Ирвин Уоллес - Семь минут
Барретт надел солнцезащитные очки и угрюмо посмотрел на плавательный бассейн. Его внимание ненадолго привлекла только что вышедшая из воды стройная, изящная девушка калифорнийского типа лет двадцати. Узенькие полоски лифчика едва прикрывали высокую грудь, и Барретту показалось, что она, того гляди, вывалится наружу. Девушка стояла на краю бассейна, с ее тела стекали струи воды. Она поправила лямки бюстгальтера и победно улыбнулась Барретту. Он робко улыбнулся в ответ и сделал вид, будто поглощен беседой.
— Сейчас вы видите, Фил, что главная проблема заключается во времени, — говорил Зелкин. — Вы дали нам очень мало времени. Я понимаю, что иначе нельзя, но…
Официант принес джин с тоником. Барретт взял свой стакан и слегка передвинул стул. Неторопливо потягивая джин, он подставил лицо лучам солнца и с наслаждением закрыл глаза.
Майк знал, что все упирается во время, вернее, в его недостаток на предпроцессной стадии. Он затронул этот вопрос в разговоре с Сэнфордом по дороге из аэропорта, но из собственных эгоистических соображений не стал заострять на нем внимание.
Барретт приехал в международный аэропорт Лос-Анджелеса за полчаса до прибытия самолета из Нью-Йорка. И правильно сделал, потому что самолет Фила приземлился на четырнадцать минут раньше, чем следовало по расписанию. Барретт не стал попусту тратить ни минуты и по настоятельной просьбе Зелкина сразу завел разговор о времени.
Носильщик поставил чемоданы рядом с Майком и Филиппом. Стоя на цементной площадке перед зданием аэропорта, друзья ждали, когда подгонят машину Барретта. Тут-то Майк и заговорил о времени.
— Фил, скоро начнется большой процесс, и Дункан или люди, которые стоят за ним, изо всех сил раздувают ажиотаж. Это все больше смахивает на цирковое представление вроде процесса над Скоупсом или Бруно Гауптманом, — начал он.
— Как быстро он добился популярности, даже не верится! — с нескрываемым удовольствием произнес Сэнфорд. — Причем не только на Востоке, не только во всех газетах Америки, но и за границей: во Франции, Англии, Германии, Италии, везде. Нам даже пришлось посадить человека вырезать статьи…
— Я знаю, что происходит, и это тревожит меня, — ответил Барретт. — Довольно с нас и того, что дело сложное. Но гораздо страшнее стремление радио, телевидения и большинства газет сделать из него процесс века. У нас всего две недели на подготовку, и мы худо-бедно успеем, но только если будем трудиться и день и ночь, как сейчас. У нас как бы не две, а четыре недели, но если вспомнить, каковы ставки, я бы не отказался и от трех месяцев.
— У вашего окружного прокурора времени не больше, чем у вас, — возразил Сэнфорд, — но он уже рвется в бой.
— Обвинение почти всегда желает разбирательства больше, чем защита. Государство — агрессор. Прокуратура начала готовить наступление на «Семь минут» еще до ареста Фремонта, и у обвинения уже есть козырная карта. Сейчас им выгодно выйти на сцену, пока общественное мнение на их стороне, пока не утихла истерия по поводу влияния порнографических книг на незрелые умы. Каждое утро нас приветствуют сводками из больницы «Гора Синай» о состоянии здоровья Шери Мур. Она в критическом состоянии, по-прежнему без сознания, и каждая сводка о ее здоровье сопровождается напоминаниями о том, как она очутилась в больнице, причем пишут не о Джерри Гриффите, а о Дж Дж Джадвее. Зелкин мне постоянно напоминает, что испокон веку именно защите не хватает времени; защита выдумывает всякие проволочки не только для смягчения отрицательного климата вокруг дела, но и для того, чтобы получить дополнительное время для всесторонней подготовки. Сейчас мы постоянно догоняем обвинение. Мы только отбиваемся, и нам нужно время, чтобы прийти в себя и перехватить инициативу. Не будь давление таким мощным, мы могли бы требовать одну отсрочку за другой и оттянуть начало процесса хоть на полгода или на год. Эйб очень просил меня еще раз напомнить тебе обо всем этом. Неужели никак нельзя убедить тебя попытаться отсрочить процесс?
— Это невозможно, — заявил Сэнфорд. — Любая задержка для меня так же губительна, как и проигрыш дела. Весь тираж уже разослан. Куда его девать? Владельцы магазинов просто побоятся продавать «Семь минут». Складские помещения для длительного хранения есть далеко не у всех. Большинство владельцев магазинов, скорее всего, запаникуют и вернут «Семь минут». Едва ли нам удастся через год оживить труп. Нет, мы вынуждены идти на риск, каков бы он ни был.
В этот миг подогнали машину Барретта, и, пока грузили багаж, Майк гадал, насколько правдивы причины, которыми Сэнфорд объяснил отказ от борьбы за отсрочку. У него мелькнула мысль, что Сэнфорд, так же как Элмо Дункан, возможно, только рад шумихе вокруг процесса и «Семи минут».
Усевшись за руль, Барретт понял, что часть вины лежит и на нем. Он выполнил просьбу Зелкина и постарался уговорить Сэнфорда потянуть с началом процесса, но сам Майк не очень-то хотел этой задержки, а потому говорил без должного красноречия. Фей действительно уговорила отца месяц не назначать вице-президента. У Барретта еще не угасли надежды на успешное будущее, и он не хотел убивать их своими руками.
Сейчас, по дороге в Лос-Анджелес, в нем проснулась совесть. Он согласился защищать книгу, в которую верил, но, с другой стороны, он не меньше своего клиента, Фила Сэнфорда, виноват в том, что у защиты осталось всего несколько дней на подготовку, а за такое короткое время трудно возвести неприступную крепость. Их положение было не просто рискованным, а очень опасным.
Фил Сэнфорд будто прочитал его мысли и, когда они свернули на шоссе Сан-Диего, высказал свои сомнения вслух:
— Майк, твои разговоры в аэропорту заставили меня немного поволноваться. Ты говорил как пораженец.
— Я кто угодно, только не пораженец, — возразил Барретт. — Я намерен выиграть это дело. Мы все хотим этого. Меня просто беспокоит мысль о вступлении в бой с ружьем, тогда как, имея время, я мог бы вооружиться ракетной установкой.
— Когда вам с Эйбом ни позвонишь, у вас вечно такие голоса, будто вы вооружаетесь тяжелой артиллерией.
— Правильно, правильно, но я просто хочу быть уверенным в том, что пушки достаточно мощны и надежны. Не буду терять времени и, пожалуй, введу тебя в курс дела.
Барретт принялся называть имена уже выбранных свидетелей защиты. За «Семь минут» согласился вступиться сэр Эсмонд Ингрэм, пожилой и уважаемый профессор из Оксфорда, который давным-давно назвал «Семь минут» одним из «самых честных и заслуживающих внимания произведений в современной западной литературе». Это высказывание «Сэнфорд-хаус» использовало при рекламировании книги.
Сейчас сэр Эсмонд ушел на покой. Он трижды женился на англичанках вдвое моложе себя. А сейчас, после трех разводов, отдавал все силы и энергию разным фондам, созданию всемирного языка и крестовому походу в защиту вегетарианства. Он дважды недолго сидел в тюрьме за то, что лежал перед домом номер десять на Даунинг-стрит,[10] протестуя против гонки ядерных вооружений. Из-за растущей эксцентричности сэра Эсмонда Барретт порой даже сомневался, не повредит ли «Семи минутам» его поддержка, но Зелкин считал, что американцы поймут пожилого англичанина и его чудачества, что английский акцент, по его мнению, подействует на публику и присяжных устрашающе. К тому же, черт побери, кто еще из известных людей когда-нибудь хвалил «Семь минут»?
Сэра Эсмонда нашли в коттедже в Сассексе, и он с воодушевлением согласился выступить на стороне защиты (хотя у Барретта возникли подозрения, что английский профессор перепутал «Семь минут» с «Любовником леди Чаттерлей»), Да, он с радостью станет в один строй с борцами против «поджигателей книг», если защите удастся убедить американские иммиграционные власти, что он не анархист. Зелкину удалось убедить власти в благонадежности профессора, и сэр Эсмонд Ингрэм должен был стать одним из главных свидетелей защиты.
Барретт уверил Филиппа Сэнфорда, что у них есть и другие свидетели. Гай Коллинз, известный сторонник натуралистического направления в литературе, часто писал о громадном впечатлении, которое произвела на него книга Джадвея, и согласился выступить свидетелем защиты. Сейчас они пытаются уговорить двух-трех литературных критиков, которые были в восторге от «Семи минут». Окружной прокурор, несомненно, постарается доказать с помощью Джерри Гриффита и других свидетелей, что книги, подобные «Семи минутам», толкают американскую молодежь на преступления и угрожают безопасности общества, поэтому Барретт и Зелкин искали свидетелей, чьи показания расстроили бы замысел обвинителя. Они уговорили выступить свидетелем доктора Йейла Файнгуда, специалиста по юношеской преступности, и доктора Рольфа Ладергрена, шведского сексолога, чьи работы принесли ему всемирную известность и сделали его почетным профессором Риэрдон-колледжа в Висконсине. И Ладергрен, и Файнгуд считали, что в молодежной преступности виноваты вовсе не грязные книги и фильмы, и их согласие выступить на стороне защиты вселяло добрые надежды.
