Ольга Тарасевич - Тайна «Красной Москвы»
Слабым голосом я протянула:
— Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. Снап у меня хороший пес. Только с кошками у него нет контакта.
— Видели бы вы, как кошек гоняет моя овчарка! Общий курс дрессировки прошел, сидеть, лежать, барьер — все знает и выполняет. Пока поблизости кошка не появится.
Я что-то рассказывала в ответ про Снапуню, а у меня внутри все дрожало от возбуждения.
В моем распоряжении будет пара минут, чтобы найти карточку Соколовой. Или не найти…
Когда мы добрались до подъезда, я сделала вид, что удивлена:
— Так вы психотерапевт? Как интересно! А разве психотерапевт — врач? Я думала, можно окончить курсы и работать по этой специальности.
Иван Сергеевич вздохнул:
— Да все так думают. Поэтому психотерапевтов много, а толка мало. Я в свое время окончил мединститут, специализировался на психиатрии.
— Ого! А почему ушли? Ну, в смысле поменяли специализацию?
— Потому что психиатрия считается самой сложной отраслью медицины. Профессиональное выгорание наступает. Не зря у психиатров в официальных учреждениях самая высокая зарплата и самый большой отпуск.
Солнцев открыл дверь, помог мне пройти внутрь, мимо стойки секретаря (за которой никого не было).
Снаружи дом выглядел монументально, внутри все оказалось скромнее — длинный коридор, кабинет, да сбоку через неприкрытую дверь ванной комнаты видны душевая кабина и унитаз. Похоже, психотерапевт арендует или выкупил часть первого этажа и оборудовал себе отдельный вход. С учетом специфики работы — разумно.
— Подождите меня здесь. — Солнцев помог мне разместиться на диване, Снап присел возле двери. — Я быстро. Жаль, секретарь сегодня отпросилась, она у меня профессиональная медсестра. Но ничего, время терпит, ситуация не критичная.
— Конечно. Спасибо вам!
Я еле дождалась, пока за Солнцевым захлопнется дверь. На его письменном столе лежал небольшой диктофон. О, только бы он, как показывают в фильмах, имел привычку записывать беседы с клиентами!
Дрожащими руками я схватила миниатюрный серый брусочек, нажала на кнопку воспроизведения последней записи и вся обратилась вслух.
Как я и предполагала, зазвучал голос Елены Соколовой.
— Спасибо… Спасибо, что согласились меня принять без записи. У меня кризис. Препараты не действуют. Я не могу вести машину. А что, если все узнают? Я опять сорвалась, это точно!
— Леночка, успокойтесь. Я постоянно меняю вам препараты. Я меняю их вам даже чаще, чем надо, поэтому никакого привыкания не наступит. Медикаментозная терапия у вас очень эффективная. Наверное, произошла стрессовая ситуация?
— Да! Зачем я только согласилась встретиться с этой Ликой Вронской! Иван Сергеевич, мне кажется, я все-таки украла тот флакон из мастерской. Я его украла и не помню об этом.
— Амнезия при клептомании возможна. Но только на момент совершения кражи. Потом человек приходит в себя и испытывает эйфорию. Вы видели этот флакон? Вы видели его у себя в руках?
— Нет. Но вдруг я его где-то спрятала? Пока у меня была эта, как там ее — амнезия. Я точно помню, что хотела его украсть. У меня прямо руки тряслись при мыслях об этом. Да я украла и забыла, психопатка!
— Маловероятно. Потеря памяти при клептомании носит кратковременный характер. Больной приходит в себя с украденной вещью.
Дальнейшее произошло мгновенно — распахнулась дверь, которую я считала шкафом. За ней показался психотерапевт, в руках Солнцева был пистолет, направленный прямо на меня.
— Выключите диктофон и положите его на стол. Хорошо. Теперь садитесь на диван и говорите, кто вы такая и что вам надо. Вы репортер?! Из желтой газетенки?
Я покачала головой:
— Нет. Я была журналисткой. Но сейчас в основном зарабатываю на жизнь писательством и сценаристикой. Я не охочусь за вашими клиентами, честное слово.
— Тогда что значит весь этот цирк? Вы частный детектив?
— Да нет же! Меня интересует одна конкретная ситуация. Я Лика Вронская, про которую вам говорила Соколова.
Солнцев усмехнулся:
— И что вам надо, артистка Лика Вронская?
Я поежилась:
— Можно опустить пистолет? Пожалуйста…
Оказалось, под пиджаком у Солнцева была кобура. В иной ситуации я бы поинтересовалась из чистого любопытства, зачем это психотерапевтам так основательно вооружаться. Но я чувствовала себя виноватой, поэтому решила не ерничать, а попытаться коротко рассказать о произошедшем в парфюмерной мастерской Станислава Орехова.
Уж не знаю, как разобрался Солнцев во всех моих сбивчивых объяснениях. Может, понял по мимике и жестикуляции, что зла я ни ему, ни Соколовой не желаю, а сама — курица курицей. Но его лицо смягчилось.
— Соколова ко всем этим ужасам не имеет отношения. — Солнцев сел за компьютер, защелкал по клавиатуре. — Вот, видите — я наблюдаю ее уже четыре года, еще когда она была в профессиональном спорте. У нее клептомания. Лена неравнодушна к ювелирным украшениям, всяким блестящим вещицам. Флакон, который был в мастерской Орехова, манил ее, она хотела его украсть. Но кражи она все-таки не совершала.
— Почему вы так уверены?
— Потому что она принимает антидепрессанты, стабилизаторы настроения и противосудорожные препараты. Клептоман при краже испытывает возбуждение, потом эйфорию, затем наступает период отвращения к себе. У клептоманов в силу разных факторов — наследственности, черепно-мозговых травм, перенесенных инфекционных заболеваний — нарушен синтез нейромедиатора. Это химическое вещество, отвечающее за выработку серотонина — гормона удовольствия. Снижение выработки серотонина приводит к импульсивному поведению, и клептоман старается восполнить его путем воровства, так как в момент кражи он освобождает другой нейромедиатор — дофамин.
— Я ничего не понимаю.
— Ну если совсем просто — Лена пьет таблетки, не позволяющие ей воровать, физически у нее нет необходимых клептоману импульсов. Она принимает препараты, помогающие организму вырабатывать нейромедиаторы; ей не надо воровать, чтобы их получить. Но у нее остался сильный психологический страх. Вот это корректировать намного сложнее. Тут и слезы, и истерики.
— А убить клептоман может?
— Ради кражи? Маловероятно. Разве что в критической ситуации при самообороне — как и любой другой человек, в нас заложен инстинкт сохранения собственной жизни.
— Вы уверены, что Соколова не убивала?
— Естественно! С ее возбудимой нервной системой в случае такого стресса она бы уже была в состоянии нервного срыва.
— По мне, так она сейчас именно в таком состоянии.
Солнцев пожал плечами:
— Вы мало общались с профессиональными спортсменами. Их годами затачивали на достижение результата. Всю свою жизнь они бегут быстрее-выше-сильнее. Они бегут и знают, что должны победить. И что родина о них позаботится. Они как дети — видят только сиюминутное, о будущем не задумываются. Окончание спортивной карьеры — это всегда шок и стресс. Внешне они — красивые, известные, успешные люди. Внутренне и психически они не соответствуют своей возрастной планке, они не умеют выстраивать личные отношения, у них зачастую наблюдаются сложности в общении, трудоустройстве. Понимая собственную беспомощность, они паникуют. А у Соколовой на весь этот багаж еще и наложилась клептомания, страх того, что журналисты узнают о ее болезни. Хотите совет? Забудьте о Лене и ищите убийцу в другом месте. Я уверен: Соколова ко всей этой чудовищной истории не причастна…
* * *— Да, Снапи, это был не самый плодотворный день с точки зрения расследования. — Я протянула руку и потрепала собаку по рыжей холке. От удовольствия Снап закрыл глаза и улыбнулся. — Екатерину Савицкую не нашла, Полину Уткину и Елену Соколову вроде бы подозревать нет оснований. Но самый большой облом случился с Ириной Бодягиной…
Я покачала головой, вспомнив, как летела к этой дамочке на другой конец Москвы.
От встречи она отнекивалась, говорила: неудобно, предлагала поговорить в другой раз. Но я, вспомнив журналистские рефлексы, каким-то непонятным мне самой способом дожала бедную Ирину Бодягину, и, чтобы от меня отцепиться, она вяло пробормотала:
— Хорошо, приезжайте!
Что же я увидела после того, как дверь нужной мне квартиры в Чертаново открылась?
Пожилую женщину с монументально загипсованной рукой!
Похоже, переломов было сразу несколько. Гипс фиксировал верхнюю часть руки и плечо. И возле запястья, в районе лучевой кости, тоже белела гипсовая повязка.
— Простите, в доме неубрано. — Ирина виновато улыбнулась. — Три дня назад я шла в магазин, а на меня налетел парень на скутере. Лед кругом — а он на такой скорости гоняет! Куда только родители его смотрят! В моем возрасте кости хрупкие. Но я все равно рада, что хотя бы ноги целы. Перелом шейки бедра — вот это была бы настоящая катастрофа.
