Екатерина Лесина - Кольцо златовласой ведьмы
– Или как у скифов… там всякие гребни, серьги… красиво получилось, – Серега вздохнул. – Где и когда она кольцо увидела?
Вике самой хотелось бы это знать.
– Где-то же увидела. Нарисовала. Она неплохо рисовала. Папаша как-то даже подумывал для нее выставку организовать, только Светка не захотела. Поняла, что это будет нечестно. Ну, то есть появятся там критики, пресса, расхвалят молодой талант… а за спиной станут шушукаться, что папаша ей все и всех купил. Он и правда покупает. Сделает гадость, от которой душу выворачивает наизнанку, и потом, в утешение, покупает что-нибудь этакое.
Вика не знала, как ей реагировать на эти признания. Она не умела утешать людей, тем более посторонних. И вряд ли слова о том, что она сочувствует Серегиной утрате, действительно его утешат.
– Кто делал ей украшения? Узнать сможешь? – Вика заерзала. Ей всегда было сложно высказывать свою точку зрения, тем более когда требовалось ее как-то аргументировать. – Понимаешь, скорее всего, она с одним ювелиром работала… ну, с тем, кто понимал, что именно она хочет. Если этот комплект – не первый… и если его сделали недавно… Она ведь тебе его не показывала?
Серега мотнул головой. Следовательно, ее догадка верна.
– Значит, получила она его не так давно. И знали про него немногие. Если ты не знал.
Но кто-то был в курсе и добрался до комплекта. Покрыл украшение древним ядом, рецепт которого был утерян. И убил Светлану.
Причем убить он хотел именно Светлану!
А Славка… получается, он отыскал подвеску, взял ее в руки – и тоже умер. Случайная жертва?
Похоже, Серега пришел к таким же выводам.
– Не понимаю, – сказал он, убирая подвеску в карман. – Кому Светка помешала?
– Дай ее мне, пожалуйста, – Вике казалось, что она что-то пропустила, вероятно, важное. Жаль, что украшение нельзя вытряхивать из пакета. Так было бы легче его рассмотреть. – Должен быть комплект. Она не смотрелась бы одна. А вот если еще серьги есть…
…Серега найдет ювелира и узнает, что именно следует искать.
– …и все остальное забрали. Я так думаю.
Потому что, если бы не забрали, в кармане у Славки обнаружилась бы не только подвеска. Но почему не взяли ее? Ловушка? Или… конечно!
– Смотри, здесь тугой замок. Я знаю эту модель, – Вика попыталась растянуть цепочку, но, укрытая пластиком, она выскальзывала из пальцев. – И цепочка порвалась. Или ее порвали. А подвеску бросили. Тот, кто пришел за ее украшениями, просто не увидел ее. А искать побоялся. Или времени не было? Твой брат на нее наткнулся. Поднял… и все.
А если бы не наткнулся, вряд ли бы кто-то понял, каким именно образом отравили Светлану. И тем важнее найти ювелира.
– Умница, – Серега притянул к себе Вику и поцеловал ее в макушку.
– А… – Этот вопрос изначально вертелся у нее на языке. – Разве этим не должна полиция заниматься?
Не то чтобы Вике хотелось связываться с полицией, но… ведь произошло убийство. Даже два.
– Должна, Светлячок. Но не будет. Папаша костьми ляжет, чтобы это дело замять, – Серега похлопал по карману. – Он уже вычислил виновного.
Кого?
О Боже! Ну, естественно, Вику. Или маменьку… они ведь чужие в доме.
– Спокойно. Я не позволю тебя обидеть.
Вика кивнула. Но – не поверила. И вновь она всерьез задумалась о том, что ей следует бежать. Желательно, за границу. Глядишь, там Антон Сергеевич ее и не отыщет.
Осталось мелочь – убедить маменьку, что желание это – не блажь.
А оказалось, что убеждать уже некого.
Мама была мертва.
Тадеуш Вильгельминович был человеком сложного характера, но у Светки как-то получалось с ним ладить. Вообще, следовало признать, что Светка умела находить общий язык с самыми разными людьми, причем, казалось бы, не прикладывая к тому особых усилий.
Серега так не умел. Нет, он научился быть обаятельным, играть роль «своего» парня, где-то даже сжился с ней, но чтобы, как у Светки, естественно и от души… может, поэтому и любил ее капризный старик Тадеуш Вильгельминович.
Он был потомственным ювелиром, перенимавшим это мастерство если и не с молоком матери, то с самим воздухом старой квартиры. Дом середины девятнадцатого века перестраивался дважды. Скрипучая лестница. Потемневшие перила, некогда покрытые лаком, давно облезшим. Стойкий пряный аромат, по местной легенде, оставшийся с прежних времен – некогда внизу располагалась лавка, где торговали скобяными товарами и пряностями.
Фикусы в кадках.
Белая кошка, дремавшая на подоконнике.
Она была стара и слепа на один глаз, наверное, оттого Серегу и заметила слишком поздно.
– Опять сбежала? – поинтересовался он, и кошка зашипела. Никто не смел обращаться с ней подобным образом! Чтобы хватать за шкирку – и без всякого уважения!
Звонить пришлось долго, дверь наконец открыли.
– Анна Анатольевна, здравствуйте. Вы, как всегда, прелестны… это вам, – Серега протянул ей букет розовых тюльпанов, которые старушка приняла с церемонной благодарностью. – И это тоже.
Кошка в хозяйских руках перестала шипеть, обмякла и жалобно заплакала: мол, что творится в мире-то?!
– Люсенька нашлась! Тедди, Люсенька нашлась! Сереженька принес ее! Проходите…
Голос Анна Анатольевна, несмотря на годы, сохранила. Глубокое контральто, которое некогда сделало ее знаменитой, но слава – это ведь так несерьезно, преходяще… а вот супруг, дети, ныне разлетевшиеся, дом и Люсенька, точнее, Люсинда Третья, – совсем иной коленкор.
На плюшевого медвежонка Тадеуш Вильгельминович не походил и прежде. Серега помнил строгого подтянутого старика, который осмеливался перечить папаше. Годы иссушили его, но не отняли ни осанки, ни колючего, недружелюбного взгляда, ни манеры говорить словно бы свысока.
– С чем пожаловали, милейший? – Он ко всем обращался именно так, выделяя лишь Светку, которую называл полным именем. Тадеуш Вильгельминович не терпел сокращений, разве что в устах жены.
– С вопросом, – ответил Серега.
– Все еще бунтарствуете? В вашем возрасте, милейший, сие – непозволительная роскошь. Вольность духа идет молодым. Вы же выглядите паяцем.
Это не было проявлением недружелюбия, скорее, привычно высказанным взглядом на Серегину манеру одеваться и вести себя. Главное, что теперь он и правда чувствовал себя паяцем.
– Светлану убили, – сказал он, пряча руки за спину. – И я хочу найти того, кто это сделал.
В кабинете Тадеуша Вильгельминовича было много света. Огромные окна, которые в обязательном порядке мылись еженедельно. Мощные лампы. И многочисленные светильники, словно старик боялся, что темнота до него доберется.
Мебель, доставшаяся ему от родителей, если не от дедов, готова была пережить хозяина и перейти в иные, более надежные руки. Сереге нравился ее запах, кисловато-пивной – дерево по-прежнему чистили теплым баварским, исключительно темных сортов, а кожу сидений протирали взбитыми яичными белками.
Это место не признавало современных средств.
– Присаживайтесь, будьте любезны. – Тадеуш Вильгельминович надел очки, чересчур большие для сухого его лица. – И рассказывайте.
Отцу Серега врать умел. А вот этому человеку – не получалось у него… Во взгляде его все дело? В самой обстановке? Или в том, что Сереге нужна помощь, а Тадеуш Вильгельминович – человек, способный помочь если не ответом, то советом точно.
Он слушал внимательно и был неподвижен, словно неживой.
– То есть вам представляется возможной ситуация, что ваш отец скрывает истинные причины своего интереса к… артефакту Тофано?
– Я в этом уверен.
Скрипнула дверь, пропуская Люсинду. Кошка обвела кабинет рассеянным взглядом и мяукнула.
– Брысь, – сказал ей Тадеуш Вильгельминович. – Совсем в маразм впала. Анна переживает… вчера весь вечер сердечные капли из-за этой паразитки глотала. А что будет, когда она сдохнет?.. Украшение у вас с собой?
Серега вытащил сверток. Вчера ему позволили забрать одежду, признаться, пытались возражать, что дело-то подозрительное и, возможно, им заинтересуется полиция. Но Серега умел быть убедительным. И сообразительным – он не прикасался к цепочке голыми руками.
– Только, пожалуйста, осторожнее, – он знал, что Тадеуш Вильгельминович в подобном предупреждении не нуждается, но и промолчать не сумел.
Тадеуш Вильгельминович не ответил. И не стал вытряхивать цепочку из пакета. Поднес к лампе, достал лупу, старинную, на отполированной до блеска ручке. Разглядывал украшение долго, поворачивая его то одной, то другой стороной.
– А кольцо?
Кольцо Вика тоже позволила у нее взять. На время.
Оно увлекло старика надолго. Он изучал каждый его завиток, каждый лист. И камень едва ли не на зуб попробовал.
– Ваша знакомая права. Это – разные вещи. Здесь – мастерство, – Тадеуш Вильгельминович вернул кольцо. – Его сделали давно, может, и правда в шестнадцатом веке, но главное, что с душой.
По мнению Сереги, кольцо мало чем от подвески отличалось. Где в нем душу разглядеть? Ну, камень. Ну, завитки всякие. Листочки…
