Василий Сретенский - ОТ/ЧЁТ
Общий разговор, шутки и взаимные подначки продолжались полдороги, потом все как-то выдохлись. Тогда я стал рассказывать о самых забавных шашлыках в моей жизни. Это было в году 1980-м или 1981-м, не помню. У нас тогда сложилась очень плотная компания друзей-однокурсников в шесть человек, все свободное время проводивших вместе. И ввели мы тогда правило: вместо подарка ко дню рождения, скинувшись, организовывать праздник так, как хочет именинник, выполняя все его желания (в духе эпохи — «разумно понятые и научно обоснованные»). А деньги на это у нас тогда были, поскольку мы все работали сторожами на стройке. Собственно, это была не стройка, а перестройка. Бывший доходный дом купца Филатова в центре Арбата перестраивали под нужды Министерства культуры СССР (оно и сейчас там, только теперь РФ).
Так вот, один из нас затребовал, к примеру, обед в «Славянском базаре» с жюльеном и осетриной, запеченной в сметане. Другой — праздник в общаге с тремя обязательными составляющими в немереном количестве: водка, хлеб черный бородинский и жареная картошка. И все это неизменно предоставлялось, тем более что тот парень, что хотел обеда в ресторане, во всех остальных случаях безропотно готовил на всю компанию и жарил в общежитии картошку на трех плитах одновременно.
А вот Антон заявил, что хочет отметить день рождения шашлыками. И это в конце мая, когда начинаются зачеты и собрать компанию на целый день практически невозможно. Плюс все посменно сторожат будущее Министерство культуры: в будни по ночам, а в субботу и воскресенье — круглосуточно. И тем не менее выход нашли.
Дежурная комната сторожей находилась на втором этаже. Или на третьем? В общем, рядом с будущим зимним садом. Кто хочет, может пойти и посмотреть. Если пустят. А тогда на том месте был внутренний двор: доски там лежали, кирпичи, строительный мусор. И вот в воскресенье часам к двум подошли организаторы всего этого дела, поломали доски, из кирпичей сделали мангал, развели костер. Потом подтянулись остальные — кто с огурцами-помидорами-луком-укропом- кинзой, кто с посудой, кто с хлебом. У овощного магазина на углу Арбата и какого-то переулка выставили пост и поймали-таки партию «Ахашени» и «Твиши». В магазине «Арарат» купили армянского коньяка из Армении.
К трем подошли девушки. К этому времени запах шашлыка плыл по всему Арбату вместе с дымком с крыши здания будущего Министерства культуры. На трех канцелярских столах в комнате сторожей на бумажных скатерках высились горы овощей и фруктов, сыры, зелень. То ли вывеска работы Пиросмани, то ли «Жаль, что вас не было с нами» Аксенова. Бутылки грузинского вина и армянского коньяка были расставлены по виду в беспорядке, но на самом деле так, чтобы с каждого места за любым из столов можно было дотянуться до трех бутылок не вставая. К мангалу ходили через будущие французские окна в будущий зимний сад. Потом были танцы под магнитофон «Электроника» и много настоящего, замаринованного в белом сухом вине, шашлыка, приготовленного на крупных углях (доски был и качественные) в самом центре Москвы, и разъезд на такси в стиле «Машину посла Чемпопаллы к подъезду!». Да. Ездили тогда еще по Арбату.
Потом Алена осталась ночевать на Арбате — моя смена в тот день начиналась в 8 вечера. Однако об этом я студентам рассказывать не стал. Приехали. Выгрузились на платформу под дождичек, но тот вскоре прошел и больше о себе не напоминал.
Шли недолго, видимо, поляна на краю леса рядом с речкой облюбована была давно. Всю дорогу я беспокоился, что не взяли топор. В походах я терпеть не могу готовить, а вот дрова рубить и огонь поддерживать — это мое. Но когда расположились, выяснилось, что дрова рубить — это из прошлого века. В бумажном пакете был древесный уголь; что-то плеснули на него, и костер готов. «Мукузани» мое оказалось никому не нужным, зато с сыром и соусом я угадал.
После первых двух заправок шашлыка ребята отправились играть в футбол, соорудив ворота из баллонов с пивом. Позвали меня, но спорт и я — две вещи несовместные. Тогда девушку-бобра попросили постоять на воротах. Та с радостью, как мне показалось, убежала. Мы с Ладой остались поддерживать огонь. С этим мы справлялись хорошо, чего не скажешь о беседе. И ладно. Она хорошо молчала, без ожидания, без вызова. Так умеют молчать кошки, а люди — почти нет. И я не умею, так что я стал ее расспрашивать. Где учится (филфак), почему там (оказывается, наследственная предрасположенность к языкам; прапрадед — француз, перебравшийся в Россию после их революции 1789 года).
Спросил, откуда знает Андрея. Ее рассказ выглядел примерно так. Они учились в одной школе, но в разных классах. В третьем классе Андрей подошел к ней и серьезно сказал, что он долго думал, зачем он появился на свет, и понял, что живет для того, чтобы сделать ее счастливой. Полгода он провожал ее до дома и делал за нее уроки. Но потом уехал с родителями в Англию. А год назад они случайно встретились в клубе и с тех пор не расстаются. Она старается все свое время проводить с ним. Даже с занятий убегает. А он по-прежнему считает, что дело его жизни — сделать ее счастливой.
— И как, получается? — Спросил и прикусил язык.
Она помолчала.
— Когда как.
(Через два дня один из приятелей Андрея принес мне на лекцию фотографию с шашлыков. На ней уже в сумерках на фоне тлеющего костра два силуэта: Лада и я. Лиц почти не разобрать, но видно, что мы молчим и смотрим в одну сторону. Я только тогда внезапно понял, что дома у меня, кроме фото на документах, одна эта фотография и есть.)
Ребята вернулись к костру, шашлыку и пиву. Потом врубили свой бумбокс, какие-то девичьи заплачки на английском языке. Игорь и Света стали танцевать. Тут заиграло что- то быстрое, хороводное. Андрей и другие ребята (я их разглядел! Это два брата-близнеца Саша и Паша, однокурсники Андрея и Игоря!) встали со Светой и Игорем в круг. Лада осталась сидеть на бревнышке. Тут разыгралась безобразная сцена. Меня-то танцевать заставить никто не пытался, а Ладу Игорь потянул за локоток. Она молча отстранилась. Тот не понял, стал хватать ее за руки и получил от Андрея в лоб. Все произошло так быстро, что никто ничего не понял. Вот Игорь еще тянет Ладу за рукав, а вот он уже лежит на земле ногами к костру, головой к лесу, куда медленно удаляется Андрей.
Игоря, конечно, подняли, но веселье разом кончилось. То ли Саша, то ли Паша достал фотоаппарат, то ли Паша, то ли Саша со Светой стали потихоньку собираться. Лада пошла искать Андрея, привела, и Андрей с Игорем за минуту помирились. Причем все они, кроме Лады, почему-то виновато смотрели на меня. Вот когда я почувствовал себя лишним по-на- стоящему. В общем, как-то доехали до Москвы.
ВОСКРЕСЕНЬЕ. ВЕЧЕР
Так, две оставшиеся бутылки «Мукузани» — в холодильник. Одежду в стиральную машину покидать, душ, полстакана «Glenfiddih'a», запустить «Take the A'train». Хватит веселиться, займемся делом по-настоящему бесполезным.
Романыч-Славинский составил небольшую справку о службе Алексея Хвостинина на юге. В январе 1883 года тот отправился сначала в Москву, а затем к новому месту службы. В Москве Хвостинин встретил попутчика — знакомого по службе в Петербурге князя Степана Куракина, только что назначенного командиром Ахтырского гусарского полка вместо умершего полковника Хорвата. Примкнув к большому поезду князя, Алексей сдружился с молодым тридцатишестилетним полковником и принял его предложение перейти в полк поручиком.
Может быть, его привлекла гусарская форма. Она действительно была роскошной. Офицерский мундир: ярко-зеленый доломан, расшитый золотом, с небольшим стоячим воротником. Обшлага и воротник обложены узким золотым галунчиком. На груди в три ряда пятнадцать больших и шестьдесят маленьких золоченых пуговиц, между которыми шитье в шестьдесят шесть аршин золотого шнура. Ментик черный, расшитый золотым шнуром в семьдесят четыре аршина, подбит и обшит белым беличьим мехом. Ментик накидывали на левое плечо, пристегивая особой застежкой из толстого золотого жгута. Чакчиры узкие зеленые, расшитые золотом в тридцать восемь аршин шнура. Сафьяновые красные полусапожки с золотой оторочкой и высокими каблуками. Подковы серебряные. Шпоры серебряные, прибивные. Ташка черного сукна с зубчатым галуном и вензелем императрицы пристегнута к поясной портупее на двух галунных пассиках. Кивер обтянут черным стадметом, обложен в два ряда зубчатым галуном. Белый султанчик с белым зубчатым бантом. Сабля в кожаных ножнах с золоченой оковкой. Рукоять вызолочена.
(Аршин, между прочим, — это шестнадцать вершков, то есть 71,12 см. Я стал считать, сколько всего галуна в метрах, дважды сбивался, потом подумал: «Чем я вообще тут занимаюсь?» Бросил, так и не поняв: это они сто двадцать метров золотого шнура на себя напяливали или я в подсчетах ошибся? А ведь можно было еще в граммы золота перевести. Или уже килограммы?)
