Анна Данилова - Издержки богемной жизни
– Я знаю, – Валентина Николаевна плеснула себе еще коньяку. – Еще каплю, а?
Варя кивнула головой. Ей не терпелось рассказать о нем все, но в какую-то минуту она вдруг поняла, что эта женщина знает о Ратманове ничуть не меньше ее.
– Мне Лида рассказывала о нём, по телефону, – словно в подтверждение ее слов произнесла Валентина. – Я понимаю вас, девчонок: он, конечно, парень интересный, очень привлекательный, и я понимала Лиду, как понимала и то, что ее совершенно бесполезно отговаривать от связи с ним. Ведь это была именно связь – пошловатая, приторная. И это несмотря на то, что он обещал на ней жениться и говорил, что хочет иметь много детей. Так противно все это вспоминать! Думаю, он не имеет права появляться на кладбище. Если я его увижу – боюсь, подойду и скажу какую-нибудь гадость. Хотя я вот сейчас говорю об этом, а сама думаю – он придет, непременно, и ничего-то я ему не скажу. Все бесполезно, бессмысленно – Лидочки-то все равно больше нет. Варя, я пришла к тебе, чтобы посоветоваться. Ты знаешь, я живу в Киеве, у меня там сеть ресторанов, казино, словом, я не бедствую. Я, как ты, может, знаешь – единственная наследница Лидочкиной квартиры и всего прочего. Но продавать квартиру в Москве, на мой взгляд, глупо, ты не находишь? Вот я и подумала: может, ты подыщешь хорошую семью, которая снимала бы ее квартиру и исправно платила? Кроме того мне нужен такой человек, который бы оплачивал коммунальные услуги и забирал у квартирантов каждый месяц плату. Я остановила свой выбор на тебе.
Варвара, услышав такое, сразу же представила себе огромную, отремонтированную, с чудесной мебелью квартиру Лиды. Решение пришло само.
– Если вы не возражаете, я сама могла бы снимать ее квартиру, а в моей осталась бы жить моя сестра. Я бы все оплачивала и переводила вам деньги.
– Нет-нет, я сама буду изредка приезжать в Москву по делам и забирать плату. Ну что, договорились? Ключи я тебе отдам сразу после похорон, перед своим отъездом. Как все славно получилось! Что же касается твоих отношений с Андреем, то послушай моего совета – найди себе простого, я имею в виду, не из артистического круга, мужчину, хорошего, с деньгами, и выходи за него замуж. Но и с Ратмановым постарайся не портить отношения, он тебе еще пригодится. Вот такие у меня мысли. Знаешь, я вот все говорю с тобой о квартире, о Ратманове, о своих проблемах, но сама постоянно спрашиваю себя: ну почему погибла такая молодая и красивая женщина? У нее же все так чудесно складывалось в жизни! Неужели все это из-за Ратманова? Может, его подстрелить, как ворону?
– Почему, как ворону? – улыбнулась сквозь слезы Варя.
– Не знаю… может быть потому, что я не люблю ворон. Ведь это из-за него Лидочка пристрастилась к алкоголю. Она и с тобой отношения испортила из-за Ратманова. Я всю вашу историю знаю. Как знаю и то, что он не оставил бы вас в покое…
В голове Варвары промелькнула как искра, мысль: не будь Валентина богатой женщиной, можно было бы проверить версию о ее причастности к убийству племянницы, все-таки после Лиды осталась такая огромная, дорогая квартира.
Но, к счастью, перед ней сидела богатая и спокойная женщина, которая могла бы позволить себе купить хоть несколько таких квартир.
– Я знаю, о чем ты сейчас подумала, – вдруг сказала Валентина и отправила в рот ломтик лимона. – Нет, я здесь ни при чем… Меня, правда, удивила история того студента, Бутурлина, который вдруг пришел сдаваться и рассказал следователю прокуратуры, как он убил Лидочку, даже украшения принес с собой. До какой же степени настоящий убийца должен был испугаться, раз пожертвовал даже награбленным, чтобы только тому студенту поверили! Кстати, Зимин сказал мне, что украшения Лидочки я вскоре смогу забрать. Ну что, Варя, мы договорились?
Она встала, обняла Варвару:
– Ты запомнила, что я тебе сказала об Андрее? Гони его в шею! Но очень осторожно, чтобы он подумал – это он тебя бросил. Для таких слабых мужиков это очень важно. А мне пора. Еще куча дел. Знаешь, сейчас такая жара! Я должна проконтролировать, чтобы продукты, из которых в ресторане будут готовить поминальный обед, были свежие.
– И в каком ресторане все это будет? – спросила Варвара, хотя ответ можно было предугадать заранее.
– В «Золотой бабочке». Варя, береги себя! И не носи на себе столько золота и бриллиантов, не провоцируй воров. Все, я пошла!
Она поцеловала Варвару и ушла.
Варвара позвонила матери, спросила – у нее ли по-прежнему Людмила? После всего произошедшего между сестрами Людмила переехала к матери.
Варвара застала сестру за сборами. Мама помогала ей укладывать вещи. Варвара подумала: такой спокойной мать кажется именно потому, что Люда пакует вещи, а не распаковывает. Хотя все вещи были уже давно уложены – Людмила в считанные минуты, еще живя у Варвары, собрала чемоданы. Получается, она складывала лишь то, что носила в квартире у матери: пижаму, халат.
Варвара посмотрела матери в глаза, но та почему-то отвернулась. И она поняла вдруг: мать радуется тому, что Лида уезжает из Москвы, ей станет теперь спокойнее. Мать всю жизнь думала только о себе, и этот скандал с Людой, связанный с ее решением выйти замуж, она устроила нарочно. Чтобы только был повод разорвать отношения с дочерью и та больше не беспокоила бы ее в Москве. Еще Варя подумала, что мать, возможно, обрадовалась бы, если бы и сама Варя тоже уехала из Москвы, чтобы обе ее дочери сгинули, пропали, чтобы от них и следа не осталось.
– Люда… мне надо с тобой поговорить.
Людмила повернула к ней заплаканное лицо. И вдруг бросилась к ней, обняла:
– Прости меня, Варя… не знаю, зачем я это сделала! Я испугалась. Подумала, что все это ты натворила и решила меня подставить, отправила туда.
Варя закрыла ей рот своей рукой.
– Молчи. Молчи! Ты уже собралась?
Та кивнула, глядя на сестру покрасневшими слезящимися глазами. А ведь они в последнее время стали так близки, так хорошо ладили!
– Поехали.
– Куда? На вокзал?
– Нет. Домой. Пошли-пошли, я тебе все по дороге расскажу.
Мать взирала на эту сцену с брезгливым выражением лица:
– Ничего не понимаю. У нее поезд через полтора часа!
– Она никуда не поедет, – резко произнесла Варя. – Она будет жить в моей квартире, а я – в квартире Лиды. Все решено.
Мать посмотрела на нее, как на предательницу. Она не разделяла Вариного желания и дальше помогать неудачнице-сестре.
– Я постараюсь найти ей хорошую работу, – сказала Варвара, обращаясь к матери. Потом повернулась к Людмиле: – А у Ратманова ты работать больше не будешь, поняла?
– Поняла. – Людмила обняла сестру еще крепче. – Какая ужасная история! Поскорее бы о ней забыть!
30
Он так давно себе это представлял – свое возвращение в нормальную жизнь, к Оле, к Барсовым. И вот теперь он стоял перед дверью, звонил, но радости от того, что происходило в его жизни, почему-то не было. Словно он заранее знал, что ошибся дверью.
– Женя? – Ирина Алексеевна выглядела растерянной. – Рада тебя видеть. Проходи, дорогой.
Она на его глазах превращалась в прежнюю приветливую Ирину Алексеевну. Правда, ему показалось, что она словно боится посмотреть ему в лицо. Почему? Ей кажется странным, что он чуть не угодил в тюрьму или, напротив – что он так неожиданно вернулся?
– Я дома одна, но с удовольствием выпью с тобой чайку. У меня и пирог есть.
И вновь она отводит взгляд. Он шел за ней, не спрашивая, где Оля, потому что рад был тому, что вообще находится в этом доме, где ему все так знакомо. И этот запах, неповторимый запах Олиной квартиры, где все так чисто, вкусно, сладко, хорошо. Пахло яблочным пирогом с корицей. Семейным пирогом Барсовых. Оля рассказывала, что перед тем, как уложить яблоки на тесто, мама жарит их в масле с сахаром. Как же давно это было – разговоры ни о чем, поцелуи, планы на будущее…
Сейчас, когда он опять вернулся в нормальную жизнь, его поступок показался ему чудовищно несправедливым. Несправедливым по отношению к самому себе. Чего он добился своим признанием вины в преступлении, которого он не совершал? Хотя, разве он мог знать, как дальше разовьются события? Что Юракова убьют?!
– Ну, проходи, проходи, не стесняйся. Садись. Здесь, в кухне, и посидим. Я тебе так скажу, Женя: несмотря на то, что ты сделал (а зачем ты это сделал, мне, если захочешь, расскажешь сам), я и Владимир Викторович, вся наша семья, мы по-прежнему тебя любим и заранее все прощаем. Мы все совершаем ошибки.
– Ирина Алексеевна, я не совершил ни одной ошибки, – сказал Бутурлин твердым голосом. Ему было приятно разговаривать с ней твердо, даже жестко. Пусть эта нежная, витающая в облаках женщина поймет, наконец, что он все это сделал только ради ее дочери, что, если бы не он, в их семье был бы сейчас траур. Оля либо оказалась бы в психушке, либо наложила бы на себя руки после того, что с ней намеревался сделать – и сделал бы – Юраков со своими дружками. А Ирина Алексеевна слегла бы в глубочайшей депрессии. Знать бы, что Юракова убьют! Разве стал бы он выдавать себя за убийцу, разыгрывать весь этот фарс? А что, если рассказать ей все? И попросить ее не говорить об этом Оле. Быть может, после этого она станет обращаться с ним более уважительно, а не так снисходительно и покровительственно, как сейчас! Но она не сможет промолчать. Непременно расскажет дочери. Или начнет ее расспрашивать. Но если родители Ольги так ничего и не узнают, то всегда будут относиться к нему, как к парню со странностями, у которого, к тому же, были еще и какие-то дела (нет, точнее, делишки) с бандитом Юраковым. Именно бандитом – как же еще можно назвать человека, нападающего на людей с целью ограбления, да к тому же еще и убивающего своих жертв? И они никогда не отдадут за Бутурлина свою дочь. Никогда!
