Падение Ворона - Корецкий Данил Аркадьевич
В своей речи юрист первого класса Головко очень профессионально и убедительно проанализировала все доказательства по делу: подсудимый Сероштанов, ранее отбывавший наказание за особо злостное хулиганство, находясь в состоянии опьянения, в ходе обоюдного конфликта, закончившегося дракой, нанес опасным колюще-режущим оружием – ножом с длиной клинка 12 сантиметров, проникающие ранения в жизненно важные органы гражданам Губину и Коновалову, при этом высказывая намерение убить обоих. В результате, потерпевшим причинены тяжкие телесные повреждения, которые неминуемо привели бы к смерти, если бы не своевременно оказанная медицинская помощь. Таким образом, действия Сероштанова правильно квалифицированы, как покушение на убийство двух лиц. Отсутствие претензий у потерпевших не меняет оценки содеянного в силу принципа публичности советского уголовного процесса, согласно которому позиция потерпевшего имеет юридическое значение лишь по делам частного обвинения. Вместе с тем, с учетом всех обстоятельств дела, в том числе и с учетом мнения потерпевших, государственное обвинение не ставит вопрос о максимально возможном наказании – смертной казни или пятнадцати годах лишения свободы, а считает возможным просить о назначении Сероштанову двенадцати лет лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.
На фоне выступления гособвинителя, речь адвоката Забелина казалась беспомощным блеянием овцы, почуявшей бродящего вокруг овчарни волка. А предложение перейти на статью о превышении необходимой обороны и ограничиться условной мерой наказания вызвало лишь презрительные улыбки у народных заседателей. Губан и Конь пытались выкрикивать, что они сами виноваты, и Серого надо оправдать, но судья сделал им замечание и пригрозил удалением из зала.
В результате, после короткого перерыва огласили приговор – одиннадцать лет в колонии строгого режима. Серый обессилено плюхнулся на скамью подсудимых, а его мать громко, с причитаниями, заплакала. Судебное заседание закончилось.
Серого в наручниках конвой вывел через специальную дверь. Губан и Конь подошли к Ворону, настороженные соплеменники окружили их полукругом.
– Мы все что надо сделали? Как договаривались? Вопросов к нам нет?
– Нет, – качнул головой Ворон. Обстановка разрядилась и небритые мужчины, оживленно переговариваясь, вышли из зала.
В вестибюле коллег Серого ждал адвокат.
– Я сделал все что мог, – промямлил он, испуганно глядя то на Оскаленного, то на Ворона. – Если бы другой прокурор, я бы перевел на другую статью… Но это еще не конец, я буду обжаловать…
– Обосрался, так и молчи, – презрительно бросил на ходу Оскаленный. – Плохому танцору всегда яйца мешают! Причем здесь прокурор? Чего ты стрелки переводишь?
– Так она же любовница Жирова, потому и творит, что хочет! Судьи боятся против нее идти, да и все остальные!
Ворон остановился, будто ударился о колонну, схватил адвоката за галстук, притянул к самому лицу.
– Кто этот Жиров?!
– Вы разве не знаете? – испугался адвокат. – Прокурор области! Теперь вы понимаете мое положение?
Ворон оттолкнул его в сторону, и они вышли на улицу. С неба срывались крупные, но пока еще редкие капли дождя. Они остановились на высоком крыльце с колоннами по всем четырем сторонам, под резным балкончиком, с которого хорошо приветствовать идущие мимо колонны юристов в День профессионального праздника. Но такие вещи в Тиходонске не практиковались. Зато от дождя балкон защищал хорошо. Взглянув на затянутое тучами небо, Джузеппе стал закуривать.
– Ты не обижайся, Костян, но я должен тебя объявить! – глядя в сторону, сказал Оскаленный.
– А что случилось? – спросил Джузеппе, глубоко затянувшись.
Ему никто не ответил.
– Должен – объявляй! – пожал плечами Ворон.
– Ну, а как иначе? Смолчу – и с меня спрос будет! А ты знаешь, что почем…
– Ключи дай. – Ворон протянул согнутую ковшиком ладонь. И, подбросив аккуратно вложенные Оскаленным два ключа, спросил: – Ствол в тачке есть?
– Есть, под водительским сиденьем.
– Тогда ждите меня в офисе.
Джузеппе хотел что-то спросить, скорей всего, уточнить – до какого времени ждать, но взглянув в окаменевшее лицо Ворона, передумал. И правильно сделал.
Не обращая внимания на дождь, Ворон прошел к «Ниве» и забрался внутрь. Пистолет он нащупал легко, как только сунул руку под сиденье. Извлек, чуть оттянул затвор, убедившись, что патрон в стволе и, не включая предохранителя, сунул оружие на место, под специально пришитую широкую резинку. Лучше всего стрелять сразу, как только она выйдет – прямо между рядами золотых пуговиц на ненавистном мундире, превращающем любимую девушку Марину в бессердечную юридическую машину – юриста первого класса Головко…
Дождь никак не мог набрать силу – брызгал, прекращался, снова брызгал… Рабочий день заканчивался, и на ступени стайками и по одному выходил юридический люд: солидные судьи и прокуроры, девчонки-секретари, эксперты… Та, которую он ждал, появилась внезапно, и он ее не сразу узнал, потому что был настроен на прокурорскую форму, а она вышла в блузе с открытыми плечами, мини-юбке и своих любимых босоножках на шпильке, – как всегда элегантная, если не считать грубой, бабской сумки через плечо – коричневой, с нелепым клапаном кармана сбоку. Она спустилась по ступенькам, увлеченно возясь с заевшим зонтом, а он подъехал вплотную, и, перегнувшись, распахнул прямо перед ней пассажирскую дверцу:
– Садитесь, товарищ прокурор, подвезу!
Марина подняла голову, они встретились глазами, но лицо ее не изменилось: правда, не появилось дружеской улыбки, но и отрицательных эмоций не появилось тоже.
– Что ж, это очень кстати! – сказала она, как ответила бы шапочному знакомому, решившему оказать любезность и спасти прокурора от дождя.
Ворон был уверен, что она его видела в зале и могла предположить эту встречу, а следовательно, взять охрану или, если адвокат не соврал, попроситься в машину к своему влиятельному покровителю… Но она ничего этого не сделала, а спокойно села в знакомую «Ниву», только поспешно одернула задравшуюся юбку и припечатала ее сверху тяжелой коричневой сумкой, закрывшей голые колени. Словно сургучную печать на конверте поставила, отрезая доступ к содержимому, пусть уже и известному…
Вместо того чтобы плавно тронуться, «Нива» скакнула с места, как бывает у неопытных водителей, слишком резко отпускающих сцепление. Нервы! Мотор заглох, и Ворон повторил маневр «трогание с места на ровной поверхности» – на этот раз удачно.
– Наконец-то я узнал, чем занимается скрытная девушка Марина, – процедил он, ведя машину по Индустриальной.
– А я уже давно узнала про знаменитого спортсмена Константина Воронова, который еще в несовершеннолетнем возрасте получил восемь лет за убийство и провел год в воспитательной колонии. Но потом вроде бы объявился настоящий, взрослый убийца, он взял вину на себя, дело пересмотрели и Костю оправдали. А настоящему убийце, если он действительно настоящий убийца, даже срок не добавили, потому что у него и так была «пятнашка»… Вот интересное совпадение! – В голосе прокурора звучали издевательские нотки.
– На Маяковского, 88 что делала? Или меня с толку сбивала?
– Ты догадлив! Прибежала за несколько минут до твоего появления. Надо сказать, ты оказался доверчивым. Даже слишком, для человека твоей профессии…
– Имеешь в виду спортсмена?
– Нет. Хватит эвфемизмов. Имею в виду бандита.
– Это еще что за слово?
– Бандит?
– Нет, другое. Мудреное, как говорит один мой наставник.
– Вот у него и спроси.
– Ты единственная, кто увидела во мне доверчивость. И только благодаря моему отношению к тебе.
«Нива» свернула на Южный проспект и направилась вниз, к мосту. Справа остались фешенебельные дома из желтого кирпича. Ворон кивнул на них.
– Говорят, простые смертные тут не живут. Но тебе, наверное, помог главный прокурор? Как ценному кадру?
– Да, в известной степени, это так. А куда ты меня везешь? – вдруг холодно спросила юрист первого класса Головко.
