Лаура Ван Вормер - Публичное разоблачение
Мы обменялись приветствиями, и я спросила, кто их девочки, их имена. Тотчас все записала. Взяв две бутылки воды, для себя и Бадди, стала наблюдать за игрой, крича и свистя, (Я люблю спорт.) Только после того как игра закончилась (команда Бадди победила) и он поговорил с девчонками, прежде чем отпустить их, я подошла к нему.
– Есть новости об убийстве?
– Нет. Подержи – хоть какая-то от тебя польза, – сказал он, сунув мне в руку сумку.
– Мне кажется, Пит Сабатино знает, почему Тони Мейерз пошел на Кеглз-Понд, – сказала я.
– Скажи мне то, чего я еще не знаю, – сказал со вздохом Бадди, забирая у меня сумку и направляясь к парковке. – К сожалению, он только бормочет какой-то бред.
– Кто-нибудь знает, какое взрывчатое вещество использовано при взрыве магазина?
– Ничего подобного не слышал.
– Бадди, могу я попросить тебя об одолжении?
– Смотря каком. – Он сел в машину и вставил ключ в зажигание.
– Это касается несчастного случая с моим отцом. Не мог бы ты помочь мне найти его дело?
– Зачем тебе?
– Любопытно. Хотелось бы просмотреть его.
– Ладно. – Он похлопал меня по руке.
Глава 25
Возвращаясь домой с футбольной игры, я чувствовала себя измученной. И грустной. Нападки матери выбили меня из колеи. Наверное, она права. Ничего не остается, как попытаться заставить себя работать без отдыха, перестать быть сверхэмоциональной, – повзрослеть и понять, чего хочу от жизни.
Вот почему я добралась до Бадди и попросила его достать мне полицейский протокол о смерти отца.
Как говорит мать, я предпочитаю хаос. Я-то называю это кипучей деятельностью, потому что не люблю, когда у меня много свободного времени, чтобы остановиться и подумать. От этого мне грустно.
Нет ничего хуже, чем думать, что, будучи ребенком, я была лишена многого. Потому что, если задумываться над этим, часть меня всегда будет тосковать по упущенным возможностям. Особенно зная, что уже никогда этого не получишь. Как сейчас.
Здесь нет иного средства, кроме как работа, которая не даст передохнуть, не то что грустить.
Моя приятельница Морнинг несколько лет назад угодила сразу в два анонимных общества: страдающих от кокаиновой зависимости и от алкоголизма, что в дальнейшем привело ее в общество людей с сексуальными и эмоциональными проблемами и в общество детей алкоголиков. И эта самая Морнинг прислала мне в подарок на Рождество книгу о медитации. Я фыркнула, решив, что она окончательно рехнулась.
Открыв пособие, прочитала пару глав и попыталась медитировать способом, который автор назвал «прислушивание». И не смогла. Определенно у меня в голове слишком много того, что автор назвал «шумом». Он писал о людях, подобных мне. Людях, которые постоянно держат включенным радио или телевизор, которые вечно разговаривают сами с собой, или что-нибудь не переставая делают, или разговаривают по телефону и никогда не посидят, прислушиваясь к космосу. Когда я пытаюсь медитировать, моя голова наполняется мыслями о делах, которые необходимо осуществить, и я моментально вскакиваю и начинаю действовать. Морнинг говорит, что это признак незрелости, инфантильности, недисциплинированности и своенравия; когда-нибудь все это приведет меня к безысходности.
После того, что утром сказала мне мать, я не перестаю думать, что Морнинг была абсолютно права: меня захлестывают эмоции, а моя карьера… впереди.
Еще до того, как мы со Скотти свернули на подъездную дорогу, он начал лаять, скулить и прыгать на заднем сиденье джипа. Когда подъехали к дому, я поняла почему: рядом стояла голубая «миата», и хотя погода была пасмурной, верх машины откинут.
«И что теперь?» – подумала я.
Вокруг никого. Я выпустила Скотти, и он с лаем бросился в лес.
Странно. Я обошла вокруг дома. Никого. Лай Скотти, казалось, звучал за несколько миль отсюда.
Я открыла кухонную дверь и, войдя в дом, включила автоответчик. Первое сообщение от Дага. Он сожалел, что не застал меня, что у него много работы и что он позвонит позже.
Мой брат Роб хотел знать, почему мать на меня сердита. Что происходит?
Спенсер: «Тебе не удастся от меня спрятаться. – Он засмеялся. – Надеюсь, ты много работаешь. Скоро поговорим».
Мать. Извинялась, что была резка со мной. Она меня любит.
Спенсер: «Возможно, тебе удалось от меня спрятаться.
Где ты?»
Я набрала номер, который он оставил. Ответа не последовало. Прошла на кухню, чтобы впустить Скотта, и чуть не подскочила от неожиданности, увидев за стеклом его лицо. Он только в белых теннисных шортах и туфлях, его грудь блестит от пота. Скотти, виляя хвостом, держит в зубах его майку.
– Как ты здесь оказался? – Я открыла дверь.
– Искал тебя. Решил немного пробежаться, пока тебя нет. Я весь мокрый, но могу ли я поцеловать тебя?
Он наградил меня поцелуем и широко развел руки.
– Я нашел тебя! Прекрасный дом! Замечательная собака!
– Он сделал тебе дыру, – сказала я, отбирая у Скотти майку.
– Не могу поверить, что ты наконец здесь.
– Я тоже.
Мы были смущены. По крайней мере я. Странно видеть его здесь. Это мой дом, мой город. Я должна бы раздражаться, но не случилось. Я рада. Хотя и нервничаю.
– Я возвращаюсь в город. – Он поморщился. – Могу я попросить воды?
– О да, конечно. – Я бросилась в кухню.
– Во всяком случае, я посмотрел на карту, нашел Каслфорд, а затем добрался до заправочной станции и заглянул в телефонную книгу. Там был номер твоего телефона, но не было адреса. Я позвонил, но тебя не было. Стоял и размышлял, что делать дальше, потом решил позвонить в редакцию. Спросил у леди, стоявшей за прилавком, как называется газета, а она спросила: «Кого вы разыскиваете?» Я ответил: «Репортера Салли Харрингтон». И она объяснила, как проехать. ~ Он взял у меня стакан с водой. – Спасибо. – Залпом выпил. ~ Мм, это и есть знаменитая колодезная?
– Да. Но мне интересно знать, кто была та леди?
– О, – сказал он, опуская стакан, – она просила передать тебе привет от Бернис, твоей знакомой по хору. – Он утер рот рукой и подошел к раковине налить еще воды. – Я и не знал, что ты пела в хоре.
– Еще в начальной школе. Я помню Бернис. Она работает на бензозаправке.
– Очевидно. Я решил немного покататься по городу. Его не отнесешь к числу больших.
– Тебе бы приехать сюда вчера вечером, – сказала я. – Часть его разрушена взрывом.
– Правда? – Он снова пил воду, причитая, какая она вкусная.
Для редактора нью-йоркского издательства Спенсер был спортивен. Сказал, что часто ходит в гимнастический зал, который находится в его многоквартирном доме. Не в пример мне успел загореть.
Я рассказала немного о пожаре, о том, как таскала мешки с песком и вернулась домой поздно, а сегодня с утра встречалась с матерью, и потому у меня не было времени позвонить ему. Я провела его по дому, и в гостиной он обратил внимание на фотографию, где мы с Робом стоим с родителями перед нашим домом.
– Это твой отец? – спросил он, взяв в руки фотографию.
– Да. – Я подошла к нему и встала рядом.
– Он был такой молодой.
Я посмотрела на папу. Был.
– Твоя мать сногсшибательна, Салли, – сказал он, ставя фотографию на место и взяв другую, более позднюю.
– Да, она такая, – согласилась я.
– Ты на нее похожа.
– Но я другая, – вздохнула я.
– В чем дело?
– Сегодня утром она сказала мне, что я должна повзрослеть. – Я опустилась в кресло. – Я слишком долго валяю дурака.
– Она не хочет, чтобы ты выходила замуж за этого парня – Дага, ведь так? – спросил он, опускаясь на колени рядом с креслом. – Могу я надеяться, что ты скажешь ей обо мне? – продолжил он, взяв меня за руку. – Хотя боюсь, она посоветует тебе оставаться с ним.
– Речь шла не о нем, – ответила я, – а обо мне, моих опрометчивых решениях и метаниях.
– Я соскучился по тебе, – сказал он, целуя мне руку. – Может, это и смешно, но так и есть на самом деле.
Так, у меня засвербило между ног. Недолгой же была передышка.
– Надеюсь, что смогу уговорить тебя поехать на неделю в Нью-Йорк, – продолжал он, – и остаться у меня. Можешь разместиться в гостиной. Там есть письменный стол и телефон, а внизу у нас факс…
– Спенсер, – прошептала я, положив палец ему на губы и качая головой, – это слишком быстро.
– Меня это не волнует, – ответил он, глядя мне в глаза.
Я ощутила горячее предвкушение внизу живота. Позор. Он поцеловал меня в шею, коснувшись груди.
– Поехали со мной, – прошептал он. – У тебя нет причин отказываться. Тебе надо работать. Целыми днями я буду в офисе. Консьерж будет вызывать тебе такси, принимать почту, отправлять факсы, делать все, что захочешь. Ты сможешь заказать кофе, еду. А по вечерам, – через футболку он поцеловал меня в грудь, – мы будем вместе обедать, рассказывать друг другу, что произошло за день, а затем… в постель. Ты и я. – Он поцеловал меня долгим поцелуем. – Только ты и я. Все ночи. Всю неделю.
