Екатерина Лесина - Клинок Минотавра
…Очень сомнительного пошиба.
Но отец Сергий выдохнул с явным облегчением.
– Несчастный случай… да… несчастный случай… простите, о покойных плохо не говорят, но… чтобы не тратить ваше время… – он толкнул калиточку и указал на тропу. – Надолго вас не задержу.
И Натан Степаныч шагнул на дорожку, речным камнем выложенную.
На кладбище гудели комары. И тяжелые осоловелые уже пчелы кружились над венчиками цветов, которые поднимались над могилами пышными, нарядными.
– Быть может, выпить?
– От холодненького бы не отказался… водички бы, – Натан Степаныч глядел на собеседника снизу вверх, и тот поневоле успокаивался, начиная верить, что безопасен этот смешной нелепый человечек в сером цивильном костюме, что, как явился он сюда, так и исчезнет, оставив кладбищу да и деревне их покой.
Отец Сергий скрылся в доме, вернувшись с ковшиком квасу.
– Свежий, – сказал, протягивая, и нахмурился вновь. – Тут тихо… и ничего-то особого не приключается, оттого любое, самое пустяшное событие мигом обрастает подробностями истинными и вымышленными. Верно, вы уже знаете, что покойный князь по местным меркам был личностью… одиозной.
– Вы его недолюбливали?
– Можно и так сказать, – отец Сергий слегка поморщился.
А ведь не нравится ему тут… на иное рассчитывал? Молодой, честолюбивый, ему бы в городе остаться, а то и вовсе в столицу бы, но столичные приходы – кусок жирный, который просто так не получить. У него же, верно, кроме лица-то своего да умения речи красивые говорить, ничего за спиною. Вот и сослали в провинцию.
– Ваш… начальник давно с другом не виделся?
– Давненько, – согласился Натан Степаныч. Квас пил неторопливо, потому как был он холодным и пряным, терпким, от такого и захмелеть недолго. – Хотите сказать, что переменился тот?
– Переменился… сложно сказать. Порой люди меняются, а порой просто натура их проклятая наружу выходит. Вот и князь… мы познакомились, когда я только-только приехал сюда. Признаюсь, рассчитывал на иное назначение. А потом еще моя супруга заболела тяжко.
Он отвернулся, отработанный жест, поджатые губы, точно неприятно отцу Сергию вспоминать о давних тех делах. Рука касается лба, заслоняя выражение лица и создавая иллюзию печали. А если и было сожаление, то исчезло, затерлось.
– Я до последнего надеялся на лучшее. Докторов искал. Продали все, что имели, и… она скончалась уже здесь, недели не прошло. Знаете, это страшно – остаться одному, в месте новом…
…Недостойном собственной особы.
Пожалуй, Натан Степаныч и сам не знал, откуда взялось это, настороженно-презрительное отношение к собеседнику. Он не привык составлять мнение о свидетелях сгоряча, а тут вдруг…
– Пожалуй, во многом была и моя вина. Я был растерян, испуган и зол. Я ведь тоже человек, и горе способно было сломить и меня. Вот и в первую нашу с князем встречу я не сдержался, нагрубил. Церкви нужны были деньги, а он единственный в округе человек, у которого они имелись. И я обратился с просьбой, но получил отказ. Признаюсь, он меня разозлил. Тяжело видеть нужду одних и лишения других. Я посмел настаивать, и в итоге вышла безобразнейшая ссора, после которой князь в храм и не заглядывал.
– Я слышал, он ездил…
– В Череповцы? Это он так всем говорил, чтоб совсем уж безбожником не прослыть. Хотя по мне, честный безбожник предпочтительней набожного лицемера… но Господь всех простит.
– И князя?
– И его. Все мы дети Бога, каждого он любит, – отец Сергий перекрестился. – Незадолго до смерти я вновь навестил князя. Он сам позвал меня. Сказал, что в последние дни чувствует себя нехорошо.
…А вот это было новым.
Врал?
Врал, но… не до конца? Скорее уж мешал правду с вымыслом, и по опыту Натан Степаныч знал, сколь сложно в подобной смеси разобраться, отделивши одно от другого.
– И на что он жаловался?
– На сердце, – не дрогнув, солгал отец Сергий. – Я уговаривал его показаться доктору, но князь… бывает, что человек, чувствуя близость смерти, испытывает глубочайшее раскаяние, он словно видит прожитую жизнь, осознает вдруг, сколь никчемна и пуста она была…
Красиво говорит, и виден в том немалый опыт.
– …И осознав, тщится изменить…
– И князь тщился?
– Обещал выписать пятьсот рублей на нужды церкви, – отец Сергий размашисто перекрестился, – но не сложилось…
– Его ведь нашли рядом?
– Да. Я и нашел, прими, Господи, душу раба твоего, Алексея…
– И как это вышло?
– Собаки выли… а потом на кладбище появился княжеский сеттер, старый кобель. Князь с ним не расставался. И я понял, что произошло несчастье. Собака скулила, вертелась, точно звала за собой. Я и пошел. Увидел человека…
– Как он лежал?
– На боку, и ноги к груди прижимал. Знаете, я сперва подумал, что князь напился. С ним это случалось в последнее время, но он застонал… я помог ему подняться.
– Он был еще жив?
– Да. Мы добрались до дома и… я уже видел, что он умирает, только и успел – причастить…
…За доктором послать было некого. Или дело в том, что доктор не нужен был? Самому отцу Сергию выгоды с этой смерти нет, но… кому есть? И не мог ли этот кто-то вступить в сговор?
– Не знаете, как он оказался там?
И отец Сергий, пожав плечами, ответил:
– Понятия не имею. Тропа ведет от поместья к деревне. Но в деревне ему тоже делать было нечего, князь туда редко заглядывал. Я думаю, он решил прийти в храм, помолиться…
– Ночью?
– Дом Господа открыт и ночью…
– И вам не показалось это странным?
– Показалось, но… говорю же, в последние дни князь был сам не свой, и эта прогулка – лишь одна из многих странностей.
– Например? – Натан Степаныч квас допил и ковшик поставил на лавочку.
– Например… то происшествие с его… с матерью его сына… вы ведь знаете, что эту женщину похоронили в семейном склепе Тавровских? А потом ее тело извлекли из могилы… ужаснейшее святотатство.
– И виновных не нашли?
– Увы… быть может, вам удастся разобраться? – сказано это было с улыбкой робкою, но в ней виделась Натану Степанычу насмешка.
– Не знаю… – он подыграл свидетелю. – Я попробую, но… мой начальник говорил, что князь полагал себя про́клятым… мол, его первая жена была едва ли не ведьмой…
Ложь. И выстрел наугад, но отец Сергий задумался и осторожно кивнул.
– Пожалуй… я помню ее… неприятная женщина, но и судьба у нее была нелегкой. Она была больна. И в последние недели перед смертью в храме появлялась часто, молилась не за себя – за дочь, которую оставляла наедине с супругом. Он не желал признавать девочку своей… я не лез в чужую семью, знаю лишь то, что она рассказала мне.
…И Натан Степаныч не сомневался, что его история будет весьма отличаться от изложенной князем. Отец Сергий потер виски, точно мучился мигренью, и произнес:
– Она вышла замуж очень молодой… князь выкупил ее у отца, обвенчался и увез. Чужая страна, чужие люди… ей было страшно, а он, осознав, что жену не любит, попросту бросил ее в столице…
– Отвратительно.
– Бедняжке пришлось нелегко…
…Вот только сия версия не выдерживает никакой критики.
– Она все же сумела найти в себе силы вернуться к мужу, – кажется, отец Сергий и сам понял, до чего нелепо звучит эта история. – Поймите, я говорю лишь то, что слышал от нее. И мой долг был утешить эту заблудшую женщину. Заботу о своей дочери она поручила мне…
– Я слышал, княжна очень красива…
– И несчастна, – отец Сергий вновь перекрестился. – Он не позволил ей выйти замуж, оставил при себе, лишив всякой надежды на обыкновенную жизнь. А сына своего изгнал из дому, и никто не знает, где теперь Михаил…
– Племянники…
– Остались в поместье. Несколько… своеобразные молодые люди, но они рано осиротели. Князь был назначен их опекуном, но за несколько лет он умудрился проиграть все состояние брата. Конечно, мой долг говорит мне равно относиться ко всем прихожанам, но я лишь человек, Натан Степанович. И как любой из нас, предвзят порой. Я готов был исповедовать князя, причащать его, но… проникнуться к нему симпатией? Увольте. Это был страшный лживый человек, который, как ни прискорбно, слишком долго прожил и тем самым сломал судьбы своих детей. Оттого и не испытываю я сожалений о смерти его.
