Лаура Ван Вормер - Публичное разоблачение
– Это сумасшествие, – вздохнула я, закрывая глаза.
– Это чудесно, – выдохнул он мне в ухо.
Я не понимала, что мы делаем; сначала мы просто целовались и обнимались, а в следующее мгновение я уже скинула с себя шорты, стала расстегивать его ремень и молнию на шортах, а он приподнял мне ноги. Встал перед креслом на колени, сдвинул меня к краю кресла и осторожно вошел в меня.
– О Господи, – простонала я ему в плечо.
Я почувствовала, как он отклонился от меня, и открыла глаза. Он улыбнулся, глаза его сузились словно от боли. Его рот прижался к моему рту, и он толчком снова вошел в меня. Затем вышел. Снова вошел. Вышел. С каждым толчком он проникал в меня все глубже. Вниз-вверх, вниз-вверх.
– О, Салли! – выдохнул он, отрывая свои губы от моих.
Сейчас его глаза были закрыты, голова откинута назад, движения замедлились. Я чувствовала, что дело идет к концу, и не могла этого выдержать; я не хотела, чтобы он кончил, поэтому столкнула его на пол и села на него верхом. Мои груди касались его лица, и я начала двигаться вверх-вниз, чувствуя его внутри себя, я ускоряла ритм, стонала, он весь напрягся, и я знала, что он уже не может сдерживать себя, но все же продолжала двигаться, пока тоже не почувствовала, что кончаю.
– Да, Спенсер, да, – выдавила я сквозь зубы. – Ох! – Я содрогнулась и упала ему на плечо.
О, как это здорово! Как хорошо! Просто очень, очень.
Я не могла пошевелиться. Но надо освободить его из плена. Спенсер, тихо смеясь, что-то бормотал о своих ногах, поэтому я свалилась с него на ковер с громким «Ах».
Скотти кружил вокруг нас.
Внезапно он залаял и бросился к передней двери.
– О Господи, – прошептала я, садясь. К дому кто-то подъехал. Скотти громко лаял и прыгал. Я быстро встала и, прикрывая грудь, выглянула в окно.
– О Господи, это Даг. Быстро в спальню!
– Я не могу идти, – прошептал Спенсер, пытаясь подняться. – я же сказал тебе, что у меня ноги онемели.
– Ступай в ванную!
Он едва поднялся и пошел, держась за стену. Я схватила его шорты, свое белье и бросила в спальню. Затолкав туда же Спенсера, я велела ему отправляться в душ…
Даг, к счастью, постучал в переднюю дверь, а не в заднюю как обычно. Затем я услышала, как открывается дверь гостиной.
– Эй, Скотти, мальчик, – позвал Даг.
Схватив джинсовую юбку, я натянула ее на себя. Высунув голову из спальни, закричала:
– Даг, можешь погулять со Скотти? Я только что вернулась, а ему пора гулять.
– Мы будем на улице, – отозвался Даг.
Меня охватила паника. Интересно, почувствовал ли он завах секса в гостиной? По моей ноге текло. Я вошла в ванную, где рядом с душем стоял Спенсер.
– Не может быть, чтобы это был твой парень, – прошептал он.
– Может. – Я схватила полотенце, смочила и, задрав юбку, стала вытирать ноги. Ну просто настоящая леди.
– Когда-нибудь это покажется нам просто смешным, – сказал Спенсер, поцеловал в щеку и встал под душ.
«Ничего смешного», – подумала я, приглаживая щеткой волосы.
Я сделала глоток листерина и тут же случайно проглотила. Слегка подкрасилась и бросилась через кухонную дверь на Улицу.
– Даг! – позвала я, сбегая по лестнице.
– Привет, – сказал он, появляясь из-за дома. – Кто у тебя?
– Друг из Кента, – ответила я. – Он долго был на ферме и сейчас принимает душ. – Листерин жег желудок.
Даг остановился и в ужасе уставился на меня.
– Это он, ведь так?
– Кто?
– Тот кого ты встретила в Нью-Йорке. Разве нет?
Он стал огибать дом, и я пошла за ним. На углу Даг остановился и схватился рукой за стену, словно ему стало плохо.
– Не могу поверить, что ты так со мной поступила. – Он оттолкнулся от стены. – Проклятие! – ругнулся он и направился к машине.
– Даг, – позвала я. – Он просто остановился у меня, возвращаясь в Нью-Йорк. Это совсем не то, что ты думаешь.
– Просто остановился?
– Да. Я не знала, что ты приедешь.
– Он хотя бы знает о моем существовании?! – закричал он в сторону дома. – Знает ли он, что ты почти помолвлена со мной?
– Да.
– Вы уже переспали? – кричал Даг. – Проклятие, Салли! – Он ударил кулаком по капоту машины, оставив вмятину.
Рванул дверцу машины, уселся и тронулся с места. Мне хотелось крикнуть что-нибудь ему вслед, но не знала что. Мотор взревел, и из-под колес машины полетели грязь и гравий.
Когда машина исчезла за поворотом, Спенсер открыл переднюю дверь. На нем были шорты, майка и теннисные туфли. Он спустился по лестнице.
– Могу догнать его и все объяснить, – сказал он. – Если хочешь, чтобы он вернулся. Скажу ему, что ничего не произошло. Скажу ему все, что ты захочешь.
Я смотрела на него, вытирая глаза.
– Но надеюсь, ты не хочешь, чтобы он вернулся. Что ты позволишь ему уйти.
Я закрыла лицо руками.
– Салли, пожалуйста, поверь мне, я знаю, что между нами происходит что-то чудесное, что-то такое, что заставляет меня думать, что раньше такого ни со мной; ни с тобой не происходило.
Опустив голову, я повернулась к Спенсеру, и он обнял меня. Я спрятала лицо у него на груди, Он поцеловал меня в висок.
Глава 26
Спенсер остался на ночь.
Принимая во внимание все то, что случилось, я спала на удивление спокойно. Он тоже. Я встала рано, в начале седьмого, приготовила ему кашу и кофе.
Он стоял уже в дверях, прощаясь со мной, когда вдруг посмотрев на часы, покачал головой и сказал:
– Мы можем немного поговорить? Покажи мне что-нибудь. Например, фотоальбом, свой старый табель успеваемости. Хочешь, выйдем во двор и сфотографируем Скотти или отправимся на прогулку и нарвем цветов. Просто будем петь. Можем пойти на бензозаправку и спеть гимн вместе с Бернис!
Я рассмеялась, покачав головой.
– Дорогой, тебе надо ехать. – Прошло всего пять дней и я уже называю его «дорогой».
Он неохотно согласился; мы попрощались, и Спенсер уехал.
Я со Скотти отправилась на прогулку в поле. Там так чудесно утром.
Вспоминая Дага, я поняла, что иного не могло быть.
Что ни делается, все к лучшему, не так ли?
Чи-Чи сообщила, что мне сегодня предстоит очень серьезное интервью, хотя и добавила, что я могу об этом пожалеть. Разговор будет с семидесятилетней матерью Касси, Кэтрин Литлфилд. Чи-Чи сказала, что Кэтрин скорее умрет, чем встретится со мной лично, поэтому ограничилась телефонной связью.
Как только миссис Литлфилд ответила на мой звонок в Седар-Рапидсе, Айова, я сразу поняла, что голос у нее как у ведьмы. Правда. В голосе сквозила не то ненависть, не то злоба. Возможно, она просто раздражена или нервничает.
Я представилась и поблагодарила за то, что она уделила мне время.
– Только немного времени. Я уже говорила этой латиноамериканке, Я очень занята.
– Да, понимаю. Я очень ценю ваше согласие.
– Эта женщина говорила, что вы хотите прилететь сюда. Скажите ей «нет»! Напрасная трата времени и денег. Телефонный разговор – меньшее из двух зол, полагаю. Скажите, почему вы решили писать о Кэтрин? Надо думать, из-за ее второго богатого мужа.
Я подозревала, что, если не раскрою карты, миссис Литлфилд сама проведет все интервью, задавая вопросы и сама на них отвечая. Интересно, что Касси она называла Кэтрин. В том, что она единственную дочь назвала своим именем, было что-то патологическое.
– Я пишу о невероятном успехе вашей дочери, – вступила я. – За последние годы многое изменилось, но, миссис Литлфилд, ваша дочь по-прежнему поистине купается в успехе.
– Я никогда не читаю ее журналы, – последовал ответ. – Не хочу терять на это время.
Я начала объяснять ей свой статус, но вскоре поняла, что от этого мало пользы – я теряю ее драгоценное время.
– Ну что ж, приступим? Должна предупредить вас, миссис Литлфилд, что я собираюсь записывать наш разговор на диктофон, чтобы потом быть абсолютно уверенной, что я правильно вас цитирую.
Она фыркнула.
Ее надо как-то расположить к себе.
– Миссис Литлфилд, Касси рассказывала, какое огромное влияние вы оказали на ее жизнь. Вы содержали всю семью, воспитывали ее, помогли поступить в колледж…
– А она сказала вам, что ее отец пьяница и бездельник? И что первое, что она сделала, уйдя из дома, – нашла себе точно такого же?
– Ну не совсем так, – вставила я.
В голосе миссис Литлфилд, к моему удивлению, появился сарказм.
– Уверена, она вам этого не говорила. – Она захихикала, – Кэтрин всегда давала слабину, когда дело касалось мужчин, и всегда их оправдывала.
Да, разговор принимает интересный оборот, и я стала делать пометки в блокноте.
Я попросила ее рассказать о детстве Касси, и, когда она начала мне стало больно ее слушать. Эта женщина гордилась своей дочерью, но завидовала ее успеху и популярности. Я представила, как эта женщина надменно вела себя по отношению к своему единственному ребенку, как постоянно третировала и унижала Касси, пытаясь свести на нет то внимание, которым пользовалась красавица Касси. (Будь она моей матерью, убила бы ее.)
