Лаура Ван Вормер - Публичное разоблачение
– О, значит, Даг, будучи женатым и разведенным к двадцати семи годам, служит исключительным примером?
– Дорогая, позволь мне кое-что тебе объяснить, – сказала она, дотрагиваясь до моей руки. – Я люблю тебя и твоего брата больше жизни. Думаю, ты и твой брат – два самых чудесных человека на свете. Я считаю, что ты добрая, щедрая, трудолюбивая и – Бог знает – умная, очень умная… И ты счастливая, Салли, потому что мужчины находят тебя привлекательной, несмотря… ну сама знаешь, какой ты можешь быть.
– И какой же я могу быть, мама?
– Трудной.
Я ждала пояснений, но она молчала.
– Трудной, – повторила я. – Как ты?
Она сняла свою руку с моей и откинулась на стуле.
– А ты сама как думаешь?
– Хорошо. – Я подумала. – Я сумасбродна…
– Дело не в этом, – сказала мать. – Ты бегаешь по кругу словно цыпленок с отрубленной головой.
– Премного благодарна, – не удержалась я от смеха.
– Мне не смешно. У тебя все хаотично, спонтанно.
– Хорошо, хорошо, хорошо, – затараторила я, сдаваясь. – Что еще? Для меня не существует авторитетов.
– Да. Никаких авторитетов, кроме твоего собственного.
– Как долго ты выжидала, чтобы свалить меня наповал? Догадываюсь, я должна научиться себя сдерживать.
– Но не слишком, – сказала мать, подбадривая меня.
– Я нетерпелива.
– Это не твоя вина, милая. Это генетическое, это у тебя от отца.
– Сожалею, что разочаровываю тебя, – сказала я, помолчав. – Но в данный момент я больше не могу думать о своих недостатках.
– Ты лояльна к своим недостаткам, – заметила мать. – И это твое чрезмерное чувство лояльности так долго удерживало тебя рядом с Дагом. Он встречался с другими женщинами, а ты по-прежнему смотрела на это сквозь пальцы.
– Уже нет, мама. – Я отвела взгляд.
Мать помолчала, а затем продолжила:
– Дорогая, послушай меня. Зная тебя так, как я… – Она вздохнула. – Хочу тебе сказать, как все может обернуться.
– Пожалуйста, – мрачно отозвалась я.
– Если в ближайшие несколько лет ты не определишься со своей будущей жизнью, то не будешь знать, что тебе делать, и в последующие десять лет. А если к тому времени захочешь иметь детей, будет уже поздно.
– О Господи, – вздохнула я, закрыв глаза.
– Я просто говорю тебе, что может случиться. Если не хочешь иметь детей, прекрасно – продолжай в том же духе.
– В каком?
– Продолжай вести себя как школьница, а не как тридцатилетняя женщина, которая должна определиться с карьерой.
– При чем здесь карьера? – Внезапно я почувствовала враждебность по отношению к матери.
– Потому что твоя карьера – часть проблемы. Ты должна перестать тратить время зря и сосредоточиться на том, чего действительно хочешь.
Я сидела совершенно ошеломленная и разбитая.
Мать смягчила тон:
– У тебя есть мозги и талант. Мы обе знаем, что работа в «Геральд американ» не цель твоей жизни. Но тебе почему-то захотелось осесть в Каслфорде и продолжать работать в этой газете. Совершенно ясно, что для тебя этого недостаточно. И сейчас, когда тебе выпал такой шанс…
Если я услышу эту фразу еще хоть раз, то закричу.
– И ты поехала в Нью-Йорк, чтобы осуществить мечту своей жизни. – Мать помолчала, затем продолжила: – И что же ты сделала? Проведя в Нью-Йорке всего два дня, ты сейчас сидишь передо мной и говоришь, что кого-то там встретила и потому хочешь порвать с Дагом.
– Но я уже порвала с Дагом!
– Салли, дело не в этом! Ты должна определиться! Ты должна принять решение относительно своей дальнейшей жизни! Ты не должна упускать такую возможность, как эта – статья для журнала «Экспектейшнз», одного из самых популярных в Америке, – и использовать ее как предлог, чтобы крутить роман с человеком, у которого достаточно своих проблем.
– Ведь ты его абсолютно не знаешь! – возмутилась я.
– Что представляла собой его последняя подружка? – спросила мать, повысив голос. – Вне всякого сомнения, смазливая девица без цели в жизни, как и вы оба!
– Мама! – Я была просто потрясена. Мать никогда не была такой. По крайней мере с той самой поры, когда мне было пятнадцать и я угнала среди ночи машину, чтобы отправиться на увеселительную прогулку.
Внезапно мать уронила лицо на руки.
– Ты так похожа на отца! – Она смотрела на меня, и в ее глазах стояли слезы. – Я так люблю тебя. И твоего отца любила так сильно, как уже никогда не полюблю ни одного мужчину. – По ее щекам текли слезы. – Но я не вынесу, Салли видя, как ты тратишь свою жизнь на пустые отношения и второстепенную работу только потому, что не можешь собраться с мыслями и решить, чего же ты хочешь.
– Хочешь сказать, что отец потратил свою жизнь зря?
– Салли, – сказала она, склонившись ко мне, – он был мужчиной. А с мужчинами все по-другому, ты же знаешь. У него была я. Ему бы никогда не справиться в одиночку, если бы я не помогала ему. Его предназначение было не домики проектировать. Он мог бы зарабатывать гораздо большие деньга в корпорации. Но у него были мы, его семья. И он стал таким, каким стал, и я ему это позволила. Я сказала ему, что для меня не имеет значения, сколько денег он зарабатывает. Но ни один мужчина не сделает этого для тебя.
– Догадываюсь, что ты прочитала такую же лекцию и Робу, – сказала я. – Что-то я не вижу, чтобы он обивал порог твоего дома.
– Трудности Роба совсем в другом, – сказала мать, утирая слезы.
– Так в чем же его проблема?
– Он боится потерять.
Я уставилась на нее.
– Это так. Ты готова делать что угодно, чтобы избежать ответственности за свою жизнь, Салли, а он будет делать что угодно, лишь бы избежать привязанности, раз впоследствии может лишиться этого человека. – Она тяжело вздохнула. – Ты ищешь не задерживаясь, а твой брат избегает. – Она снова вздохнула и потерла шею. – А я хочу видеть вас обоих счастливыми, вот и все.
Я сосчитала до десяти.
– Так что, по-твоему, будет лучше для меня? Переехать в Нью-Йорк? Или что-то другое?
– Я знаю, что ты не можешь писать только ради денег, Салли. Это сведет тебя с ума.
– Не вижу ничего плохого в том, что я работаю в «Геральд американ».
– На Ала-младшего?
– Именно так, – ответила я, вставая, чтобы собрать тарелки. – Хорошо, больше не буду, мама. Обещаю. – Я отнесла тарелки на кухню. Когда вернулась, то увидела, что ее взгляд опять устремлен к пруду.
– На самом деле мне не хотелось говорить то, что я сказала о тебе и Робе. Ты меня разозлила.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы ты упустила эту возможность. – Она посмотрела на меня. – И меня возмущает, что ты пытаешься переложить на меня ответственность за свою вину.
– Какую вину?
– Ты переспала с мужчиной, которого, по всей вероятности, мало знаешь. Это самоуничижение, Салли, и я не могу делать вид, что не убита этим. – Она отставила свою чашечку с кофе. – Хотя, вероятно, это твоя единственная возможность порвать с Дагом.
Будь я проклята, если покажу ей, что поддерживаю или возражаю против того, что она сказала, но, кажется, мать того и хотела.
– О, Салли, – сказала она, – не будь такой.
– Черт возьми, мама! – Я вскочила с места. – Как, по-твоему, я должна реагировать, когда ты говоришь мне такие вещи?
– Не повышай на меня голос.
Как бы сильно я ни ненавидела ее в этот момент, она моя мать, и я ее люблю и уважаю.
– Тебе не приходило в голову, – продолжила она тихим голосом, – что ты сошлась с кем-то в Нью-Йорке только потому, что изголодалась здесь» в Каслфорде? По той жизни, которая предначертана тебе судьбой?
– И какого сорта эта жизнь?
– Гораздо лучше, чем в Каслфорде, Салли.
Вздохнув, я покачала головой.
– Ты, казалось мне, была счастлива, что я вернулась мой и осталась.
– Речь не о том, чтобы жить здесь. То же самое с Дагом. – Отодвинув стул, она встала. – Не позволяй эмоциям захлестывать тебя, Салли. Пора съехать с наезженной колец чтобы не остаться у обочины дороги.
У меня челюсть отпала, я была готова заорать. «Это я-то на обочине дороги?»
– И ради Бога, – сказала она, взяв со стола кофейник и свою чашечку, – береги свое здоровье.
Бадди Д'Амико стоял на краю футбольного поля в Чешире. Он кричал и прыгал. На нем шорты и рубашка-поло с логотипом Каслфордского гольф-клуба. Когда по свистку судьи был объявлен перерыв в игре, он перестал бесноваться и краем глаза заметил меня. Отворачиваясь, простонал;
– Это несправедливо! Только не здесь!
– Привет, Бадди, – сказала я, подходя. – Твоя команда прекрасно смотрится.
– Да, ты права. – Он не смог сдержать улыбку. – Неплохо поработали.
– Послушай, я привезла с собой Девона. Он хочет сделать несколько фотографий для нашей газеты.
Услышав мои слова, парочка родителей тут же присоединилась к нам.
– Стив, Энджи, – нашелся Бадди, – это Салли Харрингтон из «Геральд американ»! Стив Бернстайн и Энджи Манардо.
Мы обменялись приветствиями, и я спросила, кто их девочки, их имена. Тотчас все записала. Взяв две бутылки воды, для себя и Бадди, стала наблюдать за игрой, крича и свистя, (Я люблю спорт.) Только после того как игра закончилась (команда Бадди победила) и он поговорил с девчонками, прежде чем отпустить их, я подошла к нему.
