. Или ему это только кажется? И она поменяла номер телефона случайно. Предположим, потеряла свой телефон и купила другой, с новой sim-картой?
Сквозь мутный слой этой тяжелой для него темы пробилось главное, о чем он не хотел думать: Юдин. За все то время, что они были знакомы с Олей, тень ее крестного не раз вставала между ними. И Ольга ничего не видела, как ему казалось, не чувствовала, какими глазами смотрит на нее этот красивый и в общем-то не старый еще мужчина, как он обожает ее. А если именно Юдин убил Юракова? Ольга могла не рассказывать о Юракове родителям, но крестный всегда был ее доверенным лицом. Она призналась ему, что ей реально грозит, и Юдин, влюбленный по уши, пошел и застрелил Юракова, как бешеную собаку. И теперь, в знак благодарности, Ольга с ним.
Он откуда-то знал это, чувствовал. И что самое ужасное, ощущал свое бессилие перед Юдиным, перед этим взрослым, сильным и способным на поступок человеком. А ведь и сам Бутурлин готов был ради Ольги совершить поступок! Да он его и совершил. Пошел и сдался, сказал, что это он убил актрису. Но насколько ничтожно выглядело его признание – как фарс, как издевательство над следователем и всеми близкими ему людьми, не верящими ни единому его слову, – на фоне молчаливого и такого радикального, прямо-таки геройского поступка Юдина! Он все решил просто – одним выстрелом.
Или все-таки Юракова убила сама Ольга? Но откуда она взяла пистолет? Да и как она решилась на это? Нет… Все-таки это Юдин. И счастье, если его не найдут, не вычислят.
Он знал, где живет Юдин. А если он ошибается и Ольги там нет, он поговорит с Юдиным.
А вдруг он сам себе все это придумал и между Ольгой и ее крестным ничего нет? Будет еще один наиглупейший поступок, который еще больше отдалит от него Ольгу.
31
Вот и все. Она боялась этого, хотела, переживала, и теперь она, по словам Максима, стала его женой. Она лежала на его плече, и ей отчего-то хотелось плакать. Приблизительно такое же умиротворение и спокойствие она пережила в раннем детстве, когда потерялась в большом универмаге, а потом нашлась, и мама усадила ее на колени, прижала к себе и крепко обняла. Было и хорошо, и страшно, что ее все-таки нашли, и все переживания и страхи остались позади.
У нее было такое чувство, словно она вновь потерялась, как когда-то, очень давно, а теперь вот нашлась. С Максимом ей было хорошо, он был такой надежный, сильный и, одновременно, ласковый, нежный, страстный.
В распахнутое окно его спальни с улицы врывался птичий гомон, шелест листвы, шум проезжающих машин, шум большого города.
– И что будет теперь? Надо прятаться? – спросила она, уткнувшись носом в его плечо. – Как же… с родителями?
– Нет, мы не будем прятаться. Мы придем к ним и все расскажем. Думаю, для твоих родителей это не будет шоком. Честно говоря, они сами хотели этого.
– Да, верно. – Оля закрыла глаза, вспоминая тот вечер, когда к ней перед сном заглянул отец и сказал, что хочет с ней поговорить. Знал бы он, что с ней тогда творилось!
Легкая тошнота подкатила к горлу – это был ледяной, ознобный и неотвратимый страх, отравлявший ее счастье.
– Максим, мне страшно. Мне очень страшно! Он все приходит и приходит ко мне по ночам! Он… этот…
– Я же говорил: внуши себе, что ничего не было – ты не была в тот вечер в парке, не стреляла.
– А ты действительно простил меня?
– За что? – Он обнял ее, завернул в простыню и поцеловал в губы. – Ты все никак не можешь забыть о пистолете?
Она кивнула головой.
– Честно говоря, поначалу я думал, что твои визиты ко мне связаны… только с твоим чувством ко мне. А когда ты рассказала мне – ты приходила, чтобы сначала украсть пистолет, а потом вернуть, положить его на место – я испугался. Ты вообще-то понимала, что делаешь?
– Да. Я защищала свою жизнь! Понимаешь, ты же сам показывал нам, когда мы были у тебя в гостях, этот пистолет. И сказал еще тогда, что человек должен уметь защитить себя.
– А ты не подумала о том, что он мог быть зарегистрирован на мое имя, и, когда пуля, попавшая в голову Юракова, оказалась бы у экспертов, они без труда могли бы определить…
– Максим, что ты говоришь? Я все рассчитала правильно. Тем более что, когда вы с папой разговаривали в кухне, а мама отправила меня за чаем, я сама слышала, как ты говорил, что этот пистолет тебе купил один твой знакомый, на рынке. Значит, ты как бы и ни при чем. К тому же, на нем не было отпечатков пальцев.
– Ты стреляла, надев перчатки? Летом, в такую жару?
– Нет, после того как я выстрелила, я протерла его, очень тщательно, носовым платком. Да-да, несмотря на то что я только что убила человека, я нашла в себе силы проделать все, что запланировала, это просто необходимо было сделать. Но я не хладнокровный убийца, это не так… просто я спасала свою жизнь. Максим, а что теперь будет с пистолетом? Ты его выбросишь?
