Сергей Черняев - Брат Солнца
- Ну не мог я больше в человека стрелять! Не мог!!!
- Извините, - сказал Артем, - а как же вы охотитесь? В деревне говорят, вы зайцев стреляете? Уток?
- Это не то… - махнул рукой Куканов. - Это не люди… Я и куриц топором рублю…
- Но они же… - вырвалось у Артема. Он хотел сказать «тоже дергаются», но Бусыгин жестом остановил его.
- Вот что, Витя… Ни в кого ты не стрелял.
- Стрелял.
- А я говорю, не стрелял.
- А я говорю – стрелял.
- А карабин? Зачем он мне нужен был?
- А вот зачем. Пил ты с Валькой на старице и услышал, что у Верхнего оврага стреляют. Пошел ты поглядеть – кто палит и зачем. Сезон ведь еще не открыт был? Не открыт. Вышел ты сверху на овраг и увидел, как Брезгунов по бутылкам палит. Палит и мажет. А ты же Ворошиловский стрелок… Решил ты сам себе себя показать, припоминаешь?
- Черт его знает…
- Ну ладно… Мишеней у тебя дома навалом, где у Глухова карабин ты знал и где ключ от сейфа – тоже. Вы же вместе охотитесь. Даже знаешь что? Он тебя оставил за домом и сейфом присматривать. Точно?
Куканов кивнул.
- А Матвей Василич знал, что с тобой в армии приключилось?
- Знал. Он и родители. Не каждому расскажешь…
- Он ведь тебя с детства знал?
- Всю жизнь тут вместе прожили…
- А до армии ты… Как бы это сказать? Послушный был мальчик? Исполнительный?
У Куканова задрожал подбородок. Он старался сдерживать себя – и ничего не ответил. Дрожь постепенно прошла, но он продолжал молчать.
- То есть – да, - уточнил Бусыгин, - и потому он тебе доверял. Ну а дальше… слазил ты к нему домой, взял карабин, притащил домой и завалился спать. Все.
- Ч-черт… Не знаю… Да один хрен – не помню!
Куканов сидел потерянный, жалкий, смотрел в одну точку. Потом попытался встать.
- Чего ты, Куканыч, сиди… Чего ты?
- Извиниться… надо…
- Извиниться?
Вместо ответа Куканов встал и попытался снять штаны. Бусыгин вскочил с пола и остановил его:
- Да ты чего?
- Сейчас… Я все покажу!
- Витя, тут одни мужики – чего мы не видали?
- Сейчас! – вырывался Витя.
Но Анатолий Михайлович аккуратно свалил его на пол и схватил за руки.
- Ты чё творишь? – урчал Куканов. - Я объяснить хотел!
- Да ты уж как-нибудь так объясняй, в штанах! Да и вообще… Ты вроде извиняться хотел, а не объяснять?
- Ч-черт… - застонал тот, сморщился и снова пустил слезу.
- Ужас! – сказал Артем.
- Что, не видал такого?
- Нет, кое-что, конечно, видел… После Нового Года на телецентре всякие валялись… Но чтоб так – до слез… С такими выкрутасами…
Куканов опять застонал, но после первого стона заговорил членораздельно:
- Перед тобой, Артем, извиниться хочу…
- Передо мной? – удивился Артем.
- Перед тобой. – Пусти! – оттолкнул он руки Бусыгина.
- Тебя только пусти! – сказал Анатолий Михайлович и отпустил его.
Тот извернулся, встал на колени и трагическим до комизма тоном сказал:
- Прости меня, Артем… Я на тебя следователям показал. Сдуру это я. Сдуру! Так уж… Зарвался... Грех это. Прости.
- Да я это – ничего… Я – прощаю… - смутился Артем и посмотрел на Бусыгина, не понимая – как себя вести. Но тот только пожал плечами. Между тем Куканов размашисто перекрестился и бухнулся головой в ноги молодого человека, чуть не угодив ему по большому пальцу левой ноги.
- Не надо, не надо! – засмущался Артем и попытался поднять его с пола.
- Надо, Артем! Надо мне перед смертью грех снять!
- Перед смертью? – переглянулись Артем и Анатолий Михайлович.
Куканов горестно склонил голову.
- Каюк мне.
- Ты что, Витя? Какой каюк?
- Подыхаю я. За грехи мои подыхаю!
- Да успокойся ты! С чего ты подыхаешь?
- Рак у меня.
- Рак?!
- А чего? Конечно, рак. Вон хренобула какая на ноге выскочила!
И пока они переваривали этот новый поворот в их разговоре, он встал и, шатаясь, снял штаны. На правой ноге, на ладонь выше колена торчал странный продолговатый желвак. Вереницын и Бусыгин оторопело уставились на него, соображая, сколько же еще Куканову осталось жить.
- Наверное, метастазы уже пустил, сволочь, - процедил сквозь зубы Куканов, - Он ведь вот где начался. А теперь уже вот где.
Бусыгин присел на корточки и внимательно осмотрел ногу.
- Это не рак, Витя, - задумчиво сказал он, - наверное.
- А что же? – почти закричал Куканов, - он, гадина! Я ж чего охранял! Полигон этот! С треугольниками! С ураном! Уран там был! Уран!
- Там, может, и уран, а это – не рак, - сказал Бусыгин и достал мобильник, - рак не ползает, Витя. Поехали-ка в больничку?
- На хрена мне в больничку?
- Жить хочешь? Поехали. Если тебя срочно врачам не показать, - точно каюк тебе будет.
- Кому – мне? – возмутился Куканов, забыв, что три минуты назад говорил то же самое, - с чего это мне каюк? А, да… Но ведь ты сказал – не рак!
- Не рак, - подтвердил Бусыгин, дожидаясь ответа в телефоне, - Костя! Ты меня извини, если что, но давай срочно к Артему, надо больного одного полечиться отвезти.
- Кого? Меня? В больницу? На хрена? Я в нашу больницу не лягу. Лучше так подохнуть!
- Что значит, - на хрена? Тромб у тебя! Проскочит куда не надо – и привет!
- Не хочу никуда… Тут подохну…
Куканов лег на пол.
- Полегче вроде, – сказал он, - тут помирать буду.
- Ну вот… Хочешь, Артем, у тебя тут Куканов помрет? – спросил Бусыгин.
Вереницын помотал головой. Куканов в который уже раз сморщился и заплакал.
- Убийца я… убийца… За это мне все…
- Что ж его так трясет? – спросил Артем.
- Хорошо, если не падучая… А от тромба что-нибудь… Или от нервов…
Наконец пришел Кашин. Они с Бусыгиным подняли Куканова, который совсем обмяк, подхватили под руки и потащили в машину.
Артем помогал им спустить его с крыльца, а потом сел прямо там, где стоял – на последней ступеньке. Он чувствовал, что сил уже никаких не было, хотя он почти ничего не делал.
- На жизнь хотел посмотреть? – сказал он вслух, но самому себе. - Да? На жизнь?
Он сидел, не шевелясь и ни о чем не думая. Вокруг него веселился, завершаясь, августовский день, ветер трепал белые от солнца верхушки яблонь и ворошил траву в волглых синеватых тенях под деревьями. Если бы не он, - было бы жарко. А от его дыхания всё вокруг наполнялось бодростью и хотело шевелиться, копошиться, искать и таскать еду, расти и трепетать под его потоками. Всё – жучки, червячки, птички, мышки и коза Бабы Маши. Всё - только не Артем. Он просто сидел и думал: «И это жизнь - и Куканов - жизнь. Все это очень странно и… оставьте меня в покое». Точнее, даже «думаньем» это нельзя было назвать. Слова приходили и уходили сами, без малейших усилий воли, - потому что их – усилий – и быть не могло.
По тропинке быстрым шагом возвращался Бусыгин. Он улыбался. Он подошел к Вереницыну и спросил:
- Что, заморили мы тебя, Артем?
- Заморили, - как эхо ответил парень, - ноль эмоций…
- Ладно, ты сиди… Ничего, если я заберу у тебя тот таз?
- Таз? Куда я тряпки кинул?
- Нет, который на задворках висит.
- Забирайте…
Бусыгин на несколько секунд скрылся за яблонями, потом вернулся с тазом и мимоходом сказал:
- Ну, мы в больницу, Артем.
- Я понял. До свидания.
- До свидания.
Вереницын посмотрел вслед бывшему следователю и подумал: «Зачем ему нужен таз? Он что, тоже сошел с ума? Хотя почему бы нет?.. Это совсем немудрено…»
В приемном покое в специальной комнатке за сложной стеклянной конструкцией сидела пожилая строгая дама в белом халате, смотрела телевизор, и, иногда отрываясь от него, принималась заполнять какой-то журнал. Тот факт, что в помещение зашли трое мужчин, один из которых хромал и шел, опираясь на плечи спутников, нисколько ее не заинтересовал.
- Давай-ка, Куканыч, посиди тут, - сгрузил пациента на стул Бусыгин.
Куканов покорно сел на скамейку, вытянул ногу и, пока Анатолий Михайлович собирался духом, чтобы заговорить с суровой медработницей, медленно произнес:
- Люди – как грибы.
Кашин с Бусыгиным переглянулись. А Витя развивал мысль:
- Бывают, знаешь, грузди, а бывают белые. Сырежки такие бывают и рыжики встречаются. А то, такие поганки бывают… бледные, мухоморы, б…
- Согласен, - сказал Бусыгин, - вы тут с Константин Иванычем все обсудите, а я пойду потолкую.
Он подошел к окошечку в стеклянной перегородке и поздоровался. Дама сняла очки и вопросительно посмотрела на него.
- Нам бы врача, - сказал Анатолий Михайлович, - тут у нас больной…
- Полис, – сухо обрезала медработница.
- Такое дело… полиса нет.
- Тогда извините. Читайте объявления.
Одно из объявлений гласило, что прием ведется только при наличии полиса.
